– Что?
– Пожалуйста, отвяжись!
– Да ладно тебе, ну у меня что, такого не было? Ты хороший, я вижу. Она тебя обязательно простит. Просто позвони ей вот прямо сейчас, ну или хоть напиши, – не унималась девчонка. Кит попытался ускорить шаг, но она резво бежала за ним следом, продолжая нести свою псевдожизнеутверждающую чепуху. Тогда он остановился, развернулся – она на него едва не налетела – и очень, очень сурово потребовал заткнуться.
– Я знаю, о чём говорю, – не слушая его и даже не обижаясь на грубый ответ отвечала девчонка.
– Ты не знаешь.
– Спорим?
– Нет у меня никакой девушки. У меня умерла мама.
Кит от себя не ожидал, что может вот так вот запросто это сказать, ещё и незнакомому человеку на улице, но теперь он снова шёл вперёд, и за ним больше никто не бежал. Он почувствовал какой-то извращённый триумф, злую радость от того, что своей бедой смог осадить человека. И что теперь он наконец-то один.
Впрочем, ненадолго: противно вибрируя, в кармане зазвонил телефон. Лена, конечно, кто же ещё?
– Алло?
– Никита, ты где?! Проспал? Или не пытался даже прийти?
– Я вышел из дома.
– И где ты?
– Какая тебе разница, а? Я вышел из дома, ты не этого разве хотела? – огрызнулся Кит, идя в наступление.
– Я хотела, чтобы ты явился в университет.
– Зачем? Никому нет дела до того, есть ли я в университете. Никто меня там не ждёт, да и было бы глупо ждать: расхотел получать образование – моё дело. Поэтому отвяжись и дай мне спокойно…
– Ох, да иди ты к чёрту, знаешь! – слова о том, что «никому до него нет дела», здорово задели Лену. Хотя бы потому, что ей дело было, и она уже какой день проявляла это всем своим видом. – Я тебе просто напомню, что твоя жизнь ещё не кончилась, и если ты решил пустить её под откос, то сними сначала с других ответственность, которую они за тебя несут… Если тебе плевать на себя, подумай о том, что я за тебя отвечаю перед учебной частью. Не надо создавать мне проблемы.
Кит бросил трубку и убрал телефон в карман; он совсем не был настроен слушать чужую истерику. Если у кого-то и были реальные проблемы, то этот кто-то – он, и просто свинство пытаться перевести стрелки. «Ты даже не представляешь, как мне плохо», – думал он, пиная ботинками снег.
Телефон прожужжал SMS-кой. Лена писала: «Завтра жду в универе. Либо с головой, либо с заявлением на отчисление. Задолбал».
Хотелось выкинуть чёртов гаджет в снег, но было всё-таки его жалко. Кит достал из кармана пачку, в которой оставалась последняя сигарета; больше у него с собой не было. Он зажёг эту сигарету и курил её долго-долго, растягивая до предела и дальше: скурил до фильтра, скурил фильтр, восхищаясь омерзительным вкусом, наконец, обжёг губы. Это немного привело его в чувства. Следовало вернуться домой, не шататься же здесь до ночи, но мысль о том, чтобы сесть опять в метро, была страшнее всего на свете. Такси тоже не годилось, потому что личный контакт с водителем – едва ли не хуже, чем косвенный контакт с кучей людей в метро. Да и деньгами разбрасываться он не хотел.
Пока стоял, зависнув, и размышлял об этом, возле него снова появилась эта девчонка, просто какой-то демон, объявивший на невыплаканные остатки китовой души охоту. Подняла руки ладонями вверх, словно хотела его, как котёнка, убедить в своих благих намерениях. Кит не стал отворачиваться и уходить, потому что от неё, похоже, не убежишь, но подумал: благие намерения куда опаснее злых.
– Прости меня, – начала девчонка. – Это было очень глупо. Я сейчас оправдаюсь, ладно? Мне кажется, что людям гораздо хуже, чем могло бы быть. Вот я и пытаюсь в свободное время как-то… чудеса для них творить, что ли. Я в самых читала о вот такой вот милоте, когда случайные прохожие говорят те самые простые, но спасительные фразы. Показалось, что тоже так могу. Прости. Я не подумала вообще о том, как всё может быть на самом деле. Ещё лицо твоё. Решила, что из-за девушки подрался.
Кит молчал. Злость не отступила, да и на намерения девчонки ему было совершенно наплевать: чего она тут распинается? Просто стоял и терпел, потому что не знал, как ещё унять сумасшедшую.
– Давай о твоей маме поговорим, хочешь? Тебе станет легче. А меня ты потом никогда не встретишь, так что можешь не стесняться. Говорят, с чужими гораздо проще, чем с самыми лучшими друзьями.
– Кажется, у меня нет лучших друзей. Я не из-за девушки подрался, а из-за мамы. Да не подрался даже, если честно… Просто пришёл мой лучший друг, избил меня и смылся, – Кита снова понесло в откровения.
– Прямо-таки «просто»? Но за что? – удивилась Яна.
– Ладно, совсем не «просто»… Димка был и маминым другом тоже. А я, получается, в смерти мамы виноват. Чёрт… Зачем я тебе это рассказываю?
– Затем, что мне несложно тебя выслушать. Почему виноват?
– Моя мама очень любила путешествовать. Всю жизнь. А я не полюбил, не смог. Ни разу с ней не ездил никуда дальше дачи в тверской области. Мне даже там было очень плохо, потому что от Москвы далеко. В общем, она меня никуда не брала, а я и рад.
И сейчас мама тоже уехала. Она почти никогда дома не бывала. Работала на удалёнке, сдавала бабушкину квартиру, возвращалась забрать у съёмщиков деньги и на совещание забежать. Дома гостила скорее, чем жила. Она была в Исландии… – на этом месте девчонка вздохнула с ужасом, и тут же прикрыла рот рукой, будто бы хотела запихнуть вздох обратно.
– Она в разбившемся самолёте летела, да?..
– А ты откуда знаешь?
– У меня сестра работает в этой авиакомпании. Это должен был быть её рейс, но она отравилась, никуда не поехала, её заменили. Мы потом каких только богов не благодарили… Я опять. Извини. Прости меня, пожалуйста, я тебе очень сочувствую. Но почему ты себя-то в этом винишь?
– Я мог отговорить её от Исландии. Мог попросить её остаться дома, сказать, что мне нужна какая-нибудь помощь. Я мог полететь с ней. У нас только начало семестра, страшного не случилось бы, но я ничего не сделал.
– Ты же не мог предположить, что так будет.
– Я должен был почувствовать, я же её сын, а не кто-нибудь чужой!
– Это не наделяет тебя экстрасенсорными способностями, как мне кажется, – парировала девчонка. И хотя Киту сильнее всего на свете хотелось доказать свою вину, убедить в ней хотя бы самого себя, он понимал, что эти слова – правда, маленькая и лаконичная правда, о которую разбиваются все его сложные надуманные доводы.
Девчонка не отставала, но и неприязни её навязчивость больше почему-то не вызывала.
– Ну так расскажи о маме. Какой она была? Наверное, она очень много знала, раз постоянно путешествовала?
– Очень много. Она говорила на пяти языках бегло, ещё три параллельно разучивала, а уж сколько переводов любой разговорной фразы она могла сказать – это не пересчитать. Может, на всех языках мира, включая даже вымышленные. Из книг и кино. Ей очень нравились фантастические миры, детские сказки вроде «Гарри Поттера» или «Властелина Колец», какие-то рыцарские истории. Её словно вырвали из контекста – лёгкую, выдуманную, идеальную во всём, но при этом такую живую и настоящую… Моя мама была восхитительной, самой лучшей. И можешь не говорить, что так думают все дети. Я достаточно чужих мам повидал, чтобы составить мнение, – попытался пошутить Кит. Он ещё долго рассказывал о маме, направляемый вопросами спутницы. На улице стемнело, пальцы ног он совсем не чувствовал, но готов был идти так ещё целую вечность, потому что такая вечность куда лучше той тягучей пустоты, в которой он провёл последние две недели.
Но сказок не бывает: девчонка взглянула на часы, ойкнула и сообщила, что ей срочно нужно искать ближайшее метро и возвращаться домой. Кит взмолился о том, чтобы метро не искалось как можно дольше, а вслух сказал:
– Знаешь, пожалуй, твой замысел удался. В смысле, некоторое чудо со мной всё-таки произошло, мне стало гораздо легче.
Девчонка счастливо улыбнулась, но быстро одёрнула себя и сделала обратно сочувственно-тоскливое выражение лица.
– Я даже подумал: вот ты мне говорила, что я должен срочно «ей позвонить или написать». Я ведь правда могу написать маме письмо. Всё там ей высказать.
– Это замечательная идея… Стой, как тебя зовут? Я до сих пор так и не спросила.
– Никита. Хотя нет. Давай просто «Кит», – представился Кит именем, которым прежде его называла только мама. С которым он вырос, как Димка вырос с «Митей». Но ни Кит, ни Димка никогда не называли друг друга «мамиными» именами. Это – запретная зона.
– Кит. Классно. Меня Яной зовут. Ну, всё, метро.
Они остановились, и следовало попрощаться, но вернуться в своё съедающее одиночество было очень, очень страшно.
– Пока? – вопросительным тоном сказала Яна.
– До свидания, – ответил Кит.
– Прощай, – подытожила Яна и ушла. Кит почему-то остался стоять, хотя и ему нужно было в метро. Когда девчонка уже затерялась среди спускавшихся на станцию людей, он запоздало подумал, что стоило хотя бы обменяться контактами, а теперь ниточка, конечно, оборвётся, а завтра ему придётся вставать и ехать в университет, и всё-таки делать вид, что он нормальный, потому что во второй раз так не повезёт. Потому что трагедия, только что отступившая на второй план, снова стала трагедией во всю ширь и мощь: во всё его сердце, во всю его душу и голову, в него – целиком.
А Киту так хотелось не притворяться, а быть: быть нормальным, быть человеком, пока он ещё помнил, как это. Ему позарез нужна была эта сумасшедшая девчонка, которая верит в чудо и в то, что можно сделать чудо из попавшихся под руку средств. Совсем как мама.
Нужно было её (кого – её?) вернуть.
Но это уже не от него зависело.
Шестая. А.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69388381&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
«carpe diem» (лат.) – «лови момент»
