Я знал, что долго не смогу продолжать в таком темпе: практически невидимый и неуязвимый для противников. Знал, что за эти растянувшиеся, наполненные событиями секунды придется потом расплачиваться долгими часами бессильной усталости… И старался успеть сделать как можно больше.
Вжи-иг! Вжи-иг! Вжи-иг!
Бьерсард метался во все стороны: вправо, влево, вперед, и каждый его взмах убивал очередного врага. Казалось, что я и мой топор – единственные живые в оцепеневшем, застывшем мире. Живые, щедро сеющие смерть.
Пустое пространство вокруг меня ширилось – большая прореха, разъедавшая строй. Тела падали не сразу, валились медленно, незаметно глазу, приходилось швырять их себе под ноги, чтобы добраться до следующих. И кровь не сразу начинала хлестать из ран неторопливыми тягучими струями, но все-таки начинала… Я шагал по теплым, мягким, податливым трупам, весь забрызганный, залитый чужой кровью, совсем как тогда, на подступах к Тул-Багару…
Это был не бой, не драка, – тупая мясницкая работа. И я ее ненавидел.
* * *
Мир вокруг меня ожил, вышел из оцепенения, когда я врубился в последнюю, шестую шеренгу.
Крестьянин – высокий, худой, с клочковатой неопрятной бородой на изможденном лице – широко распахнул глаза, челюсть изумленно отвисла. Легко понять его потрясение: только что видел перед собой плотно сомкнутые спины сотоварищей, и вдруг, вместо этого, – широкое пустое пространство, заваленное трупами, и залитый кровью человек с огромным сверкающим топором… Так он и умер – изумленным.
Удар, удар, еще удар, – путь свободен. Я отбил трехзубые вилы, брошенные мне в грудь чьей-то рукой, и выскочил за пределы строя. Сзади грохотали копыта – полусотня врывалась в пробитую мною брешь.
Впереди, шагах в двадцати, стояли лучники. Я устремился к ним – уже не стремительной, невидимой глазу молнией, но все равно очень быстро.
Они не успели. Они только-только накладывали на тетивы стрелы, извлеченные из колчанов, когда я подбежал вплотную. И, наконец-то, враг не выдержал! Не знаю уж, чем именно, заклинаниями или магическими артефактами воспользовался маг, превращая мирных обывателей в бесстрашных и стойких солдат (сомнений в том у меня не оставалось). Но действие тех заклинаний или артефактов все же имело свой предел…
Лучники дрогнули. Не бросились под Бьерсард на верную смерть – разбежались во все стороны, теряя оружие. Я не обращал внимания на бегущих. Вперед, вперед, на холм!
За спиной слышались звуки яростной рубки, но времени обернуться не было. Последняя линия обороны – длинная редкая цепочка бойцов с мечами и топорами. Все в доспехах с чужого плеча, рослые, крепкие. В бегство они не обратились, стояли как стояли, крепко сжимая оружие, – но в их напряженных позах мне почудилась глубоко спрятанная неуверенность.
И вновь Бьерсард запел свою кровавую песню: то свист рассеченного воздуха, то звон о сталь, то скрежет о кость… Настоящих мастеров меча или секиры здесь не оказалось, но мятежники набегали со всех сторон, норовили взять в кольцо, задавить числом.
Я вертелся ужом, наносил и отбивал удары, и с тоской понимал, что теряю драгоценные мгновения: сейчас вражеский маг опомнится, и, плюнув на поединок с Гаэларихом, пустит против меня в ход какое-нибудь мощное, на крайний случай приберегаемое заклинание…
Подмога пришла очень вовремя: всадник в форме королевской легкой кавалерии врубился в толпу врагов, теснил их конем, щедро рассыпал удары. За ним подскакал второй – боец Храма с моргенштерном в руке. Третий, четвертый…
Улучив момент, я выскочил из свалки и бросился на вершину холма. Наперерез метнулось нечто огромное, мохнатое, рычащее. Не орк, не тролль, – человек, лохматый, с заросшим лицом, закутанный в шкуры, в руках – огромная дубина, ощетинившаяся клыками каких-то животных. Сверкание лезвия Бьерсарда стало последним, что вблизи увидело звероподобное создание в этом мире.
…Их было четверо, но мага нетрудно было опознать с первого взгляда: высоченная фигура в темно-багровом плаще, лицо прикрыто надраенной и ярко блестящей медной маской.
Остальные трое – люди как люди. Невысокий толстячок в камзоле, когда-то шикарном, но ныне истертом и потрепанном, – причем в своем, сшитом по его бочкообразной фигуре. Чернобородый здоровяк в мужицкой одежде, но в роскошной бархатной полумантии, накинутой на плечи; не менее роскошный эспонтон в его руках – с резным ратовищем и с железком, покрытым золотой насечкой, – выглядел украденным. И еще один человек, без особых примет, с какими-то смазанными, не запоминающимися чертами лица, одетый как обедневший писец или младший приказчик торговца средней руки.
Был там и пятый, но его в расчет принимать не стоило: обнаженная мужская фигура неподвижно распласталась в центре начертанной на земле гексаграммы, в руки, в ноги, в грудь и живот воткнуты небольшие ритуальные кинжальчики, – кровь сочится, жив. От стоявшей неподалеку жаровни тянулся странный фиолетовый дым. В стороне валялись несколько истыканных голых трупов.
Маг, склонившийся над гексаграммой, распрямился, отшвырнул в сторону очередной кинжальчик. Чернобородый зарычал и бросился на меня, нелепо размахивая эспонтоном, – так, словно перед ним была заросшая густой травой поляна, и требовалось ее срочно скосить. Двое других тоже бросились, но наутек.
Вжи-иг! – пропел Бьерсард, и эспонтон выпал из обмякших рук. Взгляд его владельца опустился, недоуменно уставился на длинный, тонкий, идеально ровный разрез, наискосок пересекающий крестьянский кафтан в районе талии. Казалось, пострадала только одежда, но мгновением спустя края разреза густо намокли красным. Судорожное движение – и тело чернобородого развалилось на две части, рухнуло в растущую кровавую лужу, нижняя половинка нелепо скребла ногами, словно пыталась вскочить, убежать, спастись…
Всего этого я не видел. Бросился к магу, торопливо творящему какое-то заклинание. Не атакующее – меднолицый убийца думал сейчас только о бегстве. Над головой его крутилась воронка крохотного смерчика, увеличивалась, темнела, начинала обволакивать тело.
Воздух на моем пути стал тугим, упругим и вязким. Я с трудом протискивался сквозь него, – медленно, слишком медленно, – и понимал: не успею… Смерч обволок почти все тело мага, его фигура колебалась, становилась зыбкой, полупрозрачной.
Я метнул Бьерсард. Казалось, боевой топор пролетел сквозь тело мага без малейшего сопротивления. Дикий вой, яркая вспышка, – и всё закончилось. Не стало мага. Исчезла воронка смерча. Воздух не препятствовал движениям, но сил двигаться уже не осталось…
Движением столетнего старца я нагнулся за топором. Какой-то ущерб исчезающему магу Бьерсард все же нанес – на лезвии шипело и пузырилось пятно непонятной жидкости. Обычная кровь никогда не прилипала к зачарованной стали – но если эта, похожая на кислоту субстанция заменяла меднолицему кровь, то был он кем угодно, только не человеком.
Обтерев лезвие о траву, я перерубил жердь, служившую флагштоком мятежникам. Скомкал знамя и швырнул в пламя жаровни. И, словно в ответ на мое действие, вдали послышался серебряный голос боевых горнов, протрубивших знакомый сигнал: «Преследуй, руби, пощады не давай!»
Битва при Лигонге заканчивалась…
Глава пятая. Тяжкая женская доля
Уже самый вид женской фигуры показывает, что она не предназначена для слишком большого труда ни духовного, ни телесного.
Женщина не создана для высших страданий, радостей и могущественного проявления сил; жизнь ее должна протекать спокойнее, незначительнее и мягче, чем жизнь мужчины, не делаясь в сущности от этого счастливее или несчастнее.
Ал Бахгауэр, философ, IV век д. п. Л.
Вольный имперский город Альхенгард был гнусной, противной и позабытой богами дырой. И зловонной, вдобавок… Некогда, в старые добрые времена, помои, выплеснутые из окон вольными имперскими горожанами, стекали в тянущиеся вдоль улиц канавы и смывались дождями в протекавшую мимо города речку… Ныне по иссохшему руслу не протекало ничего, да и дожди случались раз в три года. И вольный дух вольного города весьма-таки тревожил обоняние непривычных путешественников. Горожане, притерпевшись, не замечали…
Трактир «Щит Одоара», расположенный в центре пресловутого вольного города, неподалеку от ратушной площади, был гнусным, противным и позабытым богами заведением. И тоже зловонным. Возможно, трактирщик полагал, что доносящийся из кухни аромат лука, жарящегося на прогоркшем жире, возбудит у посетителей голод и жажду… У моего желудка он вызывал прямо противоположные стремления…
Пиво, что продавали в рекомом трактире, было гнусным, противным… Впрочем, кажется, я начинаю повторяться. Но пойло, которое мне подали здесь в выщербленной глиняной кружке, пиво напоминало немногим… В основном тем, что тоже было жидким.
