А еще они договорились, что Тимур при знакомстве с новыми людьми будет представляться Тимом – все-таки Тим было приемлемым сокращением для обоих имен. К тому же, когда дело касалось общих чувств и ощущений, а физически и физиологически они по определению были едиными, им самим было тоже проще не делить это на двоих, а быть тем же Тимом.
Желтоволосая Осень навестила их – или теперь можно было сказать: его, Тима? – на следующий день, преувеличенно радостно объявила, что все показатели в норме, и что пациент может быть свободен.
Тимофей впервые в новом теле стоял на ногах. Он думал, что после двухсуточного практически неподвижного лежания – сиреневооблачная Медея не позволяла вставать даже по естественным надобностям, прекрасно со всем справляясь сама – почувствует слабость, головокружение, но все было в полном порядке, медицина двадцать третьего века показала себя с самой лучшей стороны.
Правда, кардиомед Славина напомнила на прощание, что искусственное сердце не выносит сильного холода.
– Что значит «сильного»? – спросил Тим. – Голышом в прорубь? – Эта фраза принадлежала Тимону, но Тимуру она так понравилась, что он ее озвучил.
– Если там вода, то можно и в прорубь, – не моргнув ответила Осень. – Температура воды не бывает ниже нуля, это для твоего сердца не страшно. Но если ты без теплой одежды пробудешь на тридцатиградусном морозе минут десять, то сердце почти наверняка остановится. Чем ниже температура, тем меньше времени потребуется для его остановки.
– Мне кажется, на морозе без одежды и с обычным сердцем вряд ли кто-то долго выдержит, – сказал Тимур.
Ему было очень обидно, и Тимон искренне разделил с ним эту обиду: в самом деле, как же это было несправедливо – исключать из училища за сверхпрочное, сверхнадежное сердце, которое могло остановиться лишь при каких-то совсем уж невероятных условиях! Но спорить на этот счет было совершенно бесполезно, тем более с медуницей, от которой вообще ничего не зависело. А вот за спасение жизни ее поблагодарить все-таки стоило, что Тим и сделал.
А потом, в раздевалке с зеркальными стенами, Тимофей впервые увидел свое новое тело целиком. Не удержавшись, он ахнул – это получилось сделать вслух, что не понравилось Тимуру. Но Тимон был искренне восхищен идеальными пропорциями телосложения, прекрасно – не перенакачано, а в самую меру – развитой мускулатурой, да еще при таком суперском росте! Именно о чем-то подобном он несбыточно мечтал прежде, зная, что таким ему не бывать никогда. И вот он смотрит – смотрит в зеркало! – на свой, казалось бы, недостижимый, но чудесным образом достигнутый идеал… От подобных чувств и мыслей даже ворчун Тимур растаял. Но Тимофей тут же вспомнил, какую цену ему пришлось заплатить за исполнение столь необязательной мечты, и грустно вдруг стало обоим.
Тим еще раз взглянул на себя в зеркало, и Тимон обратил внимание, что послеоперационный шрам отсутствует.
«А зачем он? – отреагировал на его удивление Тимур. – Где-то слышал, что у вас, в древности, шрамы украшали лицо мужчины, так это ведь не лицо».
«Ничего себе у вас медицина! – искренне восхитился Тимон. – Или это Осень такая мастерица? Кстати, вы с ней что, знакомы?»
«Познакомился одновременно с тобой, – хмыкнул Тимур. – С чего вдруг такая мысль?»
«И ты ей "тыкал", и она тебе».
«Но-но, ты думай, о чем… думаешь! Что я ей куда тыкал?! – тут Тимур «распознал» мысли напарника и поразился еще больше: – Так она же не знала, что нас двое, вот и говорила "ты", а не "вы"! А уж она-то точно была одна, зачем я должен был ее во множественном числе называть? Она же мне ничего плохого не сделала… Погоди-ка, это же у вас в прошлом такая нелепость была в моде? Вроде как "вы" – это вежливо?.. Забудь. И не вздумай кому ляпнуть… А, ну да, ты же и не сможешь… В общем, у нас назвать кого-то на "вы" – это, считай, оскорбление. Ну, морду за такое не бьют, но ты показываешь челу при этом, что ты его не уважаешь».
Объясняя это, Тимур достал из круглой ячейки в стене почти невесомый комок серой ткани, которую принялся надевать на себя, и которая в итоге оказалась обтягивающим тело, но при этом практически не ощущавшимся комбинезоном. Движений он не сковывал точно. Обулся же Тим в смешные на вид, какие-то девчачьи красные тапки, тоже оказавшимися очень удобными и почти не имеющими веса.
