Веселая прогулка в преисподнюю
Игорь Епифанов
В настоящий сборник вошли художественные и публицистические произведения автора, профессионального журналиста, многие из которых основаны на реальных исторических событиях, имевших значительный общественный резонанс. Читатели узнают подлинные истории борьбы московского генерал-губернатора с проституцией на рубеже XIX – XX веков, боевого крещения женщины-солдата «РЭМБО», трогательных отношений животных и людей, познакомятся с романтической сагой о любви. Отправляясь в путь вместе с автором-репортером, читатели начнут свое увлекательное путешествие с веселой прогулки по атомной станции. «Атомная тема» раскрывается также совсем в ином, драматическом свете. Речь пойдет о печально знаменитом Тоцком полигоне. Побывав вместе с автором в «местах не столь отдаленных», читатели, возможно, даже посочувствуют некоторым незаурядным сидельцам и служащим, особенно на фоне злодеев XX века, прославившихся особой жестокостью и цинизмом.
Игорь Епифанов
Веселая прогулка в преисподнюю
Часть 1
ПРОЗА
Бордель для Марфы Степановой
Обер – полицмейстер тяжело опустился в просторное кресло за рабочим столом. Он рассчитывал закончить свой день пораньше. Не получилось. Из канцелярии принесли почту. Среди важных документов, можно сказать, государственного значения, лежали изрядно поднадоевшие челобитные, уведомления о выполненных поручениях и одно удостоверение в виде разрешительного письма на имя крестьянки Марфы Степановой. Упомянутой в письме особе разрешалось открыть и содержать до 1 января 1901 года на улице Сретенской в доме Брещинского дом терпимости с правом иметь в нем не более десяти женщин.
Обер – полицмейстер задержал свой усталый взгляд на удостоверении. Ему показалось занятным то обстоятельство, что даму по имени Марфа Степанова он знавал лично во времена не столь отдаленные и в доме Брещинского, кажется, бывал неоднократно.
– Экое совпадение – подумал генерал и добавил: – не припомню я что-то, чтобы раньше Сретенка таким спросом пользовалась. И все под носом у начальства норовят. Выгоду ищут, наверное.
Сюда в канцелярию полицмейстера приходили многочисленные жалобы домовладельцев и жильцов, испытывающих неудобства от близкого соседства с притонами. Обитатели домов терпимости и их посетители раз от разу устраивали пьяные оргии на улице, чем гневили добропорядочных горожан.
– Эх, Марфа – вздохнул генерал – подкинула ты мне забот: еще как минимум на полчаса задержусь – и с этими словами он извлек из стола увесистую папку. В ней он держал досье на промышлявший развратом люд. Среди документов был список содержателей и содержательниц тайных притонов разврата и легальных домов терпимости. Из восьми названных в списке домов терпимости два размещались в Сретенской части. На первом участке притоном заведовали Белоусов Семен и Николаева Екатерина из крестьянского сословия.
– Кирилл, – позвал генерал помощника, – Кирилл, подойди сюда, – снова повторил генерал. Однако услужливый и в то же время пунктуальный Кирилл не отзывался.
– Эх, шельма, научился у англичан хорошим манерам, за работой не гонится. Ладно, завтра продолжим.
Утром следующего дня обер – полицмейстер позволил себе задержаться на 15 минут. По пути на работу заехал в лавку Ильина, у которого не раз покупал картины русских художников и миниатюрные скульптуры. Войдя в кабинет, Иван Сергеевич почувствовал свежесть сквозняка, пробежал взглядом по кабинету – увидел порядок во всем и успокоился: помощник на месте. Помощник главного полицмейстера Кирилл хорошо знал характер своего шефа и его пристрастия. Он знал, что для шефа полиции лучше закрытые непроглядными тучами небеса, чем наглухо закупоренные окна в его кабинете. Глоток чистого воздуха полицмейстер ценил не меньше, чем глоток чистейшей родниковой воды. А родниковая вода, кстати говоря, доставлялась генералу каждую неделю из святого источника.
В тяжелую тесаную дверь постучали. Это был его помощник.
– Здравия желаю, господин обер-полицмейстер.
– Здравствуй, Кирилл. Хотел я тебе вчерашнего дня поручение дать, да не нашел тебя.