Тяжело вздохнув, я рискнул сделать глоток. Худшие опасения подтвердились… Конечно, вода стала большой ценностью в нашем мире… Но сей факт никоим образом не оправдывает пивоваров, заменяющих ее ослиной мочой в процессе производства. И трактирщиков, торгующих получившимся продуктом.
Отставив кружку, я поймал за рукав пробегавшего мимо толстячка с подносом, уставленным новыми порциями гнусного напитка.
– Э-э-э? – не слишком вразумительно поинтересовался толстячок моими претензиями.
– Вы работаете в доле с аптекарем? – произнес я задумчиво. – Или сразу уж с гробовщиком?
Отравитель побагровел, набрал полную грудь воздуха, готовый вступиться за честь альхенгардских пивоварен и «Щита Одоара», и… И не сказал ничего. Устыдился, должно быть.
Чуть помедлив, я разжал пальцы, сомкнутые на его локте. Толстячок устремился в сторону кухни, дребезжа своими кружками. Левая его рука свисала плетью.
Спустя недолгое время передо мной стоял глиняный кувшин и относительно чистая чарка. Я налил, сделал глоток, покатал во рту напиток.
Да, это действительно было неплохое молодое вино. Я благосклонно кивнул и толстяк перестал мелко дрожать. И снова исчез.
Та-а-ак. Мир становился хоть чуточку, но лучше.
* * *
…Я бы с удовольствием обошел Альхенгард стороной. Но после злополучного сражения у высохшего русла Лигонга из нашего отряда остались в живых семь человек… Причем трое уцелевших бойцов Храма получили такие ранения в схватке у ставки мятежников, что путь продолжать не могли.
В строю остались четверо: я сам, маг Гаэларих, Калрэйн… И мэтр Тигар, историк золотого века Лаара.
Погиб Зойда – когда мятежники все же ворвались в наше импровизированное укрепление и начали беспощадную резню. Погибли Сулгрин, Йонас, Ройде и остальные парни, ходившие со мной к Тул-Багару… Маг Гаэларих лишился обоих своих помощников… И для старого вахтмайстера Друэна этот поход стал последним – не разминулся с шальной стрелой…
Продолжать наше путешествие в столь поредевшем составе не стоило и думать, – вчетвером мы едва могли управиться с громоздкими фургонами мэтра магистра, не говоря уже о том, чтобы отбиться от возможного нападения.
Сайэр пулмайстер Удиго-ар-Виеналь, как выяснилось, чувством благодарности не отличался. И наотрез отказался передать под мою команду хотя бы десяток всадников. У вас, дескать, свой приказ, у меня свой, приятно было познакомиться, майге-э-э-эр Хигарт, надеюсь, что больше не встретимся. Стоило ли губить отборных бойцов, чтобы спасти задницу этого надутого спесью индюка?
Расставшись с поредевшей пулой (в строю осталось чуть больше половины королевских конников), мы с трудом добрались до Альхенгарда.
Здесь предстояло пополнить припасы, прикупить кое-какое снаряжение, да и коней поменять очень бы неплохо.
А самое главное – необходимо найти и нанять людей, готовых за деньги рискнуть жизнью и здоровьем. По слухам, публика этого сорта собиралась именно в «Щите Одоара». В общем-то, логично, – тем, кто регулярно потребляет здешнее пиво, и здоровье, и сама жизнь не слишком-то дороги…
Однако слухи на то и слухи – часто лгут. Никто из посетителей «Щита» не привлек моего внимания в качестве возможного кандидата.
В темном углу кучка оборванцев азартно гремела стаканчиком с костями. Судя по всему, большее, на что они способны – срезать кошелек у зазевавшегося купца, если того не сопровождает пара телохранителей с дубинками.
Прочие мрачные личности, сосредоточенно сидевшие над своими кружками, тоже особых надежд не внушали. Без сомнения, кое у кого из них числились на счету весьма рискованные предприятия, и трупы за спиной наверняка оставались, – но всего лишь в здешних неосвещенных переулочках и тупичках, куда не заглядывает городская стража…
Можно было лишь вздохнуть об уютном, чисто подметенном зале «Хмельного гоблина», где имели обыкновение коротать вечера ландскнехты, поджидавшие вербовщиков, наемники с закончившимися контрактами и прочие им подобные господа. Да и пиво там, опять же, заслуживало так называться…
Однако я не спешил покинуть не оправдавшее надежд заведение. Имелась одна проблема, которую мне очень бы хотелось обдумать без помех, в одиночестве, тишине и спокойствии… Почти в тишине и спокойствии – драка, вспыхнувшая между игроками в кости, не в счет.
Проблема касалась все того же злосчастного боя при Лигонге… Вернее, той роли, которую сыграл в бою мэтр Тигар.
Бывшему торговцу и нынешнему летописцу Лаара полагалось забиться под повозку и молиться всем богам, каких он только знал, – когда подошедшие под прикрытием магического тумана свежие отряды мятежников устремились на штурм вагонбурга.
Не забился. Наоборот, дрался наравне со всеми. И, по словам Калрэйна, кривым кавалеристским клинком орудовал так, что любо-дорого посмотреть… А в том, что касается оружия и умения владеть им, на слова Калрэйна полагаться можно смело.
Не спорю, среди купцов и их приказчиков, ведущих торговлю с местами дикими и опасными, зачастую встречаются люди, отлично знающие, с какого конца браться за меч. Тигар таким не казался, но любое мнение может быть ошибочным…
Допустим, в своей далекой юности мэтр Тигар научился недурственно махать клинком, и не растерял умений. Но дальнейших его действий сей факт никоим образом не объясняет.
Когда старому вахтмайстеру Друэну стрела пробила навылет голову, Тигар… взял командование на себя! И командовал весьма умело и эффективно!
К тому времени главари мятежа были мертвы или разбежались, меднолицый маг тоже покинул поле битвы, но их подчиненные продолжали выполнять последние полученные распоряжения. И вполне могли превратить нашу победу в поражение, – высокородный сайэр Удиго-ар-Виеналь отдать сколько-нибудь толковый приказ оказался не в состоянии. Использовать успех, за который я заплатил жизнями своих ребят у ставки мятежников, оказалось некому…
Тигар же прекратил оборонять возы, посадил всех уцелевших защитников вагонбурга в седла (в том числе Калрэйна и магистра Гаэлариха; причем маг, завершивший свою магическую дуэль, так обессилел, что пришлось его с двух сторон придерживать в седле).
Затем странный писатель вывел всадников в поле, соединился с потрепанными ротами, продолжавшими бой, стремительным обходным маневром зашел в тыл мятежникам, – пула прокатилась смертоносной лавой, вырубая пращников и лучников, затем ударила в спину косиньерам, – и те, оставшись без руководства и без стрелковой поддержки, быстро превратились из умелых бойцов в толпу мужичья, охваченную паникой…
Все, как в учебнике. Грамотные действия отлично подготовленного кавалерийского командира. Но мэтр Тигар?! Достаточно вспомнить, как он сидит на своем сонном коньке – нелепый, весь какой-то обмякший и, одновременно, угловатый… Испуганно вздрагивает, когда лошадь дергается от укуса овода…
И вот ЭТОГО человека послушались старые рубаки перед лицом грозящей гибели?!
Послушались. Невероятно, но факт.
Впрочем, когда королевские конники галопом подлетели к холму, где жалкие остатки прорвавшегося отряда отбивались от последнего отчаянного натиска мятежников, скакавшего впереди мэтра Тигара было не узнать… Ничем не напоминал взгромоздившуюся на забор собаку. Скорее стал похож на черную хищную птицу, настигающую добычу. На коне держался так, словно если и не родился в седле, то уж точно сел в него раньше, чем научился ходить… Приказы отдавал самым что ни на есть «командирским» голосом, отнюдь не похожим на обычное бормотание… Взгляд цепко оглядывал поле боя, не упуская ни одной мелочи; казалось, даже глаза стали другими – колючими, похожими на прозрачные ледяные кристаллы…
…Кувшин постепенно пустел, но ясности в моих раздумьях не добавлялось. Понятно лишь одно: епископ и в самом деле имел веские основания включить Тигара в состав экспедиции за Молотом.
И беречь мэтра надлежит, снова прав сайэр епископ, как зеницу ока.
* * *
– Вы – Хигарт? – вопросительных ноток в голосе высокой брюнетки, опустившейся на табурет напротив меня, было прискорбно мало.
Я окинул деву взглядом ленивым и совершенно незаинтересованным, во всяком случае, мне хотелось, чтобы именно таким он казался. Хотя на самом деле наблюдал за ней крайне внимательно – с того самого момента, как девушка переступила порог «Щита Одоара».
Всем известно, какого сорта женщины шляются в одиночестве по таким вот злачным местечкам. Однако вошедшая никоим образом не походила на трактирную шлюху: через плечо перекинута перевязь с ножнами, из-за спины видна рукоять легкой сабли.
Воительница…
Но не просто воительница… Я не мог разглядеть, что за украшение свисает с шеи девушки, тонкая цепочка исчезала под одеждой. Однако не сомневался – висит там медальон Гильдии наемников. Дело в том, что в вольном городе Альхенгарде действуют весьма суровые установления, касающиеся ношения холодного оружия. Выйти из дому с оружием длиннее четырех аккенийских шасов – значит почти наверняка провести ночь в городской каталажке. Если, конечно, не принадлежишь к благородному сословию владетельных сайэров, или не носишь форму императорской армии, или, на худой конец, – здешней городской стражи. Я законы не нарушаю… ну… почти всегда… без веских причин, по крайней мере. И лезвие висевшего на моем поясе ронделя[1 - Рондель – в данном контексте узкий кинжал с головкой и гардой в форме дисков.] составляло три с половиной шаса.
Единственное исключение советники городского магистрата сделали для дубинок – да и то при условии, что их ударная часть не имеет металлических, костяных или каменных деталей. И для Гильдии наемников – ее члены могут ходить с длинными клинками.
Обычно воительницы предпочитают стричься коротко, по-мужски. У этой же волосы оказались заплетены в тугую косу и уложены спиралью. Однако держалась прическа на острых костяных заколках, торчащих во все стороны, – и попытка ухватить деву за волосы могла закончиться плачевно. На конце косы – тяжелый стальной грузик в форме наконечника стрелы. С остро заточенными краями, кстати. Слышали, слышали мы о таких штуках, правда, применяют их мастера боя, живущие куда южнее…
Я и сам собирался завести разговор с девушкой – но она меня опередила, да еще и назвала по имени. С чего бы? Никаких давних знакомств в вольном городе я не имел, да и новых завести не успел…
Лицо воительницы казалось незнакомым… Спокойные карие глаза, густые черные брови, кстати, не выщипанные; над левой бровью небольшой шрам, совершенно не портивший привлекательности скуластого лица.
Наряд вполне под стать облику. Неброская рубашка из мягкой плотной ткани, поверх нее потертый жилет из стеганной кожи, так называемая бригантина, —любимый одежда людей, чей образ жизни связан с постоянным риском: наемников, бандитов и прочих романтиков с большой дороги, а также любовников, опасающихся мести ревнивых мужей. Стальные пластинки, вложенные между слоями простеганной кожи, способны выдержать несильный рубящий удар, да и от стрелы спасут, если она не выпущена в упор. Однако бригантина не настолько стесняет движения, как тяжелый кованый доспех, а при нужде носится под камзолом и плащом достаточно незаметно.
Пауза после вопроса девушки затягивалась.
– Вы, собственно, кто? – сдержанно спросил я, не спеша подтвердить: да, мол, я и есть тот самый Хигарт.
– Хлада. – Голос низкий, спокойный.
– Просто Хлада? – я многозначительно поднял бровь.
– Хлада Сельми. Сестра сержанта Йоса Сельми. Помните такого?
Я откинулся на спинку стула и еще раз всмотрелся в скуластое лицо.
Пожалуй, в лице девицы, сидящей напротив, действительно просматривалось некое сходство с непроницаемой задубелой физиономией сержанта Сельми…
– Да, я Хигарт… – пришлось подтвердить мне. – И как поживает Йос? Он, кстати, мне ничего не рассказывал о вас.
– Йос умер. Недавно. Болотная чума, – коротко бросила Хлада. – А почему не рассказывал… – тут она пожала плечами, – разве он вообще много болтал? Хотя о вас как раз говорил охотно.
Сестра она или нет, но кое-что о сержанте и в самом деле знала. Йос был редкостным молчуном, предпочитавшим объясняться языком жестов и односложными междометиями.
– Да и с родителями я жила не слишком долго, – продолжала девушка. – А Йос, сколько себя помню, всё воевал… Дома ой как редко появлялся. Когда после Халланского похода на побывку приехал, куклу мне привез в подарок… Смешно – я как раз тогда в Гильдию экзамен держала. Меня ведь с малолетства отец к оружию приучать начал… Говорил, что коли уж боги сыновей не посылают, так он и из девчонок воинов сделает.
– Не посылают? А Йос?