Тимон все ждал, когда же он окажется на улице, чтобы увидеть наконец воочию город будущего. Тимур на это мысленно расхохотался, а потом посокрушался, что нельзя спрятать мысли – очень уж ему хотелось устроить «гостю из прошлого» сюрприз. Но Тимофей теперь сам уже знал, что наружу им выходить не понадобится – внутренняя транспортная система пронизывала весь город густой сетью насквозь во всех направлениях, включая все здания и сооружения. Войдя в тракап – транспортную капсулу – в каком-нибудь учреждении на окраине, ты через несколько минут, максимум полчаса, если целью была противоположная окраина, оказывался у себя дома или где-то еще, не покидая тракапа. При этом движение капсулы, да и то незначительно, ощущалось лишь, когда она меняла траекторию с вертикальной на горизонтальную. Такой симбиоз личного вагона сверхскоростного метро с лифтом. Управлялся же тракап с помощью все того же ид-чипа, то есть, по сути, стоило лишь подумать о конечной цели пути, используя некоторые мыслительные техники, в которых Тимон до конца еще не разобрался. Ид – сокращенно от «идентификационный» – чип был тут, можно сказать, всем, начиная от удостоверения личности и медузы, заканчивая кошельком и средством суперсвязи – тоже, конечно же, мысленной. Тимофею пока страшно было лезть в дебри и разбираться, что можно делать с помощью ид-чипа еще. Для начала следовало хотя бы немного понять, что в принципе все это самое «еще» значит.
Жил Тимур в очень, нужно сказать, малюсенькой квартирке, которая принадлежала общежитию космолетного училища – называлось это непроизносимым термином, но означало то же самое – и несмотря на свои размеры имела все, необходимое для вполне комфортного проживания, которого для Тима осталось здесь, увы, всего на семь дней.
Поэтому, заказав в овальном окне с означающими всевозможную еду символами доставленный туда же через две-три минуты весьма вкусно пахнущий обед, Тим плюхнулся в висящее, казалось, прямо в воздухе полупрозрачное кресло и, поглощая не всегда знакомые для Тимофея, но все вполне съедобные блюда, уставился в стену.
Тимон уже знал, что напарник нацелился на здешнее, только куда более глобальное и всеобъемлющее, подобие интернета, – и впрямь на… а точнее, перед стеной, замелькали окна, панели, значки, символы… Мало того, знал Тимон и что именно Тимур хочет найти – какую-нибудь работу, пусть пока и временную, но дающую хотя бы минимальные средства к существованию.
Тимофей успел понять, что без хорошего образования и мало-мальского опыта работы в двадцать третьем веке тоже было несладко. Даже более несладко, чем в родном и безвозвратно далеком двадцать первом, – тогда хоть дворником можно было устроиться, теперь же подобный труд полностью автоматизировали и роботизировали.
Да, по большому счету Тиму не грозила голодная гибель. Даже по малому счету не грозила: настали времена, когда и любой безработный имел какую-никакую крышу над головой и бесплатное, пусть и не всегда особо вкусное пропитание. Но это была, конечно, не жизнь – существование, на которое ни Тимур, ни Тимон никогда бы не согласились – лучше уж еще раз откуда-нибудь прыгнуть. Без парашюта. А по большому счету можно было просто пойти к папе и покаяться. И все – Тиму была бы гарантирована такая жизнь, какую бы он захотел. С учетом папиных условий, разумеется.
Тимофей вспомнил своего отца. Пошел бы он к нему на поклон в подобных условиях?.. И… в горле вдруг встал горький ком…
«Э, ты чего?! – возмутился Тимур. – Если ты готов был пойти, то я иду к психомеду! В долги влезу, но пусть тебя из моей башки выковыривает!»
«Да не ной ты! – огрызнулся Тимон. – Звездец!.. Никуда бы я не пошел! Накатило просто… Думаешь, легко вот так все сразу забыть?»
Действительно, вспомнив отца, он ощутил не запоздалое раскаянье, а всего лишь ностальгию, острую тоску по прошлому – в обоих для него смыслах этого понятия. Но – как накатило, так и отпустило, тем более что Тимур уже распалился:
«Никогда, никогда в жизни я не пойду к отцу! Я упаду к нему в ноги лишь в том случае, если меня туда приволокут мертвого! И эти, которые дурацкие инструкции пишут, из-за которых здоровых в калеки списывают! Валитесь вы все в шакс! Мне тошно вас не только видеть, но и рядом с вами жить! Все! Я сваливаю! Хватит!»
