Люсильда нахмурилась, как после глотка кислого травяного чая.
– Я тебе так скажу. Сириус, конечно, к ней тоже постоянно бегал. Но ты не он. Тебя здесь многие и не помнят уже, а его знали и любили. И в его репутации никто бы не позволил себе усомниться. Даже после того, как юная бесовка приложила все усилия, чтобы эту репутацию подпортить.
– И чем же? Есть какие-то слухи о них?
– Конкретного ничего. Только после его пропажи она постоянно приставала к лорду Риффингу и всякое ему рассказывала: мол, и видела его последняя, и то он ей сказал, что в ту сторону отправится… то потом вспомнила, что другое что-то. В итоге поискам она только мешала, хоть и старательно делала вид, что помогает.
– Что-то из этого могло быть правдой?
– Шутишь? Конечно же, нет. Не знает она ничего полезного. Просто внимания хотела к своей персоне. Как и всегда.
– Я все же схожу.
Люсильда нахмурила брови.
– Конечно, если вы не настолько против.
– Кто я такая, чтобы тебе запрещать?
Я так и не понял, сильно ли она злится, но решил, что не буду выяснять. Пускай себе злится. Мне казалось маловероятным, что моя репутация могла бы пострадать после обычного ужина. В самом деле, мы же будем не одни в доме. Поместье, насколько я помнил, было огромное, и наверняка (если Дэ Норты все еще процветают) в нем много слуг, а может, леди Лана пригласила на ужин не меня одного. Вечер пятницы, даже в сельской местности молодые люди вместе ужинают и веселятся. Но, еще раз взглянув на надувшуюся тетушку, решил, что стоит ее отвлечь, дабы окончательно не впасть в немилость.
– Единственное, мне без вас никак не справиться. Я практически не взял с собой вещей… Вы поможете мне подобрать что-то из вечернего?
* * *
В витрине магазинчика я рассмотрел свое мутное отражение. Я шел через центр деревушки в одном из вечерних костюмов Сириуса. В юности я часто таскал его одежду, и мысль о том, что на мне она всегда сидела лучше, чем на брате, обычно доставляла какое-то специфическое удовольствие. Обычно, но не сегодня.
Заметив знакомый поворот на улицу, уходящую в обходную дорогу, я не задумываясь свернул. Придется сделать круг и зайти в поместье через южные ворота, но зато я миную толпы деревенских жителей, снующих по своим вечерним делам от магазинчика к магазинчику.
Я много раз ходил этим путем в детстве. Некоторые деревья, которые отчетливо помнил, исчезли, а их место заняла молодая поросль – время беспощадно ко всему. Улицы проросли вдоль лесочка на два, а может, и на три новых квартала, захватив и стерев с лица местности небольшой пустырь, на котором мы играли в мяч. Я никогда не считал себя человеком сентиментальным, но сделал вывод, что сердце приятно екало, когда проходил мимо мест, оставшихся примерно такими, как я их помнил. Солнце катилось по горизонту, готовое нырнуть в облачка. Самым коротким был путь через холм и старый дуб – священное место для многих жителей округа.
На холм вела длинная и извилистая каменная тропинка, заканчивающаяся лесенкой в девять ступенек, с массивными каменными перилами. Верхнюю ступеньку обрамляли арка и две статуи, сточившиеся со временем наподобие каменных снеговиков. На своде арки тихонько позвякивали колокольчики и вились на легком ветерке выцветшие ленты. Я не любил это место. Оно заставляло меня чувствовать себя неуютно. Не могу сказать, что в золотых и пышных, как пирожные, столичных церквях я ощущал себя лучше, да и частым их посетителем я точно не был, но этот холм… он всегда нагонял на меня какую-то тоску. В детстве она была необъяснима, а теперь я отчетливо ощутил, что же меня так отталкивало все это время. Увядание.
Подзабытые верования, растерявшие почти все свои земли, адептов, величие. Не справившиеся с новыми временами, истертые до неузнаваемости статуи. Я пнул ногой приличных размеров булыжник, отвалившийся от круга каменного постамента, и пригляделся к главному символу округа Кайсли.
В лучах заходящего летнего солнца дедушка-дуб был еще более уродливым, чем я его запомнил. Кривые ветки, подпертые палками, непропорционально огромные наросты на разных сторонах ствола, перевязь из красных канатов и тряпок. Зачем так мучить дерево? Кажется, Сириус что-то такое рассказывал, но вспоминать мне не хотелось, я помахал рукой у лица, отгоняя то ли нахлынувшие воспоминания, то ли столпившуюся мошкару.
Сириусу нравились подобные места, а про этот холм он говорил, что чувствует здесь себя спокойно. Я замешкался на полпути, обходя каменный постамент, и попытался представить его сидящим с какой-нибудь книжкой и термосом мятного чая. И полностью провалился. Так и не смог ощутить ни толики умиротворения или того самого «спокойствия» – только нарастающее чувство отвращения.
На макушку с ветки упал желудь и, отскочив, завалился за воротник. Пытаясь достать его, я расцарапал шею. Швырнув желудь на землю, обиженно зашагал к северной лестнице. Нелюбовь с этим местом, видимо, была взаимная.
Почти на ступеньках я почему-то оглянулся и краем глаза заметил Сириуса! Как я его только что и представлял: сидящим под ветвями дуба с книжкой в руках. В висках застучало. Я проморгался, и все исчезло. Видимо, недосыпание решило оживить мои фантазии. На всякий случай я еще раз обошел дуб по кругу. И, подобрав с земли злосчастный желудь, сунул его в карман. По лестнице спускался уже почти бегом. Солнце село, и над холмом нависла темнота.
* * *
Двухэтажный особняк раскинулся почти на гектар. Фамильное поместье Дэ Нортов не было самым большим из владений древних родов, зато по своей древности вполне могло поспорить со многими столичными усадьбами. Серый песчаник, залитый столетиями дождей, вкупе с отблесками многочисленных фонарей обворачивали дом жутковатой атмосферой угрюмости. Мне подумалось, что этому поместью очень подошел бы туман, но ночь обещала быть ясной и звездной.
– Мистер Хартли, это вы? – старичок-дворецкий прищурился, уткнув свой свечной фонарь почти в самое мое лицо.
– Здравствуйте. Да, Марс Хартли, я получил приглашение от леди Дэ Норт.
Я вдруг осознал, прохлопав карманы летнего пальто, что оставил конверт с приглашением на письменном столе Сириуса.
– Все в порядке, мистер Хартли, – прочитав мое замешательство, поспешил успокоить дворецкий. – Мы ждали вас, сэр. Просто немного необычно, что вы решили воспользоваться южными воротами. Западные куда удобнее, и местные сэры и леди всегда предпочитают их.
Больше разговоров не требовалось, и дворецкий зашагал по грунтовой тропинке, задрав фонарь так высоко, как только мог, периодически оглядываясь и проверяя, достаточно ли мне света. Он проводил меня через массивные двери и предложил оставить верхнюю одежду. Я на секунду замешкался, вспомнив, что в кармане пальто лежит подобранный мною желудь. Незаметно завернул его в платок и запихнул в нагрудный карман пиджака. Совсем не хотелось сыскать славу натуралиста или городского сумасшедшего в глазах прислуги местного знатного дома, если желудь вылетит из кармана и со стуком покатится по каменному полу. Я отдал пальто. Миновав вторую дубовую дверь и очутившись в полукруглой гостиной, сразу увидел ее.
Уверен, это появление было спланировано и расписано поминутно, как у актрисы сельского театра. Леди Лана томно спускалась, легонько вышагивая по ступенькам. Застыв на середине лестницы, присела в самом легком, едва заметном приветственном реверансе. С десяток свечей, громоздившихся в подсвечниках на пролете, выверенно оказались позади нее. Утопая в контурном свечении, молочным звездным небом светилось расшитое пайетками платье, а на лице сгустился мрак. Я застыл истуканом на мгновение, но, вспомнив о манерах, подошел и поцеловал руку в атласной перчатке, поприветствовав по всем правилам приличия хозяйку этого дома.
