Сон, ставший жизнью
Андрей Сиротенко
Вам часто снятся кошмары? Страшные сны, леденящие душу и заставляющие сердце учащенно биться. Обычно нам удается проснуться и не досматривать кошмар до конца. Но что, если все страшные сны будут являться в реальной жизни? От них не скрыться. Не ущипнуть себя за руку, разорвав страшное видение. Их придется досмотреть до конца, хочется вам того или нет. И от того, как вы преодолеете все ловушки кошмаров, зависит, погибнете вы наяву или нет.
Андрей Сиротенко
Сон, ставший жизнью
Пролог
Широкая пыльная дорога уводила его вдаль. Солнце ярко светило над головой, собираясь яркими лучами в золотистых колосьях ржи, окружавших его со всех сторон. Далеко внизу, рядом с фермой, паслось стадо коров. С другой стороны, из-за плотно закрытых ворот, доносился звук мотора трактора. Несколько минут назад мимо проехала какая-то машина, увозя за собой плотный столб пыли и оставляя ему лишь еле видимую дорожку от своих шин. Протекторы ненадолго впечатались в сухую землю, уже с неделю и слыхом не слыхивавшую о дожде. Зелёная трава маячила впереди. Дорога то поднималась немного вверх, то, наоборот, ощутимо снижалась. Здесь всегда было много ядовитых змей. Настолько много, что они порой запросто пересекали ему путь, устремляясь с одного края тропы на другой. Он перестал пугаться их после того, как трижды прошёл эту дорогу сам. Своими ногами.
Звуки постепенно затухали, по мере того как он продвигался дальше. Его телосложение не отличалось гибкостью или слаженностью. Спину он часто горбил, поддаваясь той вредной привычке, которую успела выработать в нем сидячая работа. Его полотняные штаны давно уже покрылись коричневым слоем пыли, а грубая льняная рубаха, неприятно царапающая кожу, была хороша лишь тем, что не давала телу вспотеть и накалиться до предела под действием стрекочущей жары. Тем не менее он продолжал идти вперёд, не обращая ни на что внимания.
Колосья ржи неожиданно раздвинулись, и из них шустрой размытой полосой пробежал серый заяц, не желая слишком долго попадаться на глаза незадачливому прохожему. Любая другая дорога, хоть сколько-нибудь длинная, всегда утомляла его. Но не эта. Три километра он проходил с завидной лёгкостью, минуя поворот за поворотом, небольшие подъемы и затяжные спуски. В вышине, пытаясь повторять путь незнакомца внизу, парил аист, расправив свои широкие крылья и следуя слабым порывам ветра. Его гнездо с вылупившимися птенцами находилось где-то неподалёку, однако он почему-то решил вот так развлечь себя: то стремительно падая вниз, почти приближаясь к голове человека, то грузно набирая высоту. Впереди показались редкие деревянные избы.
Он давно здесь жил. Вернее, приезжал на несколько недель и уезжал снова. Город его угнетал. Он не мог находиться там больше месяца. Воздух становился грязным и тяжелым, пища – однообразной и безвкусной, а цвета – неяркими и унылыми. Лишь в деревне он заново возвращался к жизни. Принято говорить, что в детстве всё было больше и лучше… В общем-то, да, это действительно так. А что ещё может увидеть маленький человечек со своим весьма небольшим ростиком? Он помнил те времена, когда ещё огромные серые волки стаями ходили в сумерках по его деревне, завывая мрачные песни на каждом углу и скребясь в двери. По ночам сон никак не мог прийти к нему, заставляя слушать все эти звуки и шуршания. Однажды волчья морда даже заглянула в окно, рядом с которым находилась его голова. Пасть хищно оскалилась, и с зубов закапала мутная слюна. Но прочное стекло сдержало настойчивые попытки животного проникнуть внутрь. Тогда он, трясясь, сидел на своей постели и плакал, уткнувшись лицом в колени и пуская в пижаму сопли. Волки неторопливо собирались около окна и принимались выть на луну. С каждым рассветом они уходили. Но вскоре возвращались вновь, чтобы опять бессмысленно биться о стекло и уходить… Может, всё это ему привиделось? Да нет, о волках рассказывали многие. Только если это всё же правда, куда хищники подевались сейчас?
