Добрая сказка для взрослых
Татьяна Михася
Настоящая история – сказка, в реальности у героев вряд ли бы хватило смелости и решимости так переиначить свою довольно успешно сложившуюся жизнь. Да и чувство, зародившееся в юности, редко доживает до зрелости. Но, не только в детстве хочется верить в чудеса, взрослым тоже нужны сказки, добрые, светлые, теплые, примиряющие с несправедливым устройством мира. Герои этой книги рискуют и выигрывают, но не одни, им аккомпанируют неведомые высшие силы, побуждая нас в очередной раз задаваться вечным вопросом о соотношении персонального и фатального в построении человеческих судеб.
Татьяна Михася
Добрая сказка для взрослых
Моим дорогим…
Хотела поговорить с вами о любви…
I.
В этот раз Она была сверху. Он различал овал любимого лица в ореоле светлых волос, которые падали ему на лоб, веки, губы. Проснулся сразу и лежал, не открывая глаз, боясь выпустить из-под мокрых ресниц ликующее счастье. Наутро от ночного подарка остались тягучая тоска и ощущение потери, которое давно поселилось где-то пониже его левой ключицы.
С этим чувством они были знакомы уже больше 15 лет. Сначала, когда Она ушла, оно было огромным и всеразрушающим, с годами скукожилось и редко беспокоило своим появлением, вот как теперь, потревоженное сновидением.
Тогда их существование порознь казалось немыслимым, невозможным, но Она влюбилась, и ее понесло. Он говорил, что Она придумала себе этого принца, но в ответ получал полное отторжение его слов, его действий, да и его самого, она безжалостно вычеркивала его присутствие и участие в своей жизни. Отношения выясняли, понятно, на повышенных тонах, в сердцах наговорили друг другу много гадостей. В отчаянии Он корил себя, что не поженились сразу. Нашел панацею! Как будто кого-то когда-то останавливал штамп в паспорте! Уж точно не ее.
Они были вместе почти 10 лет, связанные телами, чувствами, мыслями, а главное, общей работой и жизненными целями, которых можно было достичь только вдвоем. Они сами выбрали такое существование еще в детстве, добивались своего со страстью маньяков, были вознаграждены успехом, известностью, победным чувством восхождения на вершину. Но «если бы молодость знала», что на алтарь своей одержимости им придется положить обычную жизнь, которую вело большинство их сверстников и в которую они, взрослея, будут стремиться все больше. Желание вырваться из привычной колеи неизбежно должно было закончиться разрывом, побегом и открыванием новых дверей, за которыми, как казалось, скрыто припасенное для них, но пока недоступное счастье.
Ей побег достался легко, Она была его инициатором, ее вынесло на крыльях любви, а убеждение в собственной правоте не давало прорастать чувству вины. Она сразу забеременела, родила одного ребенка, а следом другого. Очень похорошела, супружество и материнство были ей к лицу.
Его побег был на разрыв аорты. Горький коктейль из утраты любимой женщины, оскорбленного самолюбия, обиды за несправедливые упреки, предательства их прошлого, приправленный тоской и безысходностью, ему предстояло испить одному. Он тоже изменился, нет, не сломался (не дождетесь!), но взгляд как-то померк. Со временем к его мужской красоте и стати прибавились вальяжность, респектабельность, лоск; жизненные успехи и материальное благополучие позволяли держаться уверенно, а романы с красивыми и известными женщинами одарили его славой сердцееда. Только глаза уже никогда не будут прежними, видимо, что-то сломалось там, в глубине его зрачков.
В основе их союза было чувство, всепоглощающая юношеская влюблённость, которая сносит крыши, путает берега и мотивирует безрассудные поступки. Но в их случае она стала еще и мощным инициатором дальнейших жизнетворящих действий, объединив, а значит удвоив стремления, умения, упорство. А еще эта любовь окрашивала нежной акварелью и их самих, и все, что они делали. Воистину, поцелованные огом дети!
Огонь не горит долго, особенно оставленный без внимания и поддержки. Они убеждали себя самих и зачем-то окружающих, что их связывает уже не любовь, а крепкая дружба, почти родственные, братские чувства, и это даже лучше, так как навсегда. А по ночам они были любовниками, счастливыми любовниками. Потом Он будет тосковать по маленькому хрупкому телу, с миниатюрной грудью и попкой, уютно умещающейся в его руке. После родов ее фигура несколько округлится, грудки увеличатся, и эта метаморфоза больно резанет его при встрече.
Они думали, что их любовь себя изжила, ей на смену пришли рутина, обыденность, привычка. Но даже не догадывались, что в их случае это было нечто другое – врастание друг в друга, тот редкий природный феномен, который достается смертным как приз в лотерее и лишь иногда осознается и принимается выигравшими его счастливчиками. Увы, не ими. Молодые, мечтающие о новых поворотах судьбы, желающие сразу всего: свежих чувств, встреч, впечатлений, они не смогли оценить этот дар. Но кто бросит камень?