Пройдя лестницу и оказавшись в коридорах, с радостью отметил, что леди Лана выглядела и вела себя куда проще, чем могло показаться после того бессмысленно-пафосного появления в фойе. Она была невысокого роста, вполне миловидная девушка, щечки не такие румяные, как любили в столице, а волосы темноваты, на мой вкус. В этом сезоне все столичные кавалеры гонялись за светлыми оттенками. Ее до неприличия короткая стрижка вполне соответствовала новомодным тенденциям дамских причесок, так ненавистных мне, как, наверняка, и всем мужчинам в столице. Леди, и молодые, и старые, начали обрезать себе волосы, и, видимо, это докатилось уже и до округа Кайсли.
Для себя я отметил весьма кокетливое поведение леди Ланы, сразу прилипшей к моему локтю. Мы шли по коридору пару минут, а мне два раза почудился в ее болтовне второй, словно чужой голос. В первый раз, когда она упомянула тетушку, вежливо справившись, как у нее дела и не помешал ли я ее летним планам своим внезапным приездом. Мне послышался какой-то журчащий, стрекочущий призвук, когда Лана выговаривала «Лю-сссии-льда». Дальше я поведал ей, что визит к тетушке был обговорен в нашей переписке и я приехал на день или два, чтобы завершить дела и забрать кое-что из вещей Сириуса.
– Я думаю, что если завтра успею закончить с бумагами и вещами, то был бы рад успеть на вечерний дилижанс, дабы не смущать тетушку лишними хлопотами на выходных, – добавил я.
– Ах, Сириу-ссс, какая трагедия, – прошептала леди тихим наигранным голосом, и я услышал этот звенящий призвук второй раз.
Может, просто у нее привычка так выговаривать имена – подумалось мне. Или это все усталость после дороги, как и та галлюцинация на холме у дуба. Я потрогал нагрудный карман, как будто за эти пару десятков метров желудь мог куда-то из него запропаститься. Лана застыла около стула в ожидании, что я помогу ей присесть, как того требовали приличия. Я отодвинул стул и потер глаза.
– Вы выглядите очень уставшим. Дорога от столицы была тяжелой?
– В летних дилижансах весьма спертый воздух, и по иссохшим дорогам трясет. Но это все пустяки. Стоит выйти на станции и вдохнуть свежего воздуха этих мест, поездка кажется не такой уж тяжелой.
– Сдается мне, что вы преувеличиваете или, может, лукавите. В детстве вы всегда хотели вернуться в столицу и, в отличие от Сириуса, никогда не любили приезжать к нам в округ, – ядовито улыбнулась леди Лана.
Я никак не мог ее вспомнить, и это начинало меня злить. Неужели есть какие-то подробности из детства, которые запомнились ей и совершенно вылетели из моей головы? Хотя она и была абсолютно права. Я не принимал ностальгию по свежему воздуху и размеренно-нудному проживанию в сельской местности. Это веяло тоской. Суета больших городов, сообщества поэтов, актеров, журналистов и знатных леди, рассекающих вечерами в каретах от одного будуара к другому под светом газовых фонарей, – вот это было по мне.
Пустота полей, утренние туманы и звездная темнота небес обычно радовали Сириуса, для меня же округ Кайсли всегда был ссылкой по настоянию отца, и, когда его не стало, а матушка начала принимать решения в семье, первое, на что я ее уговорил, было перестать отсылать меня в округ Кайсли на лето.
Тогда же и случилась первая наша серьезная ссора с Сириусом. Не такая, как в детстве, когда мы дрались из-за каких-то глупых вещей: бардака, книг, пиджаков, чего-то, что я испортил, взяв при этом без разрешения. Нет, это была другая ссора. Тихая и от этого жуткая. Мы просто поговорили на чуть повышенных тонах. И, сойдясь на том, что никто из нас не понимает, а самое главное, не хочет понимать и принимать позицию другого, спокойно разошлись. Перестали разговаривать на неделю, а потом Сириус уехал на целое лето. Мне иногда думается вечерами, что именно с той ссоры все и пошло наперекосяк.
