Геннадий более спокойно и как-то виновато буркнул:
– А кому мне еще вот так запросто сознаться в своих грехах, как не тебе? Вере моей? Да не поймет она. А ты точно поймешь и зла держать не будешь. Я же тебя знаю как облупленного. – Он отрешенно махнул рукой: – Вот сознался тебе, и сразу легче стало. Как будто камень с души сняли.
Богданов с сожалением посмотрел на друга.
– Что-то ты сегодня не в духе. Случилось что-то?
Суржиков сумрачно посмотрел на Леонида:
– Да ну, чертовщина какая-то. Представляешь, приснился дурацкий сон. Будто на том месте, где у меня в саду яблоня растет, стоят три здоровенных пня. Высокие, от толстых деревьев. По виду то ли тополя, то ли клены. А я позвал работяг их выкорчевать. Те корчуют, а под пнями какой-то потайной ход, из кирпича сложенный. И ведет этот ход хрен знает куда. Выход у него в гроте у какой-то речки. Мраморные скульптуры, парк. Короче, бредятина. Теперь не могу освободиться от ощущения, что все это было на самом деле. У тебя такого не бывает?
Леонид недоуменно пожал плечами и сдвинул брови к переносице, пытаясь припомнить, что ему снится. А Геннадий продолжил:
– А у меня бывает, особенно в последнее время. А знаешь, что странно? Эти сны регулярно повторяются. Вот до этого мне снилось, что у моего дома есть скрытые ходы и помещения.
Леонид лукаво посмотрел на Геннадия и сдержанно хихикнул, как бы намекая на скрытую нишу за шкафом.
Суржиков заметил его ухмылку и поморщился, истолковав ее именно так, как это себе и представил Богданов.
– Знаю, что ты подумал. Нет, не за шкафом. Ход во сне шел из мансарды черт знает куда. Как будто я не достроил дачу. Вернее, оставил часть помещений на потом. Помещения практически не отделаны. – Суржиков приподнял от стола руки и развел их в стороны: – Представляешь, стены бревенчатые. А бревна практически свежие, почти сырые. С них даже кора наспех счищена. А главное – смысл этих помещений я понять не могу. На фига они мне? Не понимаю. Рядом прораб крутится. Васька. Помнишь его? Ну, я у него так осторожно спрашиваю, типа, что будет в этих помещениях? А он мне: «Ну, это тебе видней». Я осторожно ему так: «Вроде на моих чертежах этих помещений нет». А Васька с топором своим возится и между делом мне вещает: «Конечно, нету. Мы бревна лишние прихватили на лесопилке. Они у них в пилораму не влезали. Они их нам по дешевке отдали. Не помнишь, что ли?»
Не помню ни фига. Лесопилку помню, доски-пятидесятки шириной семьдесят сантиметров грузили, помню. А Васька бубнит как заведенный: «Мы из них тогда два глухих сруба впрок срубили. Думали, в хозяйстве все сгодится. А ты сказал, чтобы мы их вплотную к дому ставили, чтобы место не занимали. Ну, чтобы срубы не сгнили, мы на них общую крышу с домом завели. Еще тогда прикидывали, что если срубы убрать, то получится крытая большая терраса». Топором постукивает и мне вещает: «Ты же сам нам сказал, чтобы мы проход между ними и домом прорубили. Я говорил еще, что тебе дров не хватит, чтобы такую махину протопить. А ты мне: „Я ученый, я инженер, я способы знаю“. Не помнишь, что ли? Один сруб глухой, а второй с большими выпусками. Вспоминай». Я ему: «Так тут, что ли, еще два сруба?» А Васька: «Два, два!» Я вообще прибалдел. Идем, говорю, посмотрим. В общем, долго мы шарились по этим лабиринтам. Там еще вдобавок темень. Окон нет. Висят какие-то лампочки от потолка на проводах без выключателей. Чтобы включить свет, лампочку в патрон надо вкручивать. А выход из этих срубов прямо в баню, чуть не в парилку. Я утром проснулся, пошел смотреть. Естественно, ничего нет. А мне все мерещится, что я вход туда специально замаскировал. Не поверишь. Я полдня вымерял рулеткой помещения внутри и снаружи. Естественно, ничего.
Леонид положил руку на запястье друга:
– Бывает. Эти загадки подсознания не сразу объяснишь. Потом уже, когда решишь задачку, которая тебе покоя не дает, начинаешь офигевать от этих тонких намеков.