«Кого приволокут мертвого?.. – внутренне похолодел от дурного предчувствия Тимофей, не в силах разобраться в хаотично мелькающих мыслях разъяренного напарника. – Куда ты сваливаешь?!..»
– В шакс! В космос! Куда угодно! – вслух завопил Тимур.
При этом он отсутствующим взглядом смотрел на бегущий перед ними поток данных. И Тимон ухватил кусочек одной из промелькнувших строк: «…звезда 51 созвездия Пегаса».
«Стой! – «закричал» он Тимуру. – Как это понимать? Да, уже знаю, что вы забрались далеко в космос. Но что, даже туда можно устроиться на работу?!»
«А?.. – встрепенулся Тимур. – Где?..»
Он быстро отмотал полосу объявлений к нужному месту, и они вместе с Тимоном несколько раз перечитали небольшое объявление – один лишь сухой текст, без каких-либо рекламных украшательств: «Требуются рабочие на лесозаготовки. Планета Эстер, звезда 51 созвездия Пегаса. Оплата сдельно-премиальная. Сумма заработка астрономическая».
Глава третья
Тимону стало страшно. Он не хотел на лесозаготовки. Нет, даже не так… Лесозаготовки – пусть, ладно, на первое время и такая работа сгодится, он теперь сильный. Но звезда 51?.. Созвездие Пегаса?.. Э! Мы так не договаривались! Я не хочу никуда лететь!
«Зато мы договорились, что ты не будешь нарываться и выводить меня из себя! – подслушав его мысли, «рыкнул» Тимур. – А ты нарываешься и выводишь. Чего это ты не хочешь лететь? В космолетах укачивает? Так теперь это моя проблема, забыл? И ты видел, что там сказано про сумму заработка? Она там и в самом деле такая, что я за год себя на ближайшие десять обеспечу».
«Откуда ты знаешь? Может, обычный рекламный развод!»
«Знаю. Я же на космолетчика учусь… учился. Про Эстер у нас любят потрепаться. Открыли его всего два года назад. Пятьдесят первая Пегаса – на самом краю исследованной зоны космоса, почти пятьдесят световых лет от Земли, дальше в принципе нет пока ни одной нашей базы. Короче, Эстер – кислородная планета, на ней можно жить без средств защиты, а это уже большая редкость. И она кишит жизнью, но разумных обитателей нет – колонизируй да населяй…»
«Но?..» – воспользовался заминкой Тимура Тимон.
«Что? – «буркнул» тот. – Разнокался!.. Но на Эстере двойная по сравнению с Землей сила тяжести. Вот тебе и "но". Не сильно туда рвутся колонисты – животы и спины надрывать. Да, можно использовать антигравы, но это значит: все равно носить спецкостюмы. И на кой шакс тогда переться в такую даль?»
«Вот именно! А ты почему тогда рвешься?»
«Говорю же: за деньгами! Платят реально много. Из-за удаленности, из-за повышенной гравитации, из-за опасной фауны…»
«Звездец! Еще и фауна опасная! Сначала тебя гравитацией раздавит, потом хищники остатки сожрут. Красота! А работа тоже класс – лесозаготовки. При двойной силе тяжести… Еще, поди, и жара?»
«Не замерзнешь точно. Но терпимо. Выше сорока редко. На экваторе, правда, и пятьдесят не предел, но все базы – в умеренных широтах. А хищники просто так не полезут, мы ведь будем с оружием».
«Слушай, но если там все так не сильно круто, на хрена вообще там лес добывать, да еще такие бабки платить? Я уж молчу про его доставку оттуда. Золотые выйду дровишки-то!»
«Да ты чего? Золото по сравнению с тем лесом дешевка. В том-то и смысл. Я сейчас не помню уже, что это за дерево и почему оно так ценится, но рубить его – это рубить бабло. Так ведь у вас говорят?»
«Так-то так, – начал сдаваться Тимон. – Но я тогда не пойму, почему бы не использовать роботов? Им и платить не надо, и повышенная гравитация им не страшна».
«Я тоже не очень понял. Но все связано с этим деревом. Что-то у него бывает не так, а роботы это различить не могут. Что-то непостоянное, на которое не запрограммируешь, – нужна человеческая интуиция, чутье».
«Ну хорошо… И как долго мы там будем рубить бабло?»
«Посмотрим. Как быстро и на какую сумму нарубим. Но и когда захочешь – сразу не сбежишь. Туда тракапы не ездят. И рейсовые звездолеты не предусмотрены. Вряд ли чаще раза в год грузовики с древесиной отправляют, иначе не выгодно».
«А там что, один кто-то этим занимается?»
