Я за предел обыденности рвусь,
Вся жизнь моя – побег из Алькатраса.
Сквозь смех бесстыдно обнажится грусть.
Клочками чувств усеян путь к Парнасу.
Порою час смятенья настаёт,
Когда никто не может дать совета.
Я, может, занял место не своё,
Рифмач, что возомнил себя поэтом.
Но только нет другого мне пути.
В лицо плевки, и в кровь натёрты ноги.
Я падаю, но должен вновь идти.
Я буду верен выбранной дороге.
Жрите
В закостенелом мирке обывателей
Душа превратилась в ненужный балласт.
Только презрения вашего хватит ли,
Чтобы сожрать непохожих на вас?
Жрите мечтателей, жрите романтиков,
Поэтов, юродивых – всяческий сброд.
Жрите. Хорошей вам всем перистальтики.
Здесь наших терзаний никто не поймёт.
Мы одиноки, всегда на обочине.
На скромных стишках не поднимешь бабла.
Мы ведь не хлебом земным озабочены,
Дорогами духа судьба нас вела.
Вы же слепые, морально убогие,
Сердце закрыто для искренних чувств.
Неисчислимые, полчища многие,
Жрите. Ваш так заразителен хруст!
С печенью, жилами, с потом и кровушкой
Жрите того, кто не в вашем строю.
Только душа его станет соловушкой,
Чтобы допеть свою песню в раю.
Время
Не сумел я найти своё место в строю,
Как полжизни проглочено бездной.
Нет опоры. На зыбком песке я стою,
Время правит здесь хваткой железной.
Я жар-птицу за хвост ухватить не успел,
Опоздал на карьерные лифты.
Не нашёл свой мотив и о главном не спел,
Не прошёл я по лезвию бритвы.
В океане времён исчезает ладья,
Неподвластна нам эта стихия.
Время наш прокурор и суровый судья,
Так безжалостны годы лихие.
Непременно за счастьем приходит беда,
Мы теряем порой человечность.
Так из старого крана сочится вода,
Улетая в незримую вечность.
Жизнь лишь точка на координатной оси,
Яркий миг от рожденья до смерти.
Мы не вправе жалеть и о чём-то просить,
Затерявшись в безмолвье столетий.
Птицы
Отпускаю я птиц, пусть летят себе вдаль.
Это птица-обида и птица-печаль,
Это чёрная зависть, гордыня и спесь.
Пусть резвятся на воле, но только не здесь.
Птицы жизнь отравляли мою словно яд.
Час настал, но они улетать не хотят,
Над моей головой продолжают кружить.
Понимают – без них не смогу я прожить.
Непрошеный гость
Я вошёл в этот мир неприкаянной тенью,
На других не похож и повсюду не свой.
Непонятны слова, неуклюжи движенья.
Я, как странник, явился сюда на постой.
С малолетства не веря в богов и приметы,
Играм разума я предавался всерьёз.
Слишком сложный и слишком наивный при этом,
От людей убегал в мир фантазий и грёз.
Чёрный ящик – души моей странной потёмки —
Никому не даю приоткрыть хоть на дюйм.
Между злом и добром пробираюсь по кромке,
То не к месту насмешлив, то слишком угрюм.
Я не вписан в прокрустово ложе шаблона.
Не по сердцу мне нынешний иконостас —
Люди молятся на золотые дублоны.
Или как эта мерзость зовётся сейчас?
Миром правят продажность и непостоянство,
Неуёмная жадность, звериная злость.
Мне в потоке людей не хватает пространства,
На жестокой Земле я непрошеный гость.
Погостив ещё малость, отправлюсь в скитанья
По нехоженым далям галактик иных.
Мне б найти тот приют, где живёт пониманье.
Там навеки останусь спокоен и тих.
Музыка
Спустилась ночь, сияньем звёзд одета,
И музыка пронзает тишину.
Дрожит от звуков жаркий воздух лета,
В безмолвье слышно музыку одну.
Поёт и плачет звонкая гитара,
Мелодия над городом парит.
Нас добрые окутывают чары,
И музыка о вечном говорит.
И пусть коснутся трепетные звуки
Хоть чьей-то неприкаянной души.
Пусть кто-то к небесам протянет руки
И в лучшее поверить поспешит.
Я знаю, что играет не напрасно
Под небом одинокий музыкант.
Ведь сделать мир добрее и прекрасней
Способен только истинный талант.
Поезд
Я в детстве запрыгнул в грохочущий поезд
В каком-то лохматом году.
Комфортом не блещет, но мчится на совесть
Состав мой на полном ходу.
Проносятся мимо леса и озёра,
Полей необъятная даль.
Вокруг всё родное, привычное взору.
Одна у меня магистраль.
А поезд летит, отмеряя парсеки,
И нет остановок в пути.
Соседи пьют пиво, едят чебуреки.
Нет шансов отсюда сойти.
Мы с дамами шутим на полках плацкарта,
А в тамбуре спорим без дам.
Когда же приедем? Да как ляжет карта.
А главное – ждут ли нас там?
Есть где-то вдали ледяная пустыня,
Последний забытый перрон.
Там холод такой, что дыхание стынет,
Там вечный заснеженный сон.
А поезд всё ближе к своей остановке,
Не скажешь ему: «Задержись!»
Летит, пока уголь не кончится в топке,
Ведь это и есть наша жизнь.
Море
Ласковое море
Плещется у ног.