Геннадий с сомнением и тревогой посмотрел на друга:
– Думаешь, все дело в подсознании?
Тот неопределенно пожал плечами и как-то беззаботно усмехнулся:
– Знаешь, а я ведь тебе тоже завидовал. У тебя все так ловко получается. Так все продумано, все предусмотрено. Я бы никогда так не смог. Если бы не ты, я бы не знаю что и делал бы.
Официант подошел с подносом и стал разгружать заказ на столике. Геннадий налил водки из графина по стопкам:
– Ну, за нас! Чтобы деньги были, Кремль стоял и мозг не мучил.
На лице Суржикова проступило успокоение. Он пережевывал селедку с зажатой в руке вилкой:
– Должен сказать, материальчик ты собрал что надо. Не на одну докторскую диссертацию потянет.
Леонид смущенно пробормотал:
– Да ладно тебе. Это все еще надо как-то обосновать. Тут куда ни кинь сплошные кроссворды. Как эти генетические модификации произошли? Кто в этих процессах инициатор, а кто ведомый? И главное, цель-то моего исследования была совсем другая. Простая, незатейливая как грабли. А тут такое повылезало.
Геннадий снова наполнил стопки:
– Я же говорю, что тебе везет.
Леонид с мольбой и надеждой в глазах посмотрел на Геннадия:
– Слушай, Ген, а почему бы тебе самому не воспользоваться этими результатами? Это же все по твоей части. А главное, это все ты сделал.
Суржиков уперся суровым изучающим взглядом в приятеля, потом перевел взгляд на свою тарелку и стал сосредоточенно орудовать вилкой:
– Нет уж, извини. Заманчиво, конечно, но… извини. Нет!
Он опрокинул стопку в рот, поморщившись, ткнул вилкой в заливной язык в тарелке и с каким-то ожесточением проговорил:
– Я в эти игры уже наигрался. На фиг мне эта диссертация?! Ее на хлеб вместо масла не намажешь. Это раньше за нее доплаты шли хорошие. А теперь я на своей халтуре в несколько раз больше заработаю. Эра бизнеса. Не-не-не. И даже не уговаривай. Это мы уже проходили. У меня даже кандидатский минимум был сдан в свое время. Так что я очень даже в курсе этих дел.
Леонид повеселел:
– Тем более. Надо защищаться!
Геннадий сокрушенно улыбнулся:
– Это же нудная бодяга. – Он стал загибать пальцы: – Искать руководителя, писать статьи, суетиться. – Геннадий решительно мотнул головой: – Не… – Потом нахмурился: – И вообще, не тяни меня, Леня, на тропу войны. Не надо. Я с нее только недавно сошел. Навоевался со своими обормотами по самые ноздри. Только что не захлебнулся.
Он печально усмехнулся и мотнул головой:
– Это же придется рассекретить мою подпольную лабораторию. А если ее разворуют? А ее точно разворуют! Непременно разворуют! И останусь я с носом. И без диссертации, и без куска хлеба. Все! Закрыли тему.
Геннадий почесал затылок, и с интересом посмотрел на друга:
– Ты про бритву Оккама слышал?
– Ну слышал. А при чем здесь это?
Геннадий с невозмутимым спокойствием продолжил:
– Сейчас объясню. Ты про горизонтальный перенос генов наверняка слышал.
Леонид озадаченно скривился:
– Нет.
– Так вот. Горизонтальный перенос генов – это передача генетического материала неродственному организму. Такой механизм передачи характерен для вирусов. А еще его используют тля и грибы. Понятно?
– Не очень.
– Ну, о партеногенезе ты уж точно слышал! Не разочаровывай меня окончательно, товарищ биолог.
Леонид с независимым видом посмотрел на приятеля:
– Ну, об этом кое-какое представление имею.
– А то, что в твоем эксперименте минимум два объекта склонны к партеногенезу, тебе не надо рассказывать? И муравьи, и тля. Ты это учел? Все это привело к длинной цепочке на первый взгляд случайных событий. А вот воспроизводимость результатов процессов, которые мы с тобой и наблюдаем, ставит жирный крест на случайности. У меня этот феномен вызывает огромное удивление и удовлетворение.
