– Почти каждую ночь, – вздохнул Берт. – Поэтому я с тобой спал, чтобы тебе не было так страшно.
– А родители? – спросила заинтересованная девочка, но брат только махнул рукой, дав еще толику информации.
Вот затем настала пора обеда, и готовившей себя к этому процессу Ленке вдруг захотелось заплакать, но девочка сдержалась, напомнив себе, что плакать нельзя. Насадок на столовые приборы здесь точно не было, а дети очень не любят, когда больно. Доктор Лена сейчас стала ребёнком, очень хорошо осознавая это, потому старательно готовила себя к тому, что сейчас будет боль. Тело готовиться не хотело, оно в принципе боли не хотело, поэтому было готово разреветься. Но стоило ей только всхлипнуть, как Берт явно привычно отобрал ложку.
– Ну что ты, не плачь, – очень ласково произнёс мальчик, погладив Ленку по руке. – Сейчас братик покормит.
– Берт? – удивилась Александра, понимая, что сын привык кормить дочку, а это значило, что она даже поесть сама не могла. – Как давно ты кормишь Викки?
– Год скоро будет, мама, – спокойно отозвался мальчик, набирая в ложку суп для сестрёнки. – Вы с папой при этом делали вид, что нас нет, как будто переставали видеть. Давай, открывай ротик, – ласково произнес он, отчего всхлипнула уже Александра.
– Значит, почти год Викки не может даже поесть… – прошептала женщина, вспоминая всё то, что ей сказал доктор.
Александре захотелось просто заплакать от осознания того, через что проходил ребёнок. Спрашивать о том, что было в школе, женщина просто побоялась. Побоялась услышать то, что полностью уничтожит её мир. А Ленка спокойно ела, вполне доверяя брату, имевшему уже довольно большой опыт в кормлении сестрёнки. Это наводило на нехорошие мысли уже доктора Ленку, потому что кормить ребёнка с сердечной недостаточностью не так просто, как могло бы показаться, а у Берта был виден опыт.
***
Александра задумалась, снова пытаясь понять, кто их заставлял так относиться к ребёнку, а Ленка объясняла Берту, как ей помочь. Тип, навскидку, был ближе к васкулярному, но или новый какой-то, или же, смесь, что в последнее время в практике доктора Лены встречалось всё чаще. Вот только девочку беспокоили два вопроса: не сошла ли она с ума и, если нет, что происходит? Память Виктории сохранилась фрагментарно, что подтверждало тезис о смерти ребёнка, поэтому многого Ленка из неё не выудила.
– Самое опасное – это депрессия, – вздохнув, продолжила рассказ Ленка. – Она меня может убить, потому нельзя разрешать мне плакать.
– Хорошо, сестрёнка, – улыбнулся Берт. – Не разрешу тебе плакать!
– И нужно вовремя питаться, даже если вдруг не хочу, – вспомнила доктор капризы некоторых пациентов.
– Хорошо, – кивнул мальчик, обнимая сестру.
– Пойдём, может быть, погуляем? – предложила контролирующая дыхание девочка. На дворе стоял восемьдесят седьмой год, потому о компактном концентраторе можно было только мечтать еще года три. Или пять.
– Ура, пошли! – обрадовался мальчик, которому нравилось быть с сестрёнкой, всё равно где и как. – Хорошо, что ты живая… – прошептал он.
– Хорошо, что ты живой. Без тебя было бы плохо, – Ленка очень хорошо осознавала этот простой факт.
Ничуть не смущавшийся Берт помогал ей во всём – даже с туалетом. Какой была жизнь ребёнка до появления Ленки – даже представить страшно.
Режим Ленка установила привычный – полный прогулок, своевременного правильного питания и вот того, от чего поначалу плакали все дети – гимнастика. Дети плакали от страха, потом уже понимая, что это не больно, однако доктор Лена осознавала теперь, насколько страшно, когда «сейчас будет больно», начав лучше понимать своих пациентов. Редкие болезни многообразны, но Ленка считала, что ей ещё повезло, потому что «болячка» могла быть намного веселей, из новых, например, когда и сослаться-то не на что. А синдром известен полвека, не в такой форме, но уже есть на что ссылаться, потому и жить можно спокойнее. Вот только питание… Есть самостоятельно она не могла. Точнее могла, но, попытавшись взять ложку в руки, доктор Ленка почувствовала, насколько это больно, едва не потеряв сознание. Теперь она понимала, почему у детей начиналась истерика при виде ложки…
Для Берта же всё было просто: сестрёнке плохо, он ей может помочь. На этом раздумья семилетнего пацана заканчивались. А Викки ему было жалко просто до слёз иногда, но с этим что-либо поделать было сложно, поэтому он просто был для неё. Вот и сейчас мальчик мягко и осторожно помогал ей одеться, а разрешившая им «пойти погулять» Александра просто замерла на одном месте, глядя на сына. Такого она ещё не видела.
– Осторожно, – предупредил Берт, протягивая руку Ленки в рукав, и девочка чувствовала опыт за этим движением. – Посиди спокойно, хорошо?
– Если бы не ты, я, наверное, умерла бы… – почти прошептала Ленка, понимая, что долгое время по неизвестной причине у ребёнка был только брат. Значит, возможны были и другие сюрпризы.
– Ты так плакала, когда одевалась, плакала и одевалась… – вспомнил мальчик, погладив сестру по голове. – Разве мог я просто так на это смотреть?
– А в школе? – тихо спросила девочка, пытаясь представить ежедневный ад маленького нездорового ребёнка. Хотелось заплакать и поубивать равнодушных взрослых одновременно. Больше плакать, конечно, ведь она была ещё маленькой девочкой.
– А в школе я просил девочек помочь, – чуть покраснел Берт, порывисто прижав к себе Викки. – Ну и… А тебя не били, хотя хотели,[17 - В описанное время в Великобритании существовали физические наказания в школе. Правда, девочек наказывать таким образом в то время уже запрещалось.] но я обещал полицию, и они не стали почему-то.
– Берт, Викки хотели в школе… – Александра запнулась. Девочек бить в государственных школах было запрещено. Что там творилось в частных, правда, не знал никто.
– Учителя, как видели сестрёнку, сразу становились какими-то очень злыми, как вы с папой, мама, – грустно ответил мальчик, ласково поглаживая сестру. – Почему-то даже миссис Кроун нравилось, когда Викки плакала. Ну, поехали? – Берт улыбнулся Ленке, увидев такую же улыбку в ответ.
– Поехали, – согласилась девочка, узнавшая во время короткого разговора нечто, что нормой быть не могло.
Взрослые, выделяющие злостью одного ребёнка, – это либо целенаправленная травля, либо что-то фантастическое, типа гипноза. Вот только понимание того, зачем нужно травить семилетнего ребёнка, от неё ускользало. В этом вопросе следовало разобраться подробнее, ибо в таком отношении могла таиться опасность. А что будет, если ей попытаются отмассировать мускулюс глютеус[18 - Ягодичная мышца.], доктор Ленка понимала очень даже хорошо, учитывая состояние суставов.
Наконец Берт помог Ленке одеться, девочка положила руки на дуги, попробовав сдвинуться с места. Лучезапястные суставы даже в бандажах прострелило такой болью, что на минуту потемнело в глазах, намекая на последствия необдуманных действий. Александра, взглянув в глаза, наполнившиеся слезами, всё сразу поняла, подойдя и погладив неожиданно даже для самой себя прижавшуюся к ней девочку.
Ленка же на этот раз не удержалась, очень тихо расплакавшись. Почему так больно, она не понимала, желая сейчас отрезать руки и выкинуть их. Осознавая, что застыла на самом краю истерики, доктор Ленка старательно брала себя в руки, с чем ей помог Берт, обняв девочку.
– Берт, подожди, – попросила женщина. – Я сейчас оденусь и помогу вам, коляска для тебя слишком тяжёлая ещё.
– Хорошо, – серьёзно кивнул мальчик, обняв затем Ленку, которой от своей немощности хотелось даже не плакать, а выть. Теперь она лучше понимала своих пациентов, намного лучше. Одно дело знать, что больно, совсем другое – чувствовать. Чувствовать эту простреливающую, мучительную боль… – Не плачь, сестрёночка, – попросил Берт, обнимая девочку, казалось, своей душой – так тепло становилось от его интонаций.
– Я не буду, – пообещала Ленка, твёрдо помнившая об опасности сильных эмоций для своих пациентов.
– Вот, я готова, – сообщила через несколько минут улыбающаяся Александра. – Пойдём?
Почему ей так плохо, Ленка поняла, как только выбралась на улицу. Почему-то девочка не помнила о времени года, но, увидев зеленеющую листву… На дворе была весна – середина марта, как теперь уже знала доктор Ленка, не всегда воспринимавшая себя Викторией. Весна… Самое страшное время, самое опасное, полное боли и мучений для детей с хроническими болезнями. Снова захотелось поплакать, но девочка уже привычно сдержалась.
Коляску катила Александра, а Берт очень бережно держал сестру за руку. В этом новом городе их не знал ещё никто, но Ленка помнила, что люди бывают разные, – года нынче ещё те, потому стоит ожидать и брезгливости, и равнодушия. Именно поэтому взгляд девочки не останавливался на людях. Она не заглядывала им в глаза, а рассматривала окрестности.
Александре рассказали, что школа в этом городке – пилотная в проекте инклюзивного[19 - Обучение инвалидов вместе со здоровыми детьми.] образования инвалидов, поэтому её дочь сможет учиться вместе со всеми. В этом были и плюсы, и минусы. С одной стороны, дочка не будет отделена от других детей, варясь в бульоне общества детей-инвалидов, но вот с другой… Дети – они разные, очень разные, поэтому возможны эксцессы. Как защитить ребёнка от «эксцессов», женщина пока не знала, думая над этой задачей, пока прогуливалась с коляской.
Глава 4
Берт временами поглаживал Ленку по голове, будто успокаивая, и этот почти рефлекторный жест погружал доктора во всё более глубокие размышления о жизни маленькой девочки. По всему выходило, что выживала та только чудом, а в голове творилось такое, что и подумать страшно. Но, проанализировав своё восприятие, девочка поняла, что от Викки в ней осталось мало, поэтому визит к психиатру откладывается.
В глубокой задумчивости доктор Ленка не заметила женщину, что сначала наблюдала за ними, а потом, заулыбавшись, решительно подошла, вынуждая Александру остановиться.
– Добрый день, – поздоровалась с ними какая-то по-доброму улыбавшаяся женщина лет пятидесяти на вид. – Вы недавно переехали?
– Да, – кивнула вернувшая свою девичью фамилию уже совсем не миссис Вилсон. – Меня зовут Александра Грант, а это мои дети – Виктория и Адаберт.
– Очень приятно, – незнакомка заулыбалась пуще прежнего. – Меня зовут миссис Свенсон. Но вы можете называть меня Алисией, дорогая Александра.
– Очень приятно… – слегка опешила Александра от такого напора, а вот Ленка увидела не только искренность едва знакомой женщины, но и внимательный взгляд, что, по мнению девочки, было не очень обычно.
– Не желаете ли выпить чаю? – любезно предложила миссис Свенсон.
Александра, конечно же, сразу же согласилась – завязать знакомство на новом месте было необходимостью. У Ленки, правда, с высоты взрослого опыта создавалось странное ощущение – будто женщина опасается, что они исчезнут. А вот это, по мнению доктора Лены, было очень необычно. Тут явно крылась какая-то загадка.
Дальше загадки только множились – дом миссис Свенсон оказался прямо напротив их дома, хотя, насколько помнила девочка, когда они только переехали, он выглядел пустым и незаселённым. Получалось, соседка появилась всего за пару прошедших дней, а это уже отдавало мистикой. Ощущениям своим доктор Ленка доверяла, они не раз помогали ей в работе, поэтому девочка насторожилась – что-то было явно не так.
Неподалеку от дома обнаружилась и детская площадка. Оставив детей гулять, женщины принялись общаться. Именно на площадке Ленка и увидела эту девочку. Сидевшая на скамейке с книгой в руках, та с тоской смотрела вперёд, туда, где на качелях катался какой-то мальчишка. Ленка попросила Берта помочь, подъезжая к этой девочке. Что-то было в ней знакомое, но вот что, доктор Лена пока не могла сформулировать. Возможно, в ней заговорила врачебная интуиция, а возможно, и инстинкт педиатра. Тот самый инстинкт, что заставлял лететь сквозь ночь, бросаться на помощь плачущим детям, чаще всего принимая близко к сердцу их истории.
– Привет! – поздоровалась Ленка, отметив первую реакцию в глазах ребёнка. Это была реакция страха, что значило – всё плохо, просто очень плохо, и сюрпризы будут. Она насторожилась, привычно анализируя то, что видела. – Меня Викки зовут, давай дружить?
