Людмила Петровна в ужасе открыла глаза. Над ней нависли три странных особы: сгорбленная старуха вся в лохмотьях, девушка в вечернем платье, которая нацепила различных украшений явно сверх меры, и стройная женщина в лёгком платье. Все три дамы спокойно висели в воздухе, а Людмила Петровна боялась пошевелиться. Она закрыла глаза. Глубоко вздохнула, выдохнула и снова глаза открыла. Дамы, как висели, так и остались висеть.
– Значит, мне не чудится, – вслух подумала Людмила Петровна.
– Разумеется, мы все настоящие, – обидчиво заскрипела старуха.
– А от меня, что вам нужно? – Людмила Петровна решила расставить все точки над i сразу же.
– Кто-то из нас должен стать твоей спутницей навсегда. Нам троим одновременно просто не ужиться.
– Ха! А с чего вы взяли, что я вообще нуждаюсь в спутницах? Тем более, в таких как вы, – Людмила Петровна окинула оценивающим взглядом всю троицу. И пришла к выводу, что каждая из дам не от мира сего.
– А мы есть суть денежные стратегии, которые ты можешь исповедовать, – объяснила дама с уверенным и чётким голосом, – Вот я, например, есть такая денежная стратегия, при которой деньги воспринимаются, как ресурс. Он важный, но второстепенный.
Две другие дамы засуетились, и начали возмущаться. Но дама с уверенным голосом на них внимания не обращала, и продолжала:
– Да, именно второстепенный. Потому что самое главное – это максимальная реализация своих талантов.
– Ага! Таланты! – не выдержала старуха в лохмотьях, – а жить на что? Кто кормить тебя будет? Деньги всегда достаются лишь тяжким-тяжким трудом. И то в очень малых количествах.
Людмила Петровна вздрогнула. Она в этом описании вдруг увидела всю свою жизнь.
– Ничего подобного! – возразила девушка в вечернем платье, – женщины вообще не созданы для работы. Наша задача просто удачно выйти замуж и получать от мужа все блага мира. Которые только захотим.
Людмила Петровна вспомнила, как проходил процесс развода. Да уж, получишь от мужа все блага мира.
– Ты не смотри, что я старая и в лохмотьях, – забормотала старуха, – рядом со мной у тебя всегда кусок хлеба будет.
– Ага, и стойкое ощущение, что жизнь проходит зря – добавила дама с уверенным голосом.
– Девочки, да вы что? Ну, нельзя, ни в коем случае нельзя забывать, что мы женщины, – пропищала девушка в вечернем платье.
И тут Людмила Петровна поднялась с постели. Она уже точно поняла что происходит, и даже больше – уже сделала свой окончательный выбор. Людмила Петровна пошла на кухню и принесла буханку хлеба.
– Это тебе. Мой подарок, – сказала она старухе в лохмотьях и вручила ей хлеб, – Будь всегда сытой, и пусть у тебя будет время не только для работы, но и для отдыха.
Старуха взяла хлеб и растаяла в воздухе.
Теперь Людмила Петровна достала со шкатулки одно из своих украшений – золотые серьги.
– А это мой подарок тебе, – вручила она серьги девушке в вечернем платье, – Будь всегда красивой, и пусть у тебя будет время не только для отдыха, но и для работы.
Девушка приняла подарок и тоже растаяла в воздухе.
– А с тобой я бы хотела подружиться, – сказала Людмила Петровна женщине с уверенным голосом, – Что ты там рассказывала про таланты?
Женщина улыбнулась и вручила ей обычную ученическую тетрадь. Чистую. В клеточку.
– Чем более достойный талант, тем более достойного финансирования он достоин.
«Какая корявая фраза», – подумала Людмила Петровна и ощутила, что она… просыпается, выныривает из сна стремительно и быстро.
В комнате было уже светло. На часах 5.30 утра. Июль месяц.
Девочка Маша
Если виноградную лозу не подвязывать и не «помогать» ей плестись ввысь, то она будет стелиться густым ковром по земле. Ягоды на виноградных гроздьях будут мельче, но всё же будут. Большая их часть сгниёт от соприкосновения с землёй, но какая-то часть всё равно вызреет. И порадует собой птиц. Или человека, который проходил мимо и надумал полакомиться дикой виноградной ягодкой. Меня, например.
Я шёл мимо заброшенного дома. В современных деревнях таких много. Полуразрушенный. Никому не нужный. Утопающий в высокой сорной траве. И потому так маняще зелено выглядят здесь виноградные листья, укутывающие собой землю. Они мне показались подписью художника на картине. Да, именно. Картина, на которой изображён заброшенный клочок земли и полуразвалившийся дом. И сочные зелёные листья – авторская подпись, что всё это было сделано людьми и для людей.
Я уже было потянулся за ягодкой, как услышал шорох внутри дома. Неужели там кто-то есть? Рассохшаяся дверь была заперта ржавым амбарным замком. Но с одной стороны был небольшой оконный проём без стекла. Да, что там, вообще без рамы. Именно в это окно я и решил протиснуться.
Дощатый пол был сделан добротно, и ни одна доска под ногами не заскрипела. Практически беззвучно я попал в жилую комнату. И увидел, что в углу на паре громоздких перин, кутаясь в старое ватное одеяло без пододеяльника, сидит ребёнок. На вид ему было лет десять-одиннадцать. И было не ясно девочка это, или мальчик. Ощущая на себе моё внимание, ребёнок сильнее прижался к стене.
– Ты тут живёшь? – спросил я, стараясь как можно больше подчеркнуть свою доброжелательность.
Ребёнок кивнул.
– Давно?
Снова в ответ испуганный кивок головой.
– Я… Дядя Миша. А тебя как зовут?
– Маша, – прозвучал тихий голосок.
«Ага. Значит, девочка, – подумал я, – И, что важно, разговаривать умеет»
– Ты меня боишься?
– Да.
– А почему не убегаешь?
– У тебя глаза добрые.
– Вот уж не ожидал. Спасибо тебе за комплимент, – по её лицу понял, что смысла последнего слова она не поняла, – Спасибо за слово доброе. Мне приятно. А как ты здесь живёшь?
– Живу, – прошептала Маша так, словно исчерпывающе ответила на мой вопрос.
Электричества в доме не было. Особой мебели, или кухонной утвари тоже. Впрочем, на двух окнах висели занавесочки, нанизанные на проволоку. Когда-то они были белыми, но сейчас имели исключительно грязно-серый цвет.
– А где твои мама с папой?
– Я в интернат не пойду – пропищала Маша, и, кажется, собралась бежать.
– Тише-тише. Понял… Я… Тебе нужны деньги?
Маша недоверчиво покачала головой:
