Кора осмотрелась и тут же обнаружила источник запаха: на подоконниках двух небольших окон стояли баночки из-под краски и пыльные граненые стаканы с торчащими из них кистями.
Она уже не в больнице, она в гостях у художника.
Вечером накануне все произошло так быстро, что Кора не успела сложить два и два. Пришел врач, сказал, что всех выпишут, потому что случилось ЧП и нужны койки для тяжелых с «Норд-Оста».
Посыпались вопросы, от которых доктор лишь нервно отмахнулся. В дверь палаты стремительно вошла матушка Мария, следом за ней Иван. Кору повезут на долечивание в Сергиев Посад, матушка обо всем договорилась, сама она остается в больнице на ночь, они увидятся завтра.
Все это было сказано на ходу, под шум и грохот пробегающих по коридору людей и крики, что доносились из раскрытой двери. Кора разволновалась, пошла обнять на прощанье девчонок из палаты, чуть не забыла свой паспорт, принесенный минутой раньше медсестрой, и коротенькую, на треть листа, выписку из истории болезни, написанную от руки. Видимо, набирать в компьютере, а затем распечатывать не было времени.
Маме она позвонила уже из машины. Та ее успокоила, что в курсе, и пусть Кора едет с матушкой Марией – так для нее будет лучше… пока.
В дверь комнаты постучали.
– Доброе утро, матушка! – проскрипел трескучим тенорком художник. Он вошел, держа перед собой картину в большой, тяжелой раме с облезшей позолотой.
– Вот, думаю, она к вашему присутствию в этой светёлке оченно подойдет! – сказал художник, постреливая на нее глазами из-за рамы.
Силясь вспомнить имя-отчество хозяина, Кора ухватилась за спасительную тему:
– А… матушка Мария придет?
Художник сделал благоговейное лицо, посмотрел куда-то вверх и произнес с блаженным видом:
– Матушка после заутрени болящих навещает. Ну, а мы-то с вами…
В сенях загрохотали пустые ведра. Потом все стихло. Художник дернул шеей и почему-то шепотом произнес:
– Иван вчера в ночь уехал. Грешить-то! В ночь! А не согрешишь – не покаешься… – Художник смешно посопел носом, высоким и писклявым голосом противно подхихикнул три раза, потом осекся и перекрестился.
– Василий! Матушка Мария на родник просила съездить. Тара у тебя есть какая-нибудь? – судя по силе голоса, Иван стоял прямо за дверью.
– А… так входи, Иван! – засуетился Василий (теперь Кора знала его имя).
Дверь открылась, Иван шагнул в комнату, оказавшись к Коре боком. Не посмотрел в ее сторону, кивнул: «Здравствуй!» и вышел в сени, бросив художнику на ходу:
– Выйди-ка!
Василий поставил картину на пол и вышел, закрыв за собой дверь.
Кора осталась одна. Схватилась за щеки – они горели.
Зачем она здесь, зачем она среди этих чужих людей?.. Ей надо уйти отсюда. Куда? – Домой… Туда, где случилось то, страшное. Мама наверняка там прибралась и нет никаких следов, но…
Нет, она не может пойти домой. Вероятно, мама это понимает, поэтому и согласилась на помощь матушки Марии. Куда же ей идти?
В дверь снова постучали. Она откликнулась.
Вошел Иван.
– Матушка Мария просила узнать про твое самочувствие. Какие лекарства нужны… нам потом надо поговорить. Мы с Василием на источник поедем, а ты поешь, я там на кухне оставил. Привез… что Бог послал. – Иван выговорил эту фразу и неожиданно блеснул улыбкой, – она словно без спроса сорвалась с его губ. Он тотчас же нахмурился, будто злясь на себя за неосторожное или ненужное проявление эмоций. – И еще мама твоя прислала тебе пакет.
Иван уже ушел, а Кора все думала: зачем он упомянул матушку Марию? Это как пароль. Будто он прочел ее мысли и напомнил о матушке, чтобы она перестала сомневаться.
Кора вышла из комнаты в сени. Дверь закрылась, и она оказалась в темноте. Она нащупала дверь и вновь открыла ее. Из сеней коридор вел куда-то вглубь дома, и была еще одна дверь, рядом с ее комнатой.
Она прошла по коридору и попала в небольшую, но уютную кухню. На чистом пустом столе стояли два полиэтиленовых пакета. В одном из них Кора нашла банку варенья и всякие гигиенические принадлежности – это явно мама собрала. В другом были одноразовые контейнеры. Она выложила их на стол.
«Что Бог послал…» – сказал Иван. В контейнерах были красиво уложены диетические блюда. Если это был Бог, то он явно был ресторатором.
Она повертела одну из пластиковых коробок и нашла наклейку московского ресторана с адресом. «Мило…» – кисло улыбнулась Кора и присела на табурет, стоящий возле стола. Что это, зачем?..
Ей стало нехорошо, как в страшном сне. Хотелось проснуться и больше не видеть всего этого. Но с Иваном она не отказалась бы встретиться еще раз. «Просто для того, чтобы все прояснить», – успокоила Кора себя.
Глава XI
Вещдок
– Вот это тоже к вещдокам, – сказал вошедший в кабинет высокий молодой мужчина и положил на стол следователя книжку.
– Чайник включи! – отозвался следователь, не отрывая взгляда от экрана компьютера на столе, рядом с папками, сложенными в неровную стопку.
На этом же столе стояла бутылка виски в полиэтиленовом пакете с биркой и печатью, другие похожие пакеты, тоже запечатанные, топорщились от вложенных в них предметов и занимали соседний стол полностью.
– Игорь, ты глянь, на фига им книжка?.. Они ж только ваххабитскую чушь читают.
Зашумел чайник, вошедший мужчина опустился на стул напротив стола следователя, облокотился на него и положил голову на руку. Лицо его было утомленно-серым. Он закрыл глаза.
– Не спи. Старший лей… Кошкин! – окликнул его Игорь. – Не спи, говорю, замерзнешь!
– Ага! – мужчина вздрогнул, поднялся и направился в угол кабинета к маленькому столику, загремев там чашками. – У нас сахар есть?
– Где-то там… отстань! – сказал Игорь, стуча по клавиатуре компьютера. – Всё! Могу прерваться на пять минут.
Он откинулся в кресле.
Чай пили молча.
– Наши все вернулись? – спросил Игорь Кошкина.
– Ну, прям-таки! Все там еще. Посмотри! Гитлер вообще при чем? Может, там шифр какой?
– Не понял! – Игорь подался вперед и прочел название книги-вещдока, на которую показывал мужчина: «Гитлер. Билет в один конец», автор Кора Фаминская.
Он взял в руки книгу в полиэтилене, подержал и, сорвав бирку, вытащил ее из пакета.
Книга была новой, явно ни разу не открытой.
– Это вообще оттуда? Гребут всё подчистую, – проворчал Игорь, кладя книгу на стол.
– Да, гребут… – отозвался Кошкин. Он взял книгу в руки и открыл форзац: – Оп-па!
– Что?
– Адрес…
Игорь молниеносно выхватил книгу у него из рук. На форзаце корявым почерком были написаны адрес и станция метро.
– Пробей быстро! – велел он. Кошкин потянулся за телефоном. – Да сходи, быстрее будет! – Игорь опять уткнулся в монитор.
Спустя несколько минут в дверь вежливо постучали.
– Открыто!
Игорь снова оторвался от экрана монитора, ожидая увидеть Кошкина и спросить, какого рожна он устраивает тут интеллигентские заходы.
Но это был не Кошкин.
– Привет, служба!
– Здорово, второй отдел! – Игорь поднялся и пошел навстречу, протягивая руку. – Какими судьбами?
– Ну, неформально пока, идет? Бабу делить будем! – невесело сказал вошедший.
– О как?!
– Да! Я тебе ее отдам, а ты не благодари!
– Это ты про что?
– «Про что». Про кого! Фаминская, авторша книги – она и есть. Ей по башке настучали, так что чуть концы не отдала. Ее адрес в их книжке был.
Игорь резко, конвульсивно мотнул головой – это была вроде как привычка, но в данном случае слишком походило на отрицание.
– Показания я снимал. Два раза с ней говорил, – настаивал «второй отдел».
– Да ну?! А что она сказала?.. Материалы осмотра места, ну и чего там еще, есть?.. Она где сейчас?
– В больнице, где же ей быть. А не сказала ни слова – вроде не помнила ничего. Материалы я прямо тебе показал. Ага. Кошкин как пришел с этим адресом, я услышал – и бац! Всё сложилось, как пазл. Так что? Берешь?..
– Нет. У меня ничего не сложилось, я не в теме и живу по приказу. Всё! Да и что с нее проку, не знаю!.. Дай подумать.
«Второй отдел» замер в ожидании. Игорь посмотрел на него как на сумасшедшего. Он будет ждать его решения здесь, стоя посредине кабинета?
– Не-е! Не сейчас. Ну ты чего? Меня с минуты на минуты на ковер с отчетом потребуют.
Глава XII
Пора!