Дорога последний раз круто забирала влево и подводила вплотную к первым неказистым домам, наполовину покосившимся от времени. На улице было пусто. В принципе, это не так уж и странно. Необычно было другое: куда-то подевался привычный шум деревни. Скрип рукоятки, поднимающей полное до краёв ведро из глубокого колодца, кудахтанье кур и крики петухов, лай собак и пение птиц – всё это вмиг исчезло и как будто совсем не собиралось возвращаться.
Он, стараясь абстрагироваться от этого странного наблюдения, шёл дальше. Вот и его хата. Хлипенький забор и шаткая калитка в нём. Всё та же лавка, буквально вросшая в боковую стену его избы. На крыше ровной линией лежала подгнившая лестница. Рядом устремлялась вверх кирпичная труба. Калитка обыденно скрипнула за его спиной. Трава во дворе была весьма бедной – не успевала вырасти как следует, так как её с завидной постоянностью выщипывали куры. Поднявшись на крыльцо, он нажал пальцем на железную ложку, представлявшую собой своеобразный ключ, и вошёл внутрь.
В сенях, как называли это помещение в деревнях, толпился народ. Много людей. Он, расталкивая потных односельчан, проследовал дальше. Некоторых с места сдвинуть было трудно. Другие сами уходили с его пути, стоило лишь ему коснуться края их одежды. В центральной комнате он увидел… широкий гроб и крышку, обитую красным материалом, стоявшую рядом. На столе у стены горели свечи. Женщины в чёрных платках всхлипывали, понурив головы. Мужики утирали бородатые рожи и тоже смотрели куда-то в пол.
– Что здесь происходит? – спросил он у стоявшего рядом человека.
Но все они молчали, словно и не слыша его вопроса. Словно и не было его тут.
– Что здесь происходит? – чуть громче повторил он.
Ответом ему снова была немая и унылая тишина. Лишь спустя несколько минут к нему из общей толпы протиснулся какой-то человек. Борода его имела рыжий окрас, выглядев при этом неопрятной и непричесанной. Зубы во рту располагались кривым частоколом. Волосы явно давно не мылись, а рубаха и штаны были порваны и неаккуратно заштопаны.
– Похороны, – выдохнул он не совсем приятный запах изо рта, дружелюбно скалясь ему в лицо.
– Чьи?
– Сходи посмотри… – дед показал рукой на гроб.
Он не пытался добиться ответа от странного собеседника. Не задумался о необычности этой ситуации… Не задумался вообще ни о чем. Он в два шага миновал расстояние, отделявшее его от цели, и осторожно заглянул внутрь. Там, к его большому удивлению, лежал… он сам…
– Быть этого не может… – сбивчиво пробормотал человек, не переставая креститься при этом.
– Может, – широко улыбаясь, заверил его односельчанин. – Знаешь, – подумав, продолжал он, – мы с тобой, кстати, оба мёртвые… – он замолчал, ожидая его реакции, но человек, похоже, был настолько ошарашен увиденным, что не оценил интересной подробности, услышанной от странного деда. – Однако ты ещё можешь вернуться к жизни, в отличие от меня…
– Бред, этого не может быть… – он пытался ухватиться… Пытался и дальше не верить, что это правда.
– Тогда почему все эти люди не слышат тебя? Не слышат меня, – громко и надменно произнёс дед, тыча в бок кулаком мужчину, стоявшего рядом с ним. – Конечно, я могу тебе сказать что-нибудь другое… Например, то, чему ты поверишь, что ты хочешь услышать… Но зачем? – он улыбнулся своей уже знакомой кривой улыбкой. – Главное, ты должен знать, что можешь ещё вернуться к жизни, в отличие от меня… – ещё раз повторил дед ранее прозвучавшую фразу.
– Но как? – прерывисто похрипывая, спросил он, слегка растягивая паузу между словами.