«Да вроде как нет. Но даже если три-четыре компании, то грузач выгодней один на всех фрахтовать. Частные космояхты, может, и есть у кого из владельцев, так уж всяко пассажиров они не возьмут, а если и возьмут, то как раз за те деньги, что заработал».
«Ладно, давай попробуем. На год я согласен. Но только на год!»
«Вот я прям тебя буду спрашивать!..» – фыркнул Тимур, каким-то образом завернул объявление так, что стали видны контактные данные и завопил вдруг вслух:
– Шакс!!! Срок подачи заявок закончился вчера!
А Тимофей даже почувствовал облегчение: не нужно никуда лететь, рисковать быть съеденным или раздавленным… Разумеется, эти мысли тут же стали доступны Тимуру, что лишь больше его разозлило. И он продолжил вопить вслух:
– Ты чему радуешься, идиот?! Боишься быть съеденным? А сам-то что жрать собрался?! Бесплатное дерьмо, что выдают безработным?.. Сваливай тогда из моей головы!
– Давно бы уже свалил, если бы мог! – тоже вслух, неожиданно для них обоих, выкрикнул Тимон.
Повисло напряженное молчание. Потом Тимур, уже мысленно, выдал:
«Ты как это?.. И ты обещал, что будешь спрашивать, когда…»
«Ты думаешь я знал, что так получится? Офигел не меньше твоего», – признался Тимон.
«Погоди-ка… – забегали у Тимура непонятные мысли. – Ты сказал, что свалил бы, если бы мог…»
«Но я же не могу. А ты, смотрю, опять про объявление думаешь».
«Да. Если набор закончился только вчера, то сразу они вряд ли свалили. Пока всех собрали, оформили, то да се… Короче, надо попробовать все же связаться – вдруг еще не опоздали».
Тимур опять стал мысленно делать что-то непонятное Тимону, хотя по смыслу действий можно было догадаться: он пытается связаться с оставившим объявление человеком. Но уже вскоре процедил сквозь зубы:
– Все, номера заблокированы, теперь точно поздно.
«Но если корабль еще не улетел, может, стоит пойти к нему? Ты же знаешь, где космодром?»
«Ты правда такой наивный, что думаешь, будто на космодром пускают, кого попало? У меня даже во время учебы постоянного допуска не было».
«А как же туда проходят будущие работники? Они что, позвонили по этому объявлению, и им сразу допуск дали?»
«Нет, конечно. Да ты молодец, Тимон!»
Тимур стал названивать бывшим сокурсникам, выяснять, знает ли кто, какое судно прибыло с Эстера, когда летит назад, кто там капитан. И его труды оказались не напрасными. Грузовик «Ава» с ценной древесиной действительно прибыл от звезды 51 созвездия Пегаса две недели назад. Возвращение «Авы» намечалось на послезавтра. Капитаном грузовика был некто Пират Котомаров, и о нем Тимур был, оказывается, наслышан.
«Пират? – поразился Тимофей. – В космосе тоже появились пираты? И он вот так запросто прилетел и не скрывается?»
«Ну, в космосе много чего и кого имеется, – ответил Тимур. – Может, где-то есть и пираты. Но в данном случае Пират – это имя. Папа с мамой у него веселые были. А самое главное, я знаю излюбленное местечко Котомарова. Тем более там очень удобно собрать кандидатов в лесорубы. Идем! Хотя куда ты денешься».
Тимон даже подумать не мог, что этим «местечком» окажется бар. Наверное потому, что в его представлении люди, связанные с космосом, были серьезными, следящими за своим здоровьем и уж, конечно, непьющими. Во всяком случае, не посещающими подобные заведения. А еще подобная мысль не пришла к нему, возможно, потому, что сам он никогда не пил. Вообще. Благодаря своему больному сердцу и строгому папиному контролю на этот счет. Так что и бары за свою жизнь он видел только в кино. И этот, призывно расположившийся в сотне шагов от космодромного КПП и носивший говорящее имя «Улет», был точной копией тех, киношных, будто и не прошло двух с лишним сотен лет. Разве что названия напитков были по большему счету не на слуху у Тимофея, да табуреты возле барной стойки представляли собой круглые, висящие прямо в воздухе диски, очень похожие на блины от штанги, даже отверстие по центру имелось – как оказалось, опустив туда пальцы, можно было приподнять или опустить такой табурет в зависимости от роста посетителя.