Геннадий расширил глаза и взмахнул вилкой:
– Ну, тут я повторюсь. Ты везунчик. Вот только я не уверен, что ты сможешь дотянуть эту логическую тележку до нужных окончательных формулировок.
Леонид наморщил лоб:
– К чему ты клонишь? Ты можешь яснее говорить? И так сплошные кроссворды и загадки, и ты еще со своим эзоповым языком.
Геннадий устало вздохнул:
– Какой, к черту, эзопов язык? Я тебе практически все на пальцах уже объяснил. Хочешь разобраться, что стало причиной и на какой стадии этих генетических модификаций? Упрости свой эксперимент. Для начала освободись от разнообразия растений в эксперименте. Оставь только одно. Каждое из этих растений биологически активно и может быть причиной, приведшей к конечному результату.
Геннадий наставлял Леонида назидательным тоном, каким учитель наставляет нерадивого и туповатого ученика.
– Возьми какое-нибудь простое растение – скажем, крапиву. – Он нахмурил лоб: – Нет, крапива не подойдет. Она тоже очень биологически активна. Еще вдобавок и жалится. Хотя… плевать. Интересно посмотреть, что в этом случае выйдет.
Леонид с долей восхищения поинтересовался:
– Слушай, Ген. А ты-то откуда все это знаешь? Про биологически активные растения. Это же не твоя область.
Геннадий уставился в свою тарелку и с надменностью проронил:
– Читаю, Леня, читаю.
Он тут же посерьезнел и сменил браваду на деловой тон:
– Кстати, возможно, что эти твои муравьи разных видов смогут дать нормальное гибридное потомство.
Леонид нахмурился:
– Ты же говорил, это довольно проблематично из-за генетической несовместимости для потомства.
Геннадий наставительно пояснил:
– А тут особый случай. Симбиоз грибов с муравьями дал совершенно новые самодостаточные организмы. Новые организмы со своим уникальным геномом. Получится эдакий конгломерат из генома муравья, генома грибов и генома вирусов. Во что это конкретно выльется и как отразится на совместимости хромосомных наборов, сказать затрудняюсь. Но все возможно.
У Геннадия зазвонил мобильник. Он озабоченно посмотрел на экран телефона и настороженно сообщил:
– А вот и Вера прорезалась.
До Леонида из телефона донесся голос жены Суржикова:
– Ну что? Алкоголики, дебоширы и пьяницы! Закругляйтесь и дуйте в боулинг. Народ наигрался до полной бессознанки. Теперь собираются пойти где-нибудь посидеть.
Геннадий радостно завопил:
– Так пусть к нам сюда идут. Здесь вполне нормально. Столы сдвинем, и все будет тип-топ. Как в лучших домах Лондона и Парижа. Я вас буду ждать у входа и рукой махать.
Он сунул мобильник в карман и, жуя на ходу, направился к двери.
Вскоре к ним присоединилась вся компания, и веселье продолжилось.
Утро вечера мудренее
Разбор эксперимента с муравьями, сделанный Геннадием, произвел на Леонида запоздалое, но серьезное впечатление. Чествование именинника отодвинуло их разговор в кафе на второй план. По дороге из кафе домой память вернула Богданова к высказываниям его друга. Поначалу это была одна из множества мыслей, суетливо сновавших в сознании Леонида: «А большая уже у Мишки дочь выросла. У меня могла бы быть такая же. Нет, чуть поменьше. Мишка первым из всей нашей компании женился. Могла бы быть, если бы… Это хорошо, что мы подарили Мишке этот сертификат. А то бы так все и не встретились семьями. Я же жен ребят только на свадьбах и видел. На улице встретил бы – не узнал. Не поздоровался бы… Стыдоба. Нет, вот, конечно, с Генкиной Верой я часто вижусь. А она здорово в эти кегли играет. Так, стоп. А куда это я иду? А, нет. Все правильно. Вон мой дом. Чуть-чуть осталось. Но в одном Генка прав. Больше этот боулинг устраивать не надо. Как он это говорил насчет сплачивания коллектива? Цемент коллектива… Не помню. Плевать! А бритва Оккама тут при чем? Что Генка имел в виду? Крапиву? Почему крапиву? А, вспомнил… Померанец, герань и маракуйя – это лишние неизвестные, которые надо исключить».
Богданов тыкал ключом в дверь, пытаясь попасть в замочную скважину, и бормотал:
– Это надо сейчас записать, а то забуду.