Его жизнь сложилась более чем успешно: богат, удачлив, известен, привлекателен. Заводил романы, влюблялся, женился, разводился, вновь женился, заимел детей. Вот они, атрибуты счастливой жизни, есть все, о чем мечталось и чего хотелось. Он гордился собой: всегда умел ставить цели, формулировать задачи и работать, много работать. Казалась бы, жизнь удалась! Но зачем тогда эта маята, родом из тревожащих душу сновидений?
Ее брак просуществовал недолго, принц (он же «козел» в его формулировке) оставил семью, а скоро перестал интересоваться их детьми. Он еле удержался от пошлого: «А я тебя предупреждал!» Она много и интересно работает, при ней ее авторитет и известность. Нужда, слава богу, обошла стороной, все-таки в молодости им удалось вполне прилично заработать. Забрала к себе маму, та помогает растить внуков и по хозяйству. Никогда не жалуется и не просит помощи, всегда была такая, маленькая леди со стальным характером. Она считает его другом, а Он готов все к ее ногам, потому что – самая желанная. Вот ведь как бывает!
II.
Их отношения со стороны выглядели дружескими. Они нередко виделись по работе, на светских мероприятиях, в компании общих друзей, в доме у его родителей, которые знали ее еще девочкой, любили как дочь, называли ее детей внуками. На людях держались официально, обращались друг к другу по имени-отчеству. Окружающие не переставали удивляться, как такой красивый роман выродился во что-то постно-тусклое, многие не верили и считали, что они таки любовники, мастерски скрывающие свои отношения. Когда до него дошли эти слухи, подумал: «Вашими бы устами…»
Она держалась индифферентно, порой казалась даже чужой. Когда Он однажды попробовал в шутку ее приобнять, то с пугающей ясностью ощутил, что ей неприятны его прикосновения. «Даже так?! До такой степени?!» Убрал руку (понял, не дурак!) и в дальнейшем старался избегать любого тактильного контакта, даже когда Она передавала ему чашку или какую-нибудь деловую бумагу. У него самого был опыт омерзения от прикосновения нежеланных рук. Разговаривали о работе, о погоде, о здоровье и, конечно, о детях. Она старательно создавала образ деловой женщины, для которой, однако, материнство является главной ролью.
С ним все было иначе: его буквально било шокером, когда Он видел ее, слышал голос, чувствовал запах. Эти встречи заряжали его жизнь, а если интервал между ними увеличивался, то садился аккумулятор. К счастью, ей можно было писать на WhatsApp, и она не отказывалась отвечать. Оба старались сделать эти короткие тексты легкими, беззаботными, отвергающими вероятность существования между ними каких-то иных, помимо дружеских, отношений. Он держался за это виртуальное общение как за последнюю связывающую их ниточку. Встречи и переписка с ней составляли бережно охраняемый им особый мир, существующий параллельно его жизни и не нарушающий ее течения, как дублер у большого проспекта. Он не отказывал себе во флирте и увлечениях, которые поначалу сулили перспективу избавления от хронической болезни, но быстро приедались, таяли, не оставляя и следа воспоминаний. И он снова съезжал на свой «дублер».
Приехал проведать родителей. После ужина мама пошла смотреть телевизор, а Он остался на кухне с отцом и неизбежностью назидательной беседы.
– Леша, сынок! Ну что ты мечешься? Чего тебе не хватает?
Понял, что родители уже в курсе его очередного зигзага, подробности которого так смачно растиражировала желтая пресса.
В юности Он любил повторять: «Влюбленный мужчина самый целомудренный – ему нужна одна женщина». Так оно и было, в той жизни, которая до, а жизнь после оказалась примитивной и циничной, подобным мерехлюндиям места в ней не было. Он давно перестал надеяться раствориться в любимых глазах: чаще всего в этом не было необходимости, иногда откровенно мешало, а в некоторых случаях было категорически противопоказано.
– У тебя есть семья, красавица жена, хорошие детки. Что еще надо? Живи и радуйся.
Он и сам так часто думал, вернее, уговаривал себя, особенно после близости с женой, или общения с детьми, или больших семейных праздников, которые любил устраивать в своем загородном доме, куда съезжались родственники и друзья, творя эйфорию счастья. Но все это вызывало лишь временную анестезию.
– Пап, я все ищу… Хочу, чтобы было, как у нас с Лялей. Но оказывается, так может быть только с ней.
– Значит, надо поговорить, объяснить, на то вам дана речь.
– Если надо объяснять, то объяснять не надо.
– Никогда не понимал этой твоей абракадабры.
Он считал, что любовь между мужчиной и женщиной – самая невербальная область человеческих отношений. Влюбленные понимают друг друга с полувзгляда и полужеста, а слова, так важные для научных дискуссий, обсуждения бизнес-планов, предвыборной агитации и пр., для них вторичны. Каким суррогатом можно заменить всполох любимых глаз при встрече или нежданное касание, рождающее сладкую дрожь по телу? Неужто банальным: «Я тебя хочу»? Мало того, любящие люди способны понимать друг друга без участия органов чувств, через возникающее между ними некое намагниченное поле. Если между Ним и Ею этого поля нет, чем же тут могут помочь слова и сложенные из них объяснения?