Из комнаты, где Кора раскладывала продукты по пакетам, она видела Ивана. Он разговаривал с Василием, тот стоял за дверью, девушка только слышала его голос. Мужчины находились в сенях, от комнаты их отделяла дверь с высоким порогом, сейчас она была приоткрыта.
Кора осторожничала: она чуть прикрыла веки, готовясь сразу отвести глаза, если Иван вдруг обнаружит ее внимание.
Василий что-то восклицал, Иван отвечал негромким голосом, с одинаковой интонацией, как будто текст читал. Интересно, какая у него интонация, когда он говорит не по делу… или что-то личное…
Кора чуть не выронила из рук стеклянную банку с медом. Матушка Мария собиралась в Москву, Кора хотела быть ей хоть чем-то полезной и вызвалась помочь. На столе стояли приготовленные Корой пакеты, в каждом баночка с медом, шоколад в цветной обертке с библейским сюжетом, маленькая бутылочка со святой водой.
– Ну, я думаю – пора! Потом договорим! – сказал Иван Василию.
Один за другим они вошли в комнату.
– Ты просто… у тебя просто нет аргументов! – обрадованно воскликнул Василий.
Выходит, они о чем-то спорили. Кора не вслушивалась, поглощенная своими мыслями. Ее щеки залила краска. Дурацкая реакция организма. Подумаешь, она взрослая женщина. И что такого, если она пробовала вообразить, каков Иван в отношениях. В близких отношениях. С женщиной. В самых-самых близких. С ней.
Ивана не было здесь, у художника, три дня – она подсчитала.
Больница, потом ее внезапный приезд сюда, все помнилось как-то сумбурно, крутилось в голове цветными обрывками, как в калейдоскопе, не складываясь в единую картинку, а эти три дня после его отъезда тянулись долго, будто остановилось всё. Здесь всегда были люди – они приходили, спрашивали матушку Марию. За матушкой ходил Василий, она жила на соседней улице, в доме старого священника, «досматривала» его, как тут говорили.
Художник с матушкой возвращались не быстро, и пока их не было, Кора выслушивала истории людей, дожидавшихся матушку. Всегда было одно и то же: они смотрели на нее сначала настороженно, потом говорили какие-то общие, ничего особо не значащие слова, будто в оправдание своего присутствия, а дальше их было уже не остановить: люди выкладывали все свои беды, повторялись, путались в подробностях, в именах, и опять продолжали…
Кора не знала, что делать в такой ситуации, не знала, можно ли их оставлять одних в комнате, поэтому присаживалась на свободный стул и слушала не перебивая.
Иногда она предлагала пришедшим чай, они благодарно соглашались, и, не дожидаясь, пока она принесет им чашки в комнату, тащились за ней в маленькую кухню, не прерывая своего рассказа. Коре это было неприятно, но, может, так тут было заведено?.. Никто не объяснял ей никаких правил. Она же сама, находясь здесь в качестве гостьи, принимала всё как есть. Не единожды собиралась поговорить с матушкой Марией, но та вечно спешила и говорила, уходя: «Вижу, лучше тебе. Днями в храм, дай Бог, поведу тебя».
Хорошо, что Иван приехал. Наверное, она ждала его. А может, не конкретно его, а кого-то не похожего на всех, кто ее окружал здесь. Потому что она сама не похожа на них. Возможно, все эти люди во сто раз лучше нее, может, даже искреннее, чище.
Если бы она попросила Ивана отвезти ее в Москву? Нет, туда она не хотела. Будто порвались все нити с городом, в котором она родилась и жила… и жила бы еще не задумываясь, если бы не то, что случилось с ней.
Но и здесь было все чужим. Или она этому всему была чужая?.. Почему она только сейчас это поняла?..
Несколько лет назад друзья познакомили Кору с матушкой Марией. Она не раз приезжала к ней за советом и находила это даже романтичным. Ехать к монахине, чувствовать себя избранной, удостоенной личной беседы, оказать небольшую помощь или сделать пожертвование – такие моменты казались привлекательными, особыми событиями.
Каким ничтожным сейчас представлялось ей всё это! Она не видела ничего здесь тогда – только любовалась своими ощущениями.
Кора почувствовала усталость. Она вообще быстро уставала и много спала – вероятно, из-за таблеток.
– Всё, разложила, – она показала рукой на пакеты и, обращаясь к мужчинам, добавила: – Ну… забирайте.
– Не хочешь в Москву прокатиться? – неожиданно спросил Иван и тут же ответил за нее: – Испугалась? Не хочешь… Ладно, все равно надо сначала заехать к матушке – она тебя спрашивала, и мне нужно… Поедешь? Я потом тебя к Василию обратно закину.