Имелись в баре и столики – тоже висящие в воздухе, как и подобия стульев без ножек вокруг них. Тимон прикинул, что такая особенность местной мебели должна очень нравиться уборщикам – удобно мыть полы, ничего не сдвигая. Впрочем, он вспомнил – или подсмотрел ненароком мысли Тимура, – что убирают здесь не люди, а роботы, которые вряд ли чему-нибудь радуются. Но все равно антиграв-технология ему нравилась все больше и больше. Что касается мебели – не только удобно, но и стильно.
Поскольку была лишь середина дня, расслаблялись в баре не так уж много людей. Оттого сразу бросалась в глаза группа из десяти человек за двумя сдвинутыми впритык столиками. Перед большинством из них стояли пивные кружки – почти все уже наполовину пустые, – но четверо пили не пиво: возле троих стояли невысокие ребристые стаканы, а еще у одного, одетого в нечто темно-синее с золотыми вставками, отдаленно напоминающее форменный китель, была в руках рюмка, которую он как раз и опустошил. Этот человек, лет сорока на вид, был русоволосым, с приятным интеллигентным лицом и широкими плечами, одно из которых поднималось чуть выше другого.
– Как же мы порешим? – поставив пустую рюмку, спросил он неожиданно сильным и хриплым голосом, совсем не подходящим к его внешности. – Вас восемь, а заказчиков, включая моего, трое. Лерон Сапов, мой старпом, – кивнул он на сидевшего справа темноволосого мужчину в похожем кителе, – представляет двух других, что также дожидаются вас на Эстере. Они дали ему полномочия подписать с вами контракт, как и мне – третий заказчик. Но получается так, что у одного из них будет три новичка, а у другого – лишь два, ведь своего-то я, понятно, обижать не стану. И ладно бы вас было восемь десятков – одним больше, одним меньше, не критично, – но вас, пурга хренучая, всего лишь восемь, и кому-то из тех двоих не понравится, что его обделили. «А с хрена ли, – скажет, – меньше именно у меня?» Получится некрасиво, люди могут поссориться, а то и форштевни друг другу отрихтовать.
– Возьми своему четырех, – сказал кто-то, – а двум другим по два, вот и все дела.
– Но тогда эти двое окрысятся на него, а то и вообще я окажусь виноватым, что ему больше других нахапал.
– Жребий, Пират Димитович, – посмотрел на капитана старпом. – Я вижу только такой выход. Три – три – два. И – кому повезет.
– Пурга хренучая! – вдарил кулаком по столику Котомаров. – Дожили! Жребий!.. Скоро гадать начнем! Почему никто не хочет лететь на Эстер, а, Лерон Таминович? Ведь такие деньги им платят – сам бы пошел, да на одном месте долго сидеть не могу… Эй, бармен, еще водки!
– Я хочу! – шагнул к сдвоенному столику Тим.
– Чего ты хочешь? Водки? – посмотрел на него исподлобья капитан. Плечи его еще сильнее скособочились.
– Если угостишь, можно и водки. А вообще я хочу лететь на Эстер, бабло рубить.
– Кого?.. – поперхнулся темно-медового цвета напитком старпом.
– Бабл… Э-ээ… Деревья. Пилить, рубить, все что нужно.
– Бар-ррмен!!! – зарычал Пират. – Две водки!
Тимону стало и страшно, и в то же время любопытно. Страх был вполне объясним, он впитался в сознание почти на уровне рефлексов: выпьешь – умрешь. Однако его нынешнему сердцу спиртное ничем не грозило, так что и бояться было нечего. А любопытно было тоже понятно почему: все новое и неизведанное всегда вызывает любопытство.
Разумеется, Тимур подслушал его мысли и чувства.
«Не бойся, – подбодрил он. – Я много не буду, сам не люблю. Для дела нужно, сам видишь. Тебе еще, может, понравится».
Тимофею не понравилось. Горько, обжигающе, тошнотворно… До ужаса отвратительно! И вот эту гадость люди сознательно, по собственному желанию пьют, да еще и платят за это?!.. Что-то тут было не то… Какой-то подвох. Если бы не странное тепло, возникшее в животе и поднявшееся к самому мозгу, можно бы было об этом подумать… А так – нет, не хочется, ведь и так хорошо. Мило, уютненько. И люди вокруг такие милые! Славные, добрые. Оказывается, в будущем так много добрых людей!.. Нет! Они все тут добрые. Все-все! Даже Тимур…
«Тимур! Ты хороший. Правда. А я?..»
«А ты – заткнись! – огрызнулся «хороший» Тимур. – Что, от одной рюмки поплыл? Не мешай мне, понял?»
«Я никуда не поплыл, я здесь, с тобой! Я не буду тебе мешать! Я помогать буду».