У него вообще выстроились непростые отношения со словом. Он всегда хорошо говорил, бойко общался с журналистами, не тушевался, находил интересные метафоры, умел вовремя пошутить. Но не признавал велеречивого выражения чувств, особенно интимных. Не понимал героев классических романов, которые объясняются друг с другом на нескольких страницах, побуждая утомленного читателя мысленно призывать их уже начать действовать. Всегда испытывал неловкость, когда на каких-то юбилеях супруги начинали славить друг друга, умаляя своей пафосностью искренность сказанного. На последнем его дне рождения жена, поднимая за него тост, сказала, что благодарна ему за детей. Для Него прозвучало, как нож по стеклу. А уж в постели какие могут быть слова? Хотя… Лялька, когда он входил в нее, всегда верещала: «Лешик, Лешик, Лешик…Лешечка!» Но разве это слова, это музыка!
III.
Он стоит у школьной доски и не может ответить, с изумлением понимая, что не учил, и даже не читал, и вообще не ориентируется, какой это предмет. Его буквально накрывает парализующая беспомощность Ему хотят помочь, но к ужасу своему он не слышит подсказок.
Если сны – это отголоски случавшегося, почти забытого, прорвавшиеся на поверхность спящего сознания, то этот сон явно неординарный: ситуация, в которой он никогда не бывал, ощущение, которое никогда не испытывал, учился всегда хорошо. Да и ладно бы, к утру уже забыл. Но ведь нет, ходит за ним, не оставляет навязчивое беспокойство, свербит, понуждая не то искать какой-то ответ, не то принимать какое-то решение. Мешает сосредоточиться необычный звук, похожий на школьный звонок…
На исходе зимы Он с женой заехал в бутик за очередной тряпкой. Жена пошла в примерочную, а Он стоял в холле и держал ее шубу, одновременно пытаясь что-то набрать в телефоне. Открылась дверь, зазвенел колокольчик, Он поднял голову – в дверях стояла Она, Оля, по-домашнему – Ляля. Сначала упало сердце, за ним – шуба и смартфон. Растерянный Он нагнулся поднять, вновь дверь, колокольчик – ее и след простыл.
– Привет! Это ты была или моя навязчивая галлюцинация7
– Я была. Шубу не потерял?
– Почему ты там, где я?
– Город маленький.
– Нас просто тянет друг к другу. Не находишь?
– Размечтался.
– А я рад был тебя увидеть. Выглядишь – сногсшибательно.
– Ты ко мне необъективен.
– Сущая правда.
– )))
Удивительная, будоражащая душу встреча. Не помнит, чтобы раньше случалось что-нибудь подобное. А еще казалось, что звенел колокольчик, наверное, тот, что в бутике на двери…
В последних числах весны Он отправился по делам в один столичный европейский город, хорошо знакомый и не раз посещаемый. Захотелось на поезде, почему-то, хотя самолетом было быстрее и привычней. Вышел из вагона, пошел по перрону к выходу из вокзала, таща за собой чемодан на колесиках и уткнувшись в смартфон. Неожиданно его движение резко прервалось, так как чемодан за что-то зацепился. Это что-то тоже был чемодан, покрупнее, чем у него и ярко-розового цвета, а принадлежала эта кладь некой особе небольшого роста. Она уже наклонилась, пытаясь разобраться с аварией. Светлые волосы до плеч скрывали лицо.
– Черт, черт, черт! Такого не может быть! Такого не бывает!
– Оля?!
– Алексей?! Вот так сюрприз! Что ты здесь делаешь?
– Прибыл на конференцию. А ты меня встречаешь?
– Шутишь? Я возвращаюсь домой. Вон мой поезд. Опаздываю, попутала пути и платформы. А тут еще такое приключение! Посмотри, пожалуйста, чем мы могли зацепиться?
– Судьбами, Ляля.
– Смешно.
Он расцепил чемоданы.
– Готово.
– Ура! Можем продолжать движение. Ну, пока.
– Пока.
Чуть отойдя, обернулась:
– Рада была… зацепиться.
– А я – увидеться.
Хорошо, что можно писать, а не звонить: не выдаст дрожащий голос или излишне бравурный тон, не расстроит ее нелюбезность, будто звонок не ко времени.
– Привет!
– Привет! Ты как? Багаж цел?
– Хочешь угадаю, что ты делаешь? Лежишь на полке своего купе.
– Ну, ты знал! А ты в номере?
– Да, в нем.
– Я тоже угадаю. Ты лежишь на кровати, она большая, ты вытянулся по диагонали.
– Все так. Можешь подрабатывать ясновидящей. А помнишь, как мы шли по этому перрону вместе, в одну сторону, и я тащил два наших чемодана.
– Зацени, насколько легче тебе теперь, ты везешь только свой.
– Да уж. Зачем тебе такой монстр ярко-розового цвета?
– Он очень вместительный. А цвет у него – давленной брусники.
– Такой есть?
