– Тут дело важности чрезвычайной, Ваше величество, – вступил в разговор Адя. – Наш мир опасности подвержен. Угроза тучами сгустилась, над нашими главами, и увы. Несут ее изгои человечности, их имя – мамотники, и вот, один из вражьей стаи, пред Вашим взором и у Ваших ног, повержен. Дозвольте ж допросить его со всем пристрастием надменным, дабы поведал он, как и зачем, посмели крышкою наш мир накрыть.
– Адя, я конечно ценю твое красноречие, – сказала Брунхильда, – только хватит уже языком трепать, доставайте Зверюгу из ямы.
– Как, я что-то не вклеиваюсь, какая-такая зверюга? Мамотник – моя добыча, и я не позволю…
– А куда красноречие делось? Это никакой не мамотник, это Лохматая Зверюга, он мой. Корова, помоги ему выбраться.
Зверюгу, наконец, подняли на поверхность. Он весь сиял.
– Моя королева! Ты впервые назвала меня «мой Зверюга»! Я так счастлив!
– Если ты еще скажешь хоть слово, я своими же руками закопаю тебя в этой яме!
– Но позвольте! – возмутился Адя. – Это просто какой-то деспотизм! Вы что, подвергаете сомнению мою теорию? Это неслыханно! Да вы просто пребываете во тьме невежества! Моя теория незыблема!
– Ладно, Адя, успокойся, явно ведь видно, здесь что-то не так, – заметила Подлодка.
– Нет, я этого так не оставлю! Выражаю решительный протест!
– Лучше давайте подумаем, что нам теперь делать, – предложила Корова.
– Да, да, давайте! – заговорили звери, птицы и все, кто был на поляне.
– Что это за крышка такая?
– Как она там оказалась?
– Чем она нам грозит?
– Как нам от нее избавиться?
– Слушайте все! – взяла слово Брунхильда. – Для того чтобы узнать, что это за крышка, нужно отправиться к ее краю и посмотреть, что там.
– Да, да! Правильно! Наша мудрая королева! – подхватили все остальные. – Надо снарядить экспедицию!
– Не могу не согласиться с тем, что это конструктивное предложение, – сказал Адя. – Но вопрос состоит в следующем…
– Да отстань ты со своими вопросами!
– Дайте сказать. Вопрос в том, кто поведет экспедицию. Ни для кого не секрет, что в трудные времена всегда находились герои, чьи отважные сердца, подобно факелу Данко, освещали путь всем остальным, ведя их во мраке от темного вчера к светлому завтра, и которые…
– Хватит, хватит, Адя, короче!
– Короче, я готов пожертвовать собой, взяв эту скромную миссию, так сказать, на свои плечи…
– Нет, нет, не хотим! – загомонили все вокруг. – Ты и так нас чуть не ввел в заблуждение!
– Вы совершаете большую ошибку, подвергая сомнению верификабельность моей кандидатуры. Еще пожалеете. Вот изберу себя президентом, первым же указом отменю колбасу, тогда узнаете…
– Нет, нет, не надо!
– Чего не надо? Колбасы не надо?
– Нет, тебя, президентом не надо!
Всеобщий спор прекратила Брунхильда:
– Слушайте, никто никого не поведет, мы просто пойдем все вместе – я, Зверюга, Корова, Подлодка и Адя.
Никто не стал возражать. Даже Адя лишь проворчал: «Ладно уж, со мной не пропадете». На том они порешили и, недолго собираясь, отправились в путь.
Театральное действо
Дива и жрица в растерянности стояли возле зеркала, трогали невидимую поверхность, пробовали пройтись вдоль нее в ту и другую сторону, однако везде было одно и то же, непроходимая стена простиралась до необозримых пределов.
– Матильда, что тебе известно о зеркалах? – спросила Итфат.
– То, что известно всем: зеркало отражает все, что перед ним, – ответила Матильда.
– А еще?
– В отражении левое становится правым, а правое левым.
– А еще?