– Тебе часто снились кошмары, но ты всегда просыпался намного раньше, нежели они должны были закончиться. Дар у тебя такой, что ли, – дед как-то саркастически развел в стороны руками, не снимая с лица улыбку. – Но это и неважно. Главное то, что однажды ты не смог проснуться, не смог настолько сильно испугаться, чтобы вернуться из своего сна, очнуться на смятой простыни… Или же, напротив, испугался настолько сильно, что все твои органы чувств не смогли вытащить тебя оттуда. Ты досмотрел тот сон и… умер.
Дед нарочно замолчал, наблюдая за эмоциями на лице человека. Собеседник неподвижно стоял и, не моргая, смотрел на гроб в середине избы…
– Но если ты проживёшь все свои предыдущие кошмары и не отправишься на тот свет, то этот сон… – дед сверкнул глазами и придвинулся ближе к нему, выводя его из минутного замешательства, – можешь не досматривать…
Односельчанин громко расхохотался, то и дело хватаясь обеими руками за живот. Человек сделал шаг назад, тряся головой в надежде, что гроб исчезнет, как и всё вокруг, и остановился.
– А чтобы ты не забыл об этом, я буду тебе постоянно напоминать, давать подсказки и наводить на правильный путь очередного кошмара.
– Кто ты? – он посмотрел на деда стеклянным взором.
– Узнаешь позже… Помни, тебе надо успеть всё сделать до того, как они, – он обвёл рукой собравшихся, – тебя похоронят…
Лицо односельчанина быстро таяло, растворялось в других лицах собравшихся здесь людей. Гроб закрыли крышкой и стали медленно уносить из хаты…
Глава 1. На краю сновидений
Какая-то неведомая сила, словно пушинку, оторвала мою голову от подушки. Привидится же такое! Принято говорить, что от кошмаров человек просыпается в холодном поту, но со мной такого почему-то никогда не случалось. Всегда пробуждался и замечал за собой лишь то, что моё сердце готово было выпрыгнуть из груди. Больше ничего. Хотя нет, ещё испуг. Бескрайний испуг, давящий на виски, не позволяющий снова раствориться в мире грёз. А если и закрываешь глаза в поисках безопасного пути в страну снов, то воспалённый мозг продолжает прокручивать от начала до конца увиденное тобой несколькими мгновениями ранее. Или же на бис повторяет самые последние и, как правило, самые душераздирающие сцены. Б-р-р…
Одеяло проворно отлетело к стене. Я бодро вскочил с постели и подошёл к окну. Куда ночь – туда и сон. Куда ночь – туда и сон. Куда ночь – туда и сон. Я всегда трижды говорил эту фразу, увидев очередной свой кошмар с малоприятным финалом. Так меня научила мама ещё в далёком детстве. Хотя уместно ли здесь это прилагательное, когда тебе чуть больше двадцати восьми лет?! Но мне зачастую хотелось казаться старше, чем я был на самом деле. Может, потому, что я многое успел познать в этой жизни. Причём большая часть из этого «познанного» была получена по классической схеме «на ошибках учатся». Однако, как ни странно, именно такая методика надежнее всего фиксирует в подсознании верные ходы и решения, ведь если ошибся кто-то другой, то далеко не факт, что так же случится и у тебя. А вот когда сам по голове получил… А может, и потому, что все хотят казаться взрослее. Нет исключений. И только со временем понимаешь, что поскорее стать взрослым – одна из главных ошибок в нашей жизни… Так любит говорить один мой знакомый, разменявший недавно четвертый десяток.
Крики петухов, возвещавших восход солнца, я уже, по всей видимости, пропустил, так как небесное светило успело повиснуть в двух метрах над тонкой и расплывчатой линией горизонта. Мухи неистово бились о стекло и настырно жужжали, пытаясь вырваться на волю. Стекло с потрясающим спокойствием сдерживало эти слабые удары. На небе, в тон ещё не успевшему до конца проснуться солнцу, краснели облака. Я отодвинул в сторону занавеску и взглянул вниз, на грядки. Слева по-прежнему рос горох, в дальнем правом углу находилась картошка, напротив неё – красная смородина. Прямо под моим окном располагались кочаны капусты, зеленели хвостики моркови и помидоры с огурцами. Да уж, им-то и вовсе нет дела до моих кошмаров.