– Позвольте, Иван Сергеевич, до шести вечера я был в вашем распоряжении и вовсе не покидал помещения. А позже, мне надобно было успеть заглянуть на Мясницкую, по вашему же поручению.
– Да знаю, знаю. Ну, как, успел?
– Успел.
– Хорошо, об этом позже. Коль скоро ты был на Мясницкой, не спрашивал ли тамошнего старосту по поводу тайных притонов?
– Спрашивал. Говорит, что еще два тайных притона появились на прошлой неделе в том районе.
– Кто заправляет там, знаешь?
– Да, известно. Крестьянка Шувалова Ксения и мещанка Шекманова Мария.
– Ты вот что, дружище, принеси мне сейчас отчеты врачебно-полицейских комитетов за последние пять лет и письмо от 13 числа прошлого месяца из Канцелярии его Высочества. Да, и еще кое-что: я хотел бы получить все документы, которые у нас есть по Марфе Степановой. Вот письмо, – и генерал извлек документ, отложенный им на край стола, и наполовину прикрытый распахнутой папкой для бумаг – У нас должна быть фотография этой женщины. Я хотел бы найти ее.
Увидев вопрос во взгляде Кирилла, Иван Сергеевич уточнил:
– Я хотел бы найти Марфу Степанову.
Кирилл явно ждал этого уточнения. Хорошо зная шефа, как благовоспитанного и интеллигентного человека, он ни разу не замечал за ним каких – либо пагубных привычек или необдуманных поступков, способных нанести вред его репутации. Общение с разночинным людом было для шефа таким же обыденным делом, как и перерыв на обед. Но лишь в редких случаях он делился с помощником своими личными впечатлениями. К числу таких случаев, например, относились всякие нелепые истории и несуразности, рассказанные случайными собеседниками.
Прошло минут пятнадцать, не более того, как снова раздался предупредительный стук в дверь, и в последующий миг она широко отворилась. Кирилл вошел с кипой бумаг на руках и, не дожидаясь приглашения, в мгновение ока воздвиг на генеральском столе небольшую пирамиду.
– Вот, Иван Сергеевич, то, что вы просили. Отчеты комитетов, письмо его Высочества, и, собственно, персональное дело Марфы Степановой, а к нему фотография. Настоящее местонахождение Степановой установлено.
– Спасибо, Кирилл, – принимая документы и разглядывая титулы, Иван Сергеевич, на несколько мгновений примолк, и тут же выдал новое распоряжение: – Пригласи Степанову послезавтра к нам, в Управление, к 11 часам пополудни.
Отложив персональное дело Марфы на край стола, обер – полицмейстер погрузился в отчеты. Именно погрузился, потому как, листая страницы, он как будто бы спускался по ступеням времени на самое дно социальной жизни. Статистика всей сухостью своих голых цифр колола глаза. Всякий раз, когда градоначальники пытались ограничить масштабы проституции в Москве, промышлявшие развратом женщины из легальных домов терпимости уходили в подполье. А уж там – то, свободные от догляда и обязательств, проститутки зарастали грязью и разносили споры сифилиса. Изучив документы, полицмейстер с напряжением погладил лоб, как будто хотел навсегда избавиться от морщин.
– Да, от комитетов проку мало – вслух рассуждал Иван Сергеевич: – Докладывать его Высочеству надобно.
Обер-полицмейстер встал из-за стола, чтобы немного размяться. Неторопливо прошелся по кабинету, будто подгонял тучную думу свою. И остановился перед окном. В воздухе пахло весенней сыростью и пряностями. Аромат доносился из расположенной поблизости лавки колониальных товаров. Насытив кровь ароматным кислородом столицы, шеф полиции вернулся к рабочему столу. С фотографии смотрело довольно красивое ухоженное лицо зрелой женщины.