– Дружить? – поражённо спросила девочка с длинными, но сейчас явно нерасчёсанными густыми волосами. – Со мной? – от удивления и какой-то надежды в голосе Ленке стало не по себе.
– С тобой, – подтвердил страхующий сестру Берт. – Я Берт, а тебя как зовут?
– Лира… – тихо проговорил ребёнок, на вид примерно того же возраста, а доктор Лена занималась совсем другим – оценивала внешний вид девочки. То, как Лира держала книгу, как сидела, было очень знакомо педиатру. – Я согласна… дружить.
– Пальцы болят? – неожиданно спросила Ленка. – Голова часто кружится, особенно если резко встать, и в туалет ходить больно? – вынужденность позы явно давившей симптомы девочки[20 - При инфекции мочевыводящих путей часто наблюдаются постоянные позывы и боль, поэтому поза сидящего ребенка очень характерная для специалиста.] говорила сама за себя.
– Откуда ты знаешь? – на глазах Лиры показались слёзы, а новая подружка, точно знающая, что не всякая болезнь видна, просто потянулась обнять её. Длинные волосы новой приятельницы казались кудрявыми, но такие и они на самом деле, сказать сейчас было сложно.
– Смотри, Берт, – вздохнув, гладила, как и десятки малышей до неё, Лиру доктор Ленка. – У неё болят пальцы, поэтому расчесаться она не может, за что её наверняка наказывают, да? – поза Лиры говорила о том, что либо у новой подружки серьёзные проблемы тазобедренного сустава, либо ей недавно массировали ягодичные мышцы.
Лира неожиданно разрыдалась. Ленка понимала, отчего та плачет, сколько их было… Девочка плакала оттого, что её поняли, поверили, от ласки в тоне такого же ребёнка, которому, судя по коляске, намного, намного тяжелее. Но сдержаться Лира не могла – испытываемая боль не давала ей сосредоточиться, а ласка просто стала последней каплей.
Увидев, что происходит, к детям кинулась Александра. Её дочь обнимала незнакомую плачущую девочку, гладя ту с такой нежностью, которой сама точно не знала. Но вот видя, как её дочь, испытывавшая сильные боли, гладит находившуюся почти в истерике незнакомую девочку, женщина даже замерла на мгновение.
– Что случилось, Викки? – поинтересовалась Александра, совсем не думая о том, что Викки могла кого-то обидеть.
– Больно ей, мама, – это слово выскочило как-то само по себе. Ленка была в своих мыслях. – Ей больно расчесаться, помыться, взять в руки ложку или зубную щётку, а ей не верят. Просто не верят те, кто должен всегда быть на стороне своего ребёнка! Ну как так можно! – доктор Лена не заметила собственных слёз, ведь каждый раз, встречая такое, она мучилась вместе с пациентами. Душой мучилась детский доктор. – Еще и почки, судя по отёкам…
– Что, симулянтка, нашла себе калеку поплакаться? – мальчишечий голос, раздавшийся рядом, заставил Лиру вздрогнуть и разреветься уже по-настоящему, влетая в неконтролируемую истерику.
– Вы дурно воспитаны, молодой человек, – голос миссис Свенсон наполнял лёд. – Извольте представиться, и ваши родители немедленно узнают о том, насколько отвратителен их сын!
– Да я что! Это все говорят! – закричал очень сильно испугавшийся мальчик, а вот девочка со спутанными волосами как-то очень сильно побледнела и стекла со скамейки.
Доктор Лена почувствовала, что сейчас поседеет, потому что Лира не дышала. Забыв о своей боли, девочка сползла на землю, начиная оказывать помощь, а всё понявший Берт в это время поддерживал сестру, молча, но чётко выполняя её команды. Миссис Свенсон куда-то быстро ушла, а замершая Александра не понимала, что происходит и что ей теперь делать.
Больно было так, что перед глазами плавали чёрные мушки, постепенно заполняя всё пространство. Доктор Лена контролировала своё дыхание, стараясь раздышать[21 - Сердечно-лёгочная реанимация (сленг).] с помощью брата девочку, а вдали уже нарастал звук сирен. Одновременно с первым судорожным вдохом Лиры Виктория потеряла сознание. Спустя долгую, казавшуюся бесконечной, минуту рядом с детьми остановилась машина парамедиков, из которой к ним кинулись медики, и мир, замерший на мгновение, будто отмер.
***