Я повернулся лицом внутрь хаты и, зевнув, потянулся. Часы монотонно тикали, пытаясь преодолеть притяжение восьми часов утра. Значит, коров пастись уже повели. Странно, я и это не услышал… Около крохотного окна у самого выхода из комнаты на электрической плите стояла сковородка, доверху наполненная чищенной картошкой, которую я предусмотрительно заготовил ещё с вечера. За ней, около самой стены, гордо возвышался холодильник. Он не работал лет пять, не меньше. Что-то сломалось в его механизме. Причём такую ёмкую и точную характеристику поломке дали именно в ремонтном отделе. Я не стал выяснять что, так как у мастеров и без того глаза округлились, когда они увидели мой холодильник, наверное, самый новый и модернизированный во всей нашей деревне. Кстати, такое же «что-то» сломалось и в моём телевизоре и радиоприёмнике. Неужели эта таинственная и непонятная деталь есть в любой новой вещи, собранной из иноземных плат, схем и резисторов с транзисторами?! Вопрос риторический. Даже саркастический. Любой бы его задал, увидев наших ремонтников.
Мой взгляд остановился на столе, где обычно находились всякого рода газеты и жёлтые листы старых тетрадок в клеточку. Однако, как я и ожидал, там ничего не было, так как ещё позавчера я нашёл в себе достаточно сил, чтобы прибраться здесь. Хотя, если быть честным, творческий беспорядок лишь немного утрамбовался, переместившись на дальний угол стола, но всё же это оказалось лучше, чем пить, есть и работать на поверхности, полностью заваленной листками бумаги. Значит, это всё-таки был сон… Конечно же сон! А разве стоило ожидать чего-то другого?! Ведь это же всего-навсего видения моего мозга, уставшего за долгий рабочий день. Только от чего ему было устать вчера, если он ничем таким не занимался?! Опять вопрос без ответа. Ну его!
Быстро натянув рабочие штаны и посеревшую от времени рубаху, я отыскал старые кроссовки около кровати и вышел на крыльцо, которое ещё совсем недавно являлось мне во сне. Спустившись вниз, я на какое-то мгновение застыл на месте и не мог дальше ступить ни шагу. В нескольких метрах передо мной сидел на раскладном стульчике совершенно незнакомый человек. На его голове красовалась своеобразная шапочка – такие обычно носят художники. Перед незнакомцем стоял мольберт, а в руках порхала кисточка, обмакнутая в зелёную краску. Сидел художник ко мне спиной, усиленно срисовывая красоты моего сада. Интересно, откуда он взялся и что ему надо именно от моего дома и участка?
Носы моих потрепанных кроссовок быстро стали влажными, впитав в себя разноцветную росу прохладного утра. Я осторожно подошёл к незнакомому человеку и указательным пальцем постучал по его плечу.
– Я вам не помешал? – вопрос с моей стороны казался несколько издевательским, но иной интонации я выбрать не смог.
– Нет, что вы! Я уже практически дорисовал, – его чисто выбритое лицо скривилось, как от оскомины, а приоткрывшийся рот обнажил идеально белые зубы.
Тогда со скольких он здесь сидит? Я мельком взглянул на его рисунок. Довольно неплохо, надо сказать. Краска лежала ровно, хотя мне казалось, что художник рисовал немного небрежно, предпочитая широкие мазки точечным касаниям. Деревья выглядели как живые. На секунду мне даже почудилось, что они легонько шевелят ветвями, помогая себе зелёными листочками. Тени тоже были чёткими и правильными. Художник с точки зрения своего творчества вызывал во мне лишь одни положительные эмоции в свой адрес. Пусть я и не был искушенным знатоком, но придраться мне было не к чему. И всё-таки что он делал именно на моём участке? Как-то не очень хотелось верить в подобные случайности после такого странного сна.
Я снова перевёл взгляд на художника, успевшего к тому времени сделать ещё парочку штрихов на своём и без того практически безупречном рисунке. Склонив голову набок, он сощурил глаза, изучая свою картину и давая понять, что работа окончена.
– Вы, вероятнее всего, желаете узнать, как я здесь оказался? – человек вопросительно посмотрел на меня.
– М-м-м-м… В общем-то, да, – честно признался я, пожимая плечами.
– Я проходил мимо. У меня автобус с утра, – да, действительно, припоминал я, автобус уходит с остановки именно в девять, но отчего же он вышел из дома так рано? – Я живу здесь неподалёку, – его рука указала на северный конец деревни, – там новый дом такой…
– Знаем-знаем, – в тон кивнул я, воскрешая у себя в памяти вышеназванный объект.
– Так вот, я недавно его купил, – он заискивающе улыбнулся.
Я перевел взгляд на сарай у забора и принялся ещё раз собирать в кучу всё то, что увидел в кошмарном сне. Если на секунду поверить, что ночная фантазия правдива, то художник появился тут неспроста. Размышляя над возможными вариантами, я быстро глянул на незнакомца. А минуту назад его глаза так же испуганно бегали? Почему лоб покрылся мелкими бисеринами пота? На улице нежарко…
– Здесь, видите ли, места красивые. А я вот немного картины рисую. У меня своя выставка в городе, так я и решил образы у вас порисовать… А вы давно тут живёте? – заикаясь и сбиваясь, протараторил он.
– Порядком, правда, всё больше летом и весной, – решив ничего не таить за душой, ответил я, пристальнее наблюдая за его глазами и изменениями в мимике лица.
– А я вчера побывал у вас на речке. Удивительное место! – что ещё ты собираешься рассказать тому, кто в деревне в этой живет давным-давно? – Вы тогда, если будет время, присмотрите там за моим домиком, а то мало ли что…
– У нас не воруют. Не город, знаете ли, – ласково ответил я, продолжая буравить его своим немигающим взглядом. – А вообще – заходите, – я радушно распростёр руки в разные стороны. Правда, голос мой оставался холодным.
– С превеликим удовольствием! Но как-нибудь в другой раз.
Художник грузно поднялся со своего стула и принялся складывать мольберт и кисточку с разноцветной палитрой в небольшую сумку, которую он держал перед собой. А может это действительно самый обыкновенный человек, недавно купивший у нас дом, а я просто накручиваю себя? Может, я просто параноик, который рано или поздно начнет бояться своей тени? Может быть. Вот только почему-то не слышал я о том, чтобы кто-то приобретал хату на самой окраине деревни в последние два месяца.
– Позвольте, а не скажете ли, когда вы у нас домик прикупили, я просто смутно помню об этом факте? – я вырос перед ним, сложив руки на груди.
– Отчего же? Скажу. Пять дней назад.
Враньё, ничего такого не было. И вообще последние изменения среди владельцев изб в этой деревне произошли полгода назад, когда умерла старуха Анна, и в её дом переехали дети. Давно она болела. Года два. Врачи нашли у неё какое-то неизлечимое заболевание и предсказали ей ещё три года жизни. Но старуха почему-то умерла намного раньше положенного срока. Большего о ней не знал никто. Дети её оказались такими же скрытными, как и она сама. Я и вовсе их видел за всё это время раза три. И то они не пожелали со мной разговаривать, быстро вернувшись в свою тёмную избу. В принципе, о старухе тоже никто ничего хорошего не говорил. Большинство считало её чёрной колдуньей. Остальные – ворожеей, которая насылает различные болезни на скот, женщинам приносит выкидыши, а урожаю – дожди и гниение…
– Ах, да-да, – проговорил я, сопровождая свои слова постукиванием ладони по макушке, как будто бы и в самом деле передо мной всплыла картина нового счастливого владельца избы, приобретающего её практически за бесценок.
– Ну вот и прекрасно!
Художник раскрыл свою сумку, чтобы засунуть туда мольберт. Я невзначай заглянул внутрь. Помимо кистей и красок я успел там разглядеть ещё парочку картин, нарисованных художником, по всей видимости, ранее. Интересно было бы посмотреть на те пейзажи, что он запечатлел на них: вдруг выбор мест натолкнул бы на что-то…
– Кстати, – неожиданно произнёс художник, заставляя меня вздрогнуть и оторваться от приставучих рассуждений, – я тут успел пару рисунков сделать, не желаете ли ознакомиться с ними?
– Не откажусь, – озадаченно ответил я, не веря тому, что художник так точно прочитал мысли, крутившиеся у меня в голове.
Он бережно извлек из сумки исписанные холсты и принялся поочередно располагать их передо мной. На первом красовалась наша быстрая речка. Вернее, на картине она отнюдь не была таковой. Художник рисовал её вечером, так как в прозрачных водах отражалось заходящее алое солнце и такого же цвета облака. А в то время суток деревенская речка никогда не показывает свой довольно крутой нрав. Ивы нависли над водой, грозя упасть прямо в неё. На одном из пней художник изобразил серого зайца, грызущего кусок коричневой коры. Додумал или в самом деле зверек вышел полакомиться к реке ровно в тот час?
На следующем холсте было изображено золотое поле пшеницы. Колосья в едином порыве слегка наклонились в сторону, видимо, под напором ласкового теплого ветерка, дувшего в тот момент, когда художнику вздумалось зарисовать великолепный пейзаж. На дальнем плане я увидел высокий дуб и чей-то старый дом… После шестого холста мой взгляд стал рассеянным, и я уже не замечал тех мелких деталей, которые бросались мне в глаза на первых двух картинах. Да и вообще плохо помнил, что было на них нарисовано.
Однако новый холст заставил меня поежиться и вздрогнуть. На нём художник изобразил мрачную процессию, окружающую гроб. Люди шли на похороны. Я пристально всмотрелся в рисунок. Крышка гроба, несомненно, была красной. А за процессией возвышался… мой дом…
– Когда вы сделали этот рисунок? – сбивчиво проговорил я, поворачиваясь лицом к художнику.
– Часа три назад… Я вам очень соболезную… Наверное, вашего родственника хоронили? – постарался приободрить меня незнакомый человек.
– Нет-нет… Но ведь с утра не хоронят. Не принято же… Всегда после обеда… – я сам не понимал, что за чушь несу, а художник сочувствующе смотрел на меня, порой даже кивая головой.
– Не переживайте так. А что с раннего утра хоронили, до восхода солнца, так это уже не мне знать почему… – он виновато развёл руками.
Нет, это не обычный художник. Что-то в нём есть довольно странное. И не мог он дом купить пять дней назад. Не мог! Неужели тот сон был правдой? Я ещё раз посмотрел на своего визави, пытаясь ухватить за хвост то, что вертелось в голове, и материализовать эти опасения в реальном мире, но так ничего и не нашёл в образе собеседника.
Однако этот рисунок был не последним в его коллекции. К моему великому удивлению, на следующем холсте, вытянувшись в струнку, стоял мой недавний знакомый из сна. Тот самый рыжебородый дед.
– А его вы когда зарисовали? – немного успокоившись, с расстановкой спросил я, предварив фразу глубоким вдохом.
– А тогда же. Он, значится, выходит из избы и спрашивает: «А вы, часом, не художник?». Я ответил, мол, есть немного. Он и попросил его нарисовать. Разве ж мог я отказать. Тем более посмотрите, какие у него чёткие черты лица. Одно удовольствие такие портреты рисовать, – он сложил пальцы правой руки в розочку и довольно причмокнул. – А рисую я быстро…
Внизу этого самого портрета я обнаружил занятную надпись: «Время решает всё».
– А-а-а-а…
– Эту фразу он сам меня попросил написать. Правда, в тему? – художник подмигнул мне и принялся любоваться своим произведением искусства.
Очень в тему… Всё-таки правда… А кошмаров за двадцать восемь лет мне приснилось порядком…