Обер-полицмейстер давно не испытывал такого живого интереса к знакомой, но изрядно подзабытой личности. Марфа Степанова ему запомнилась среди множества особ женского рода, потому что сразу же понравилась. Девица сия отличалась редкостной рассудительностью и красотой, присущей лишь избранным представительницам ее сословия. Точеная фигурка, аккуратность в одежде, и то, что французы называют «les belle maniers». А взгляд какой – просто наваждение! Лучистый и открытый. За блеском ясных глаз, как за дорогой портьерой, искусно маскировались грешные мысли. Впрочем, осуждать ее за это он не мог ни тогда, ни сейчас. Трудно было представить, как она с ее тонкой талией впряжется в неподъемную повозку крестьянского хозяйства, чтобы через несколько лет лишиться тех славных изгибов тела, которые возвышали ее над средой и испортить удивительно тонкий рисунок кожи узлами натруженных вен. Да, она была не такая как все. Именно это обстоятельство больше всего смущало полицмейстера. Он отдавал себе отчет в том, что сам стал когда – то жертвой ее чар, и тем уже повинен.
«-Итак, идти или не идти?» – Иван Сергеевич призадумался.
– Не по чину мне вроде как по притонам шляться. Но с другой стороны – кто сказал, что я иду в бордель? Я иду в обычный мещанский дом, не более того. Имею право… – и, как будто опомнившись, поправил ход своих мыслей: – Боже правый, о чем это я?
В иное время генералу и в голову не пришло бы искать оправдания в таком привычном для него деле, как хождение в народ. Его всегда влекло туда, где, не зная устали, кипела суетливая разночинная жизнь. И он был частью этой жизни, ни на минуту не забывая, однако о службе.
И он решился.
На другой день, аккурат перед обедом, обер – полицмейстер отправился в памятный ему дом Брещинского. Швейцар, завидев генерала, раскрылечился, отставив левую ногу, будто собирался выполнить гимнастическое упражнение.
– Добро пожаловатьс, ваше вышкоблагородие.
– Здоров – произнес обер- губернатор, а про себя подумал: «картавый какой – то».
– Ты вот что скажи мне – нет ли у вас новых питейных или других увеселительных заведений?
– Да вроде как собирались трактир какой-то открывать. Да вместо него, слыхал, бордель удумали. Пока что, слава богу, тихо. Но боюсь, покойная жизнь моя скоро кончится, вышкоблагородие.
– Жалуешься?
– Да что вы! Это я так про себя думаю.
– Ты вот что, как тебя нарекли родители?
– Тимофеем.
– Присматривай за публикой, Тимофей. Особливо, если будут докучать добропорядочным гражданам. А нечестивых и буйных сразу бери на заметку. Ежели что – полицейская часть рядом, поди, знаешь где.
– Как не знать, ваше благородие. Почитай, напротив, живу.
– Местный, значит. Тем лучше. Ну ладно, бывай.
– Желаю здравствовать-с, – услужливо поклонился швейцар.
На второй день Марфа Степанова пришла к обер-полицмейстеру. Строго к назначенному часу. Минута в минуту. Он узнал ее. Когда увидел накануне фотографию – слегка усомнился. А теперь, когда увидел эту женщину воочию, посмотрел ей в глаза – сомнения вмиг развеялись – перед ним стояла его старая знакомая. Двадцать с лишним лет минуло с той поры.
– Ну, здравствуй, Марфа Степанова. Надо же, свиделись. Дело, слышал, свое заводишь?
– Что ж, Иван Сергеевич, не прозябать же в старости в нужде.
– Ты, Марфа, видной была девицей в юности. Только, кажется, со здоровьем у тебя не все ладно было.
– Да что вы, кормилец, вспомнили же такое. Было раз по глупости, по – молодости. Я чиста, как весеннее небо. Простите, но медицину я уважаю. Вы, голубчик, ежели желаете…
– Да, Марфа, хороша ты была в девках, и сейчас – не хуже, – перебил ее обер -полицмейстер. Но не о любви хочу говорить с тобой. А больше о страданиях телесных, любовью причиняемых. Знаешь, сколько в столице больных сифилисом? Калинкинская больница уже не вмещает всех освидетельствованных. В Канцелярии его Высочества бьют тревогу. И зараза сия от домов терпимости исходит. Справки подделывают. На осмотр не являются.
– Что до меня, кормилец, не беспокойтесь. Я девок своих сама лично проверяю. И публика у меня приличная, не то, что эти голодранцы с Каланчи. А девочки проверенные, не боитесь.
– Это тебе бояться надо, а не мне – неожиданно засмеялся обер-полицмейстер.
– Знаешь что, Марфа, давай с тобой договоримся. Если узнаешь, откуда зараза разносится, сообщи. Я тебе лишний раз докучать не буду. Если в твоем хозяйстве все в порядке будет – живи и наслаждайся жизнью, как умеешь. А мне супротив болезней общества надо выступить. Так что заразу с корнем вырывать буду. Договорились?
– Договорились, кормилец, – и, как будто вспомнив, что не сказала самого важного, Марфа произнесла: – Какой вы все-таки мужчина!
– Какой? – едва сдерживая иронию, с видом педантичного человека спросил обер-полицмейстер.
– Особенный. Благородный и…
– Ну, говори уж, по старой памяти пойму.
– Очень привлекательный.
Губернатор сдержанно улыбнулся. «Льстит, белокурая… Но все – равно, приятно».
– Ну, ладно, ладно, ступай. Понадобишься – позову.
Марфа неторопливо покинула кабинет начальника полиции.
Обер-полицмейстер вновь остался один. Он был доволен собой.
– Что ж, с Марфой разобрались. Девка – не промах. Но с законом в ладах. Во всяком случае, Степанова может не беспокоиться за свое хозяйство – у нее пока все чисто, с белого листа начинает. А кто у нас следующий?…
Генерал снова вернулся к слегка потрепанным папкам, в которых хранилось досье на полторы тысячи московских проституток. По ним можно было сделать вывод, что промышлять непотребством шли далеко не первые красавицы. И не от хорошей жизни.
– А вот и барское сословие выглянуло – вслух произнес обер-полицмейстер и продолжил свою мысль, читая дальше: «– Кошелевский Наполеон Антонов, дворянин. Ну и наградила его матушка именем. Интересная, между прочим, персона. Надо бы его проверить. А ну какие еще другие подвиги совершал».
И потирая руки, как будто освобождаясь разом от ломоты в суставах и «канцелярской» грязи, обер-полицмейстер с некоторым воодушевлением позвал помощника: – Кирилл…
Он почувствовал, а может, и знал уже наверняка, что в барском подворье их ждет настоящая работа. Так бывает, когда человек после долгих сомнений и раздумий принимает непростое, но очень важное для судеб других людей решение. И оно, это государственного значения решение, подчас зависит от того, в каком настроении пребывал человек.
Ярмарка принцев
Есть у меня друг. Настоящий волшебник. Однажды он пригласил меня в удивительную страну (вы о ней, наверное, слышали). И хотя я уже давно перестал заглядывать в миры непознанные, свитые из грез, я все – таки согласился. Кто ж отказывается от таких предложений? Тем более, если его сделал друг.
– Ты будешь удивлен сегодня тому, что увидишь. А удивившись, конечно, захочешь спросить. Спрашивай, друг мой. Я всегда буду рядом. Только не перебивай, пожалуйста, меня, когда я буду говорить. Во всем остальном ты абсолютно свободен. Как, впрочем, и все, кто сегодня будет присутствовать на нашем празднике.
– А какой сегодня праздник? – поинтересовался я.
– День исполнения заветных желаний. Жители волшебной страны называют его «ярмаркой принцев». По сути это верно лишь отчасти и вообще эти два слова плохо сочетаются друг с другом. Однако я не возражаю против названия. У людей есть свобода выбора. Есть право на определение. И я его принимаю.
Итак, ты готов, друг мой? Тогда закрывай сейчас же глаза. Считай до пяти. А потом открой их снова. Через пять мгновений ока мы будем там. Полетели!
Я открыл глаза. Широко развел дуги бровей. И удивился! Я почувствовал удивительную легкость бытия и радость на сердце, от того, что я здесь. Возможно, на меня подействовал свежий ветер, который создавал вокруг необычайную атмосферу. Так много воздуха мои легкие никогда еще не получали!
Я стал с любопытством осматриваться и увидел высоко над головой огромный свод. Он простирался так далеко, что невозможно было разглядеть его границ. Ветер раскачивал его, словно шелковый парус. Мне сразу это напомнило гигантский цирк – шапито. Но прошу вас – не умаляйте размеров этой страны! Ее невозможно измерить квадратными милями или верстами.
Ветер, тем временем, усиливался, демонстрируя собравшимся свою волшебную мощь. Его ждали, как ждут благодатный огонь на священной земле. Он – первовестник Чуда. И оно непременно произойдет сегодня. И я его увижу!