– …так что вам по этому поводу думается?
– Что, простите? – чуть не подпрыгнул я, испугавшись, что вдруг начал рассуждать вслух.
– Что вы думаете по поводу того, что миссис Тарльтон взялась устроить панихиду без тела Сириуса?
– Ах, это. Это, скорее, была идея нашей матушки. Поиск официально остановили. И она сочла, что лучше будет считать Сириуса погибшим, а если настанет день, когда он вернется, мы порадуемся и примем его, но пока лучше так.
– Ваша мать весьма разумная женщина.
– О да, и она в крайней степени этим горда.
– Но на панихиду она не приехала? И не настаивала на продолжении поисков, насколько мне известно. Я повторю вопрос: что вы думаете по этому поводу?
А что я думал по этому поводу, для меня самого было загадкой. Я, скорее, думал, что матушка и тетушка правы. Легче признать, что человек погиб и поминать его добрым словом на праздники и дни рождения. Возможно, поставить несколько портретов в гостиной, чтобы очертания лица не вымывались из памяти. Но все это были больше здравые рассуждения тетушки и матушки, нежели мои искренние чувства, а мне просто не хотелось разбирать его вещи. Наверное, как-то так я и думал.
– Почему вы не поинтересуетесь у меня, что я думаю по этому поводу? Миссис Тарльтон наверняка уже насплетничала вам о наших с Сириусом частых встречах.
– Тетушка не склонна изменять своим нравам. Так, и что же вы думаете про панихиду? Вы на ней присутствовали?
– Нет, панихиду я пропустила.
– Отчего же?
– Оттого, что я уверена: не стоило останавливать поиски. Я спорила с лордом Риппоном на эту тему. Сириус был очень увлекающимся человеком. Сдается мне, что он еще может быть где-то в лесах. Искать своих загадочных духов оврагов или рогатых лисов. Некоторые идеи настолько будоражили его разум, что он прибегал по вечерам с горящими глазами и мог рассказывать до утренних звезд какую-нибудь древнюю легенду, обрывки которой он пытается найти в летописях или на руинах. Так что мне верится, что можно вычислить, куда именно и зачем он отправился в тот вечер. Но, к сожалению, ваша тетушка отказалась выслушивать мои домыслы. Я уверена, необходимо посмотреть дневники или записи Сириуса и выяснить, куда он пошел. И тем самым сузить круг земель для обыска.
– Тетушка, конечно, отвергла подобную теорию… Если он все еще жив, а тем более если погиб, дневники должны остаться его сокровенными мыслями. Думаю, если бы Сириус хотел что-то сказать или предупредить, он бы оставил записку или написал кому-то письмо, чтобы сделать свои предположения публичными.
– Если он все еще жив, то наверняка ожидает помощи от близких.
– Сириус разорвал отношения с нашей семьей. Не думаю, что он рассчитывал на нашу помощь.
– Ах, Марс, может, и была какая-то ссора, разногласия, но он не считал, что разорвал с семьей отношения. Так часто о вас говорил и надеялся, что вы приедете навестить его. Возможно, если прочтете его дневники, вы поразитесь тому, как сильно он вас любил и как мог надеяться на вашу доброту и отзывчивость.
«Она врет», пронеслась мысль в голове. Лакей бесшумно и незаметно подлил в стакан еще вина. Хотя это скорее было похоже на разновидность глинтвейна, слегка разогретого, с привкусом неизвестных мне специй. И горький, и сладкий одновременно.
Лана спряталась за бокалом вина, сделав глоток и не отводя с меня своих почти черных глаз. «Она точно врет», но зачем ей это? Не думаю, что Сириус стал бы называть отъезд из дома «разногласиями с семьей». Он ни разу не написал почти за целый год – что он мог писать про меня в своем дневнике и почему леди Лана уже два раза упомянула о нем и о том, что мне нужно его прочитать?
– Вам не понравилось наше медовое вино?
– В столице обычно варят что-то подобное на зимние праздники – не очень понимаю, как пить его летом в такую теплую ночь.
– Тогда я вас научу. Предлагаю прогуляться в аллеях, на улице такая прекрасная погода.
Я согласился, и мы прошли по засыпанной мелкой гранитной крошкой тропинке в подобие лабиринта из изгородей и кустов. В центре, в окружении кленов, стоял массивный каменный стол. Слуги суетились, украшая свечами и подушками лавочки возле него. Фрукты и сладости на столе. Звездное небо. Леди Лана или готовилась заранее к моему возможному визиту, или была весьма искушена в подобных мероприятиях. Менее всего это было похоже на спонтанную прогулку в сад. Лакей развел костер в углублении стола, и вдруг леди Лана щелкнула пальчиками в атласной перчатке, и все слуги, словно в завершении мрачного танца, удалились.
– Не стоило вам так утруждать себя ради моего визита.
– Стоило, конечно, тем более что мне очень хотелось бы склонить вас на свою сторону.
– Что же такое на вашей стороне, что есть необходимость на нее склонять?
Леди Лана взяла пару каких-то травинок из блюдечка на столе и кинула их в огонь. Искорки закружились и устремились столпом ввысь, в темноту. На мгновение пламя сверкнуло зеленым, а затем вернуло себе ярко-оранжевый цвет. Подлив мне еще теплого вина и придвинувшись почти вплотную, Лана заглянула мне в глаза.
– Я хочу найти его. Я уверена, что какая-то часть его блуждает где-то в лесах и вы сможете мне в этом помочь.
– Вы имеете в виду уговорить матушку подать заявление о возобновлении поисков? Для этого нужны какие-нибудь основания, а я, если честно, не вижу таковых. И собираюсь покинуть округ в ближайшие дни.
– Тогда предлагаю начать с того, что я уговорю вас остаться. В это воскресенье на площади будет небольшой ярмарочный городок – репетиция нашей главной летней ярмарки. И после него в поместье Риппонов традиционно праздничный прием. Если, например, лорд Арвус самолично пришлет вам приглашение, вы же согласитесь остаться?
– Я как раз рассчитывал уехать в воскресенье.
– Ну, что за вздор! – она положила руку мне на грудь, и желудь, лежащий во внутреннем кармане пиджака, словно издал какой-то писк.
Леди Лана продолжала лепетать что-то, расписывая летние прелести округа Кайсли, которые могли бы заставить меня передумать и остаться на пару недель. Я выпил еще медового вина, а потом еще и еще. И ближе к утру, когда небо начало светлеть, а я брел, спотыкаясь о каждую кочку, эта идея уже не казалась мне такой плохой. Я что-то пообещал ей, но боже, какое все-таки было прекрасное вино, нужно будет попросить рецепт и готовить себе такое каждые выходные, а вот обещание никак не возвращалось в мою голову. Ладно, вспомнится, когда проснусь.
Я споткнулся о камень в паре шагов от дома и, растянувшись лицом вниз, почувствовал, как что-то очень больно ударило в грудь. Вытащив желудь, я уставился на него в недоумении. За эти несколько часов обычный маленький желудь вырос до размеров очень крупной сливы. Никогда о таком раньше не слышал, возможно, так и должно быть… я попытался вспомнить, как выглядели здешние желуди в моем детстве, но не смог.
Помимо удивительных метаморфоз желудя, мое положение было весьма незавидным, так что я просто засунул его в карман (сначала уронив и, шатаясь, подобрав) и решил, что с ним и с обещанием разберусь, когда просплюсь, а сейчас же нужно каким-то образом проникнуть в комнату, не разбудив при этом тетушку. Хух, как же давно такое было в последний раз? А самое главное, разве в итоге у нас Сириусом хоть раз получилось прокрасться пьяными и незамеченными? Из придорожных кустов выпрыгнула лиса и унеслась куда-то вдоль ограды. Великолепное было вино. Надо будет узнать рецепт.
Глава 2
Голова трещала. Перед глазами то собиралась в четкую картинку, то разбегалась кругами люстра, висевшая в комнате Сириуса. Я с трудом оторвал себя от подушки, даже пришлось придержать руками звенящую черепушку. Обрывками возникали воспоминания, картинки без контекста. Леди Лана, вино со специями, зеленое пламя, извилистая предрассветная тропинка, лисица с оленьими рожками прыгает в кусты. Или это почудилось?
При беглом осмотре ладоней обнаружилась пара ужасных кровавых ссадин. Падение точно не почудилось.
– Боги, больше никогда не буду пить горячее вино…
От звуков собственного голоса к горлу подступила тошнота.
Босые ноги в сочетании с брюками заставили скривиться в подобии улыбки. Спал в одежде. Я тихонько пошевелил пальцами, словно проверяя, не отнялись ли конечности, как вдруг от ужаса схватился за голову: «Где ботинки?! Неужели так пришел?!» Но приступ паники быстро отступил: один ботинок почти сразу нашелся под кроватью, а второй ждал за дверью комнаты.
Я раскопал в шкафу махровый халат и пижамные штаны Сириуса. Пробравшись на цыпочках в ванную, целую вечность отмокал под еле-еле теплой водой. В любой другой день я бы, скорее всего, сильно жаловался и ворчал на тему преимуществ больших городов перед деревенскими поселениями, хотя бы в плане наличия элементарных удобств, горячей воды например. Но голова так гудела, что мне было все равно, просто хотелось тишины и молчания. В мыслях тоже.
Укутавшись в халат и спустившись на кухню, застал Люсильду, готовящую завтрак. Я был встречен коронным осуждающим взглядом семейства Хартли: «А я говорила! Не нужно было туда ходить!»
– Утро доброе, милый. Как вчера все прошло? – нежно и весело спросила она вслух. В ней точно погибла великая актриса.
– Я помню только часть вечера. Но та, которую помню, была весьма недурна и с любопытными подробностями.
– Ох, уж в том, что было много любопытного, я и не сомневалась. Чего в итоге хотела леди Лана?
– Если коротко… Она думает, что зря остановили поиски.
Глоток чая с молоком словно пробудил во мне новую жизнь. Люсильда поставила на стол тарелки с яйцами и беконом, а сама уселась напротив. Какое-то время мы ели молча. Меня это вполне устраивало. Хотя еда и отдавала привкусом вчерашнего вина, но с каждым кусочком мне становилось легче. Я поднял глаза на тетушку и прямо-таки почувствовал, что она вот-вот взорвется. Она пилила кусочек бекона так, словно собиралась разрезать его вместе с тарелкой.
– Я вас вчера разбудил?
– Да что она там себе надумала вообще!
Понеслась, подумал я. Ну, что ж, это уже не остановить. Главное – не усугублять. С прилившей к вискам кровью вернулась и тошнота.
– Как бы мы не остановили поиски?! Все, что могло быть, было сделано! И даже больше, и вполне должным образом. Она что, возомнила из себя святую, чтобы можно было разбрасываться подобными заявлениями?! Что еще она наговорила? Что мы не любили Сириуса? Что только и рады были похоронить пустой гроб, чтобы это все закончилось?!
– Ничего такого она, конечно, не говорила, тетушка. Успокойтесь, прошу. Пока не погрязли в подобных ошибочных выводах.
– Тогда развей мои сомнения по поводу этой маленькой проходимки!
– Она считает, что Сириус, возможно, еще жив и ему может понадобиться помощь семьи, – произнес я вслух, и внутри словно что-то лопнуло.
Почему вчера, когда об этом говорила леди Лана, мне было все равно? Из-за вина? Или из-за того, что это говорил не я? Возможно, в этот момент у меня легонько затряслась челюсть или похмельный вид был совсем уж жалостливый. Тетушка выскочила из-за стола и обняла меня, хотя я не думаю, что это было нужно, или уместно, или чем-то мне помогло…