– Лаха! Еще то, что сквозь зеркало невозможно пройти! И мы здесь застряли!
– Но мы же как-то попали сюда. А что такое лаха?
– То же что и хела, только наоборот, когда все плохо и хочется выругаться.
После этих слов небо затянуло тучами, и на море начался шторм.
– Тили, ты видишь, зеркало реагирует! – воскликнула Итфат.
– Да, но какой нам от этого прок? – отозвалась Матильда.
– А вот такой вот такой! Мы находимся со стороны образов, а там отражения. Похоже, зеркало может воспроизводить наши мысли!
– У меня только одна мысль, как бы нам оказаться с той стороны.
– Вот и представь, что мы там. Давай обнимемся, а ты включай свой бантик, или точнее то ощущение, что у тебя за спиной.
– Ладно, давай. Ух, только бы хуже не стало, чем сейчас.
– Тили-Тили! Не допускай негативных мыслей, сосредоточься на том, что мы там, на той стороне.
Дива и жрица обнялись, чтоб не разделиться в случае чего, и замерли, глядя на зеркало. И тут потусторонний пейзаж начал меняться. Трава и пальмы растворились в воздухе, а морские волны постепенно превратились в песчаные. Они так и накатывали песком на песчаный же берег, пока не разгладились и не утихли. С той стороны, как и с этой, уже лежала бескрайняя пустыня, а вдали проявился все тот же город гламроков. Теперь подруги видели в зеркале свои четкие отражения. Картины по обе стороны полностью совпали.
– Ну вот, что и требовалось доказать, – сказала Матильда. – Мы всего лишь отразились, но никуда не делись.
– Да, мы там, но мы здесь, – сказала Итфат. – Зеркало не проведешь.
– Что заказали, то и получили. Ну нет, я на этом не успокоюсь! Возьмемся за руки и двинемся вперед, представляя, что проходим сквозь зеркало.
– Ладно, попробуем.
Так они и сделали, но, как и следовало ожидать, всего лишь стукнулись лбами в стену.
– Нет, не получается, – сказала Итфат.
– Еще одна попытка, – не унималась Матильда. – Пойдем задом наперед, один раз ведь уже сработало.
Но нет, и это не помогло. Подруги уселись и принялись бесцельно пересыпать песок руками и кидать его в зеркало. Песок отскакивал и отражался как обычно в обычном зеркале.
– Ну, Итфат, жрица-жрица, какие будут идеи? – спросила Матильда.
– С этим зеркалом все не так просто, – ответила жрица. – Это же зеркало мира, с ним надо как-то по-другому. Давай вспомним, как мы здесь оказались.
– Я играла в спектакле, который одновременно снимался, и там еще были зеркала кругом…
– Вот! Помнишь цепочку: жизнь, спектакль, кино. По этой цепочке ты попала в кино.
– А ты? Что ты помнишь?
– Очень смутно, почти ничего. Но судя по тому, что на мне ритуальная раскраска, мы как раз исполняли ритуал, а это почти то же самое, что у вас спектакль.
– Так, значит, и ты была в спектакле. Но ведь вы не занимались киносъемкой? А зеркала у вас были?
– Нет, не снимали, и зеркал не было.
– Тогда почему же ты здесь?
– Мы свои ритуалы посвящаем богам, они на нас смотрят.
– И где же они сидят? В зрительном зале?
– Тили, их нет в нашем мире, они пребывают в метареальности, и смотрят как раз с этой стороны зеркала, где мы сейчас.
– Тогда все сходится: и спектакль был, и зеркало, и эти ваши боги смотрели на вас, как в кино.
– Да, а сейчас нам надо пройти обратную цепочку: из кино попасть в спектакль, а затем в жизнь.
– Но как ты себе это представляешь? Нам что здесь, драму разыграть?
– Нет, интуиция мне подсказывает, что от нас требуется каким-то образом ожить в самой кинокартине.
– Это как если бы герои фильма ожили и сошли с экрана в зрительный зал?
– Что-то вроде того.
– Но ведь мы и так живые!
– Видимо, не совсем так. Что-то надо еще предпринять.
Они снова погрузились в раздумья. А потусторонний пейзаж тем временем начал трансформироваться к прежнему виду. Трава, пальмы и море, как ни в чем не бывало, опять зазывали к себе.
– О боже, да у этого зеркала прямо экранная заставка такая, издевательская, – сказала Матильда. – Ни дать ни взять, турагентство – приходите к нам, прибегайте к нам, приползайте к нам, мы вас в рай отправим!
– Тили, мне пришла идея, – сказала Итфат. – Я не знаю, кто там у вас обещает в рай отправить, но давай попробуем глянуть, что происходит сейчас в нашей реальности. Может, зеркало покажет?
– Фатичка, давай! Нам терять нечего.
– Начнем с тебя.
– Ладно.
– Как обычно, фиксируешь внимание на картине, которую хочешь увидеть, и не забываешь про бантик.
– Я посмотреть хочу, что там делается в нашем театре.
Матильда сосредоточилась, что-то пробормотала, и в тот же миг в зеркале, как на экране, вспыхнула яркая картина. На сцене, залитой светом софитов, вальяжно и медленно двигались пары, одетые по моде эпохи Возрождения. Женщины в роскошных белых платьях с широкими юбками. Мужчины тоже в белых шелковых камзолах и трико в обтяжку. На головах парики, у женщин высокие и светлые, у мужчин темные, завитые в кудри. Лица всех были скрыты масками с золотой росписью.
Звучала клавесинная музыка. По всей видимости, танцевали менуэт. Пары то сходились, то расходились. Мужчины отвешивали грациозные поклоны, женщины приседали в изящных реверансах, с распущенными веерами в руках. Движения танца были просты и сдержанны, с одним лишь нюансом: почему-то никто не поворачивался к залу спиной.
Судя по всему, спектакль не только играли, но и снимали, поскольку повсюду располагались видеокамеры. Подле сцены стоял режиссер и дирижировал всем действом, отдавая какие-то команды актерам, операторам, осветителям. Картина была настолько реалистична и близка, что Матильда инстинктивно принялась стучать в зеркало и кричать:
– Викто-ор! Я вот она, я здесь!
Призрачное отражение дивы металось с той стороны, повторяя ее движения. Но, похоже, никто ничего не видел и не слышал. Матильда, сообразив, что по ту сторону присутствует лишь своим мимолетным отражением, начала двигаться так, чтобы приблизиться к Виктору. Она попыталась посредством своего двойника схватить его и потрясти, но ничего не вышло – там она была лишь никем не замечаемым и неосязаемым призраком.
– Тили, – Итфат положила руку ей на плечо, – ну не расстраивайся ты, ведь следовало ожидать, что так оно и будет.
– Нет, я не могу, я сейчас с ума сойду! Ты себе не представляешь, что со мной творится! – Матильда прижалась к Итфат, готовая расплакаться. Та гладила ее по всклоченной головке и успокаивала, как могла.
Сцена была декорирована как бальный зал, с богатыми стульями по стенам. По бокам ее были оборудованы открытые всеобщему обозрению туалеты, слева женский, справа мужской, без кабинок, но с нескромными зеркалами, вероятно предназначенными для столь же нескромного обзора.
Между тем, на сцене появилась центральная фигура – дива, отличавшаяся от остальной публики великолепным платьем из темно-зеленого бархата, с большим розовым бантом на пояснице, и голубыми волосами. Лицо было без маски, но покрыто густым синим гримом, с нарочито вульгарным макияжем глаз. Дива гордо вышагивала, делая широкие движения руками, будто разгребая толпу, которая почтительно расступалась в две шеренги с поклонами и реверансами.
Матильда, завидев сие явление, не смогла сдержать слез.
– Да, недолго горевали! – сказала она с нескрываемой обидой в голосе. Слезы уже вовсю катились по ее щекам. – И замену быстро нашли! А где такой же бант как у меня выискали?