Прошаркав в комнату заплетающимися ногами, он взял в руки шариковую ручку и листок бумаги:
– Надо записать. Что записать?.. Не помню. Ладно. Все завтра.
Прямо в одежде он завалился на диван и через минуту захрапел.
Проснувшись утром, Леонид Михайлович почувствовал некоторое стеснение и неудобство. Пошарив взглядом по потолку и стенам, он успокоенно вздохнул:
– Фу-у-у… Дома!
Он оперся на локти и сообразил, что всю ночь он проспал одетым, даже не сняв ботинок. В голове тихо шумел морской прибой. Кряхтя, он сел на диван и саркастически хмыкнул:
– Хорошо вчера погуляли. Как это говорится? Если не можешь вспомнить, что было вчера, значит, праздник удался.
Картинки вчерашнего дня выплывали из тумана его памяти. Он завороженно уставился на шариковую ручку в руке, тяжело вздохнул и отправился на кухню. Урчание кофейного агрегата тяжело отозвалось тупой болью в голове. Но чашка кофе постепенно вернула Богданова к жизни.
На работе первый же взгляд на террариум с муравьями восстановил подробности его разговора с Суржиковым. Произошло это внезапно, как удар молнии, и стало мотивацией к действиям. Богданов поерзал на стуле и стал размышлять. Похмелье еще сдерживало активность его действий, но план их исполнения складывался сам собой.
«Начать весь эксперимент сначала, используя только одну крапиву. Ну, крапива – это не проблема. Найду. А вот ограниченность пространства для эксперимента – это проблема. Террариум только один. А модифицированных муравьев надо отделить от других. Перестраивать террариум? Делить на внутренние секции? Поддерживать разные климатические режимы в секциях? Геморрой. Тогда что? Если все пустить на самотек, то это, считай, всех модифицированных под нож пустить. Жалко! Столько трудов, и все насмарку? Среди них могут найтись гамэргаты. А значит, смогут дать потомство. Пусть не полноценное, пусть даже только самцы получатся – но все же потомство. Нет. Так дело не пойдет. Надо порыться в кладовке лаборатории. Должен найтись еще один террариум. А куда его ставить?»
Богданов почесал голову. «Надо маленький террариум искать. Чтобы оба террариума на столе поместились. Тогда как-нибудь размещу и тех и других. А на одном столе два террариума поместятся? А если еще один стол сюда притаранить? Если рядом столы сдвинуть, то должны поместиться. Иначе мне и рабочий ноутбук некуда будет втиснуть».
Богданов вздохнул, озабоченно округлил глаза и стал облачаться в рабочий халат.
К концу дня его кабинет значительно преобразился. В кабинете стало тесновато от сдвинутых друг к другу столов. Зато на одном из столов уместились оба террариума. Богданов присел на стул. Провел рукой по лицу, размазал по нему прилипшую где-то пыль и устало вздохнул:
– Все, хана. Остальное завтра.
В последующие дни внимание Леонида Михайловича было приковано к муравьям-переселенцам. По их поведению было ясно, что переселение их привело на грань катастрофы. Активность обоих гнезд снизилась до минимума. Пришлось ввести им дополнительные подкормки. Богданов раздосадованно пыхтел, составляя рецептуру кормов. Он опробовал несколько типов кормовых смесей, пытаясь в них сбалансировать углеводы и белки. Нужной рецептуры добиться все-таки удалось методом научного тыка. Результат его удовлетворил. Жизнедеятельность гнезд была восстановлена. Активность рабочих муравьев и осмысленность их действий пришли в норму. Только тогда Леонид Михайлович обратил внимание на муравьиные колонии сирот-модификантов, оставшиеся без маток но с расплодом. Успех с обычными переселенцами привел его в состояние легкой эйфории. Он уселся у террариума с сиротами в радужном настроении, умиротворенно мурлыча себе под нос:
– Как ваши дела, ребята? Успокойтесь, сейчас мы вам поможем.
Увиденное его не обрадовало. Первое, что бросилось в глаза, были трупики муравьев в террариуме. Несколько муравьев из тех, что разводили тлю, не подавали признаков жизни. Наметанным взглядом Богданов отметил, что все погибшие были с цветными метками генно-модифицированных. Леонид Михайлович скорбно поджал губы и передразнил Суржикова:
