Глава 5. Власть без власти.
Вывеска на офисном здании: «Акционерное общество МКМ-банк».
Мищев в ранге председателя правления МКМ быстро, как научился совсем недавно это делать, провел рабочее совещание, определив задачи текущего дня для сотрудников, а для кого-то объем работ на всю неделю. В кабинете остались Мыльников и Кузиков.
– Пан, ты когда летишь в Новосибирск?
– На завтра билет…
– Разберись там с обменниками. Если наезд – сразу звони. И никаких разборок с бандитами.
– Выручка упала… Душат нас.
– Поэтому быстро продаем сеть Азизову. Мыло с ним договорился.
Он приподнялся, чтобы налить минеральной воды и тут же снова плюхнулся в кресло. В кабинет стремительно вошел, почти вбежал, человек, похожий на лидера демократической партии. Сразу с порога, даже не здороваясь…
– Ну, что решили, молодые жулики?!
– Здравствуй, Виктор Иосифович! Дорого, сумма несуразная, – ответил Мищев, так словно они расстались две минуты назад, и раскинул в обе стороны руки, выражая тем самым крайнюю степень удивления.
– Мы полагаем, что пяти машин будет достаточно, – вступил в разговор Мыльников. – Вы бы присели. Давайте, обсудим.
– Мы не на базаре! Депутат государственной Думы – это невиданные возможности, это полная неприкосновенность. Завтра менты или прокурорские опишут ваши дома и обменники в Москве, сделают выемку документов… А вы что? А вы язык прикусите и не рыпнетесь. Будете еще умолять, деньги совать.
Мищев, чтобы погасить возникшее отчуждение Лидера, которое читалось у него на лице в виде выпяченных ярко-красных губ и морщин на переносице, поторопился сказать.
– Мы не против, Виктор Иосифович. Только непонятно, почему для всех Мерседесы?
– А что на Волгах предлагаете ездить, как настаивал один деятель? Здравствуйте! Я председатель холхоза путь к разрухе…
Мыльников старательно рассмеялся.
– Весело с вами, Виктор Иосифович! Может коньяк?
– Нет, нет. Я как русский солдат – сто грамм водки, но под обед. Минералки налейте…
Он стал жадно с прихлюпкой пить воду.
Кузиков, склонив голову, прошептал: «Похоже, в Думе осетрина второй свежести…»
– Виктор Иосифович, мы предлагаем пять машин ВИП-класса, остальные попроще, чтоб не бросалось в глаза и не было глупых инсинуаций..
– Да мне наплевать на других. Мне напророчили быть президентом… И я им буду. Быстро решайте.
Стремительно развернувшись, он вышел из кабинета, оставив дверь нараспашку.
Учредители переглянулись. Помолчали, явно озадаченные этим наскоком.
– Я на днях в аптеке купил пачку презервативов. – Кузиков достал из борсетки пачку с надписью «Вулкан». Показал приятелям. – Прям в тему: здравствуйте, я Вулкан Гандонович… а ведь старик, шестьдесят лет, а как стреляет – вулкан.
Мищев выхватил из вазы крупный оранжевый апельсин. Неторопливо очистил, выкладывая очистки рядом с горкой мандариновых и апельсиновых корок.
– Господин Физик, – начал велеречиво и напыщенно Кузиков, – ты забыл, как покрылся сыпью на яхте в Эгейском море.
– Нет, дружище. Тогда была аллергия на жаркое солнце. Так врач сказал.
– Но ты был красив, как леопард в белых пятнах от мази, с головы до самых пяток.
Кузиков рассмеялся задорно по-мальчишески, а следом и остальные, он умел заражать своим безудержным смехом.
– Хорош реготать, господин Кузиков. Надо решать по Госдуме. Почти двенадцать лимонов…
– Да, задачка непростая, вроде теоремы Ферма. Деньги большие.
– Дело не только в деньгах.
– А в чем?
– Страну с колен нужно поднимать.
– Ох, насмешил…
– Не до смеха. Вспомни, Александр Петрович! – такое официальное обращение удивило Мыльникова, он вскинул голову, дурашливо вытаращив черные пуговицы глаз, что делало его похожим на сельского пахаря с лубочной картинки. – Вспомни, как ты!… Да, именно ты, лил слезы после поездки в родную Новгородчину. Рассказывал, как твой джип на тросу тащил пьяный тракторист… Как помер, захлебнувшись блевотой твой родственник. Как вымирают деревни.... В штопор Россия летит! Поэтому нужна своя сильная партия. Своя фракция в Думе.
Мищев резко рубанул кулаком, ваза подпрыгнула и ярко-оранжевые апельсины раскатились по столешнице, а один с мягким стуком шлепнулся на пол. Кузиков подхватил его и швырнул в Мищева.
– Ну, ты хватанул. Это же… Ну, я не знаю. Это тебе тогда придется выйти из учредителей холдинга.– Кузиков забегал по кабинету вдоль окон, смотревших на Ленинский проспект, где бесконечной вереницей тянулись автомобили в клубах выхлопных газов. – Да и вообще… Нет, я тебя не понимаю.
– Вот и плохо, что даже друзья не понимают. Деньги не самоцель. Выйду из учредителей. Не проблема… Это чисто финансовая операция. Председателем станешь ты или Сашка. Доля с наших активов, порядка, 197 миллионов долларов… Я все просчитал. Фирму по продаже недвижимости я переоформлю на зиц-директора, но буду оперативно курировать.
Царевск. Весна.
Депутат Государственной думы Мищев прилетел в родной город после долгого перерыва и поразился фантастической перемене, столь разительной после Москвы. За последние годы Царевск стал похож на дистрофика, покрылся язвами бесконечных дыр на дорогах, захрипел прорывами магистральных водоводов, оброс свалками. Знаменитый кинотеатр «Ударник» в духе сталинского ампира стоял с щербатыми капителями и колоннами – некогда белыми, а теперь в венозной паутине серых жирных трещин.
В двухкомнатной квартире на Московском проспекте жили по прежнему знакомые запахи ладана, горела в переднем углу под иконой неугасимая лампадка. Только икон стало больше.
– Люди просят меня, забери, а то выбросим… – посетовала мама Зина, продолжая возиться на маленькой кухне, где они не так давно вполне умещались вчетвером, и кухня не казалась им тесной. Мама Зина с детства была воцерквленной. Но отец! Пятидесятилетний отставник МВД, он решил стать священником и теперь учился в православном университете при Духовом монастыре.
– Раньше пять страниц из учебника по криминалистике мог процитировать, а теперь и одну-то с трудом…
– Ничего, с Божьей помощью скоро акафисты начнешь петь по-ученому, – вставила свое слово Зинаида, строгая и неулыбчивая. Похоже, не без ее влияния произошла такая странная перемена.
Она давно хлопотала о восстановлении церкви Иоанна Предтечи, самой первой в их городе, но разрушенной атеистами в тридцатых. Остался крепкий фундамент, но главный архитектор не решался подготовить землеотвод по всем правилам для местной епархии, без указания мэра. А в городской администрации требовали проект и целый ряд немыслимых согласований.
Мищев договорился о встрече с Жоховым. Красивый рослый мужчина с хорошо поставленной речью, он очаровывал не только женщин. И Мищев невольно подпал под его обаяние и рассказы о том, что идет затяжная война с областной администрацией. Режут бюджет по живому, недодают городу, держат на голодном пайке…
– Зачем? – невольно вырвалось у Мищева.
– Так удобнее управлять. Чуть поперек слово и главный финансист Сузонов перекрывает дыхание по указанию Маруги. Губернатор наш с виду лапочка, но жестокосерд, а его коммунистическое окружение не считаясь ни с чем, мечтает сделать красную зону во всем Поволжье.
– И что никаких вариантов?
– Нет, почему же, я воюю за каждый рубль. Пробиваю кредиты. Восстанавливаю коммуналку…
Мищев поверил и пообещал, что всячески начнет помогать.
– У меня небольшая просьба. Я внес зимой десять миллионов в епархиальный фонд на восстановление храма Иоанна Предтечи. Но мэрия тормозит.
– Мы вообще-то хотели там торговый центр.
– Епархии важно намоленое место, сохранившийся фундамент. Прошу помочь.
Жохов слегка дернул губы в кривоватой усмешке, потому что не понимал эту дурацкую прихоть молодого миллионера и депутата, но ссориться не захотел.
– Ладно, я решу этот вопрос. Но и вы не забывайте про нас…
На прощание обнялись. Жохов слегка оцарапал щеку своей жесткой черной щетиной, потом долго тряс руку и так искренне улыбался, что ему нельзя было не поверить.
В приемной столкнулся с молодой девушкой – она показалась необычно красивой. Он извинился за свою неловкость, что чуть не наступил на ногу. В ответ улыбка с легким наклоном головы и звучное: «Я на вас не сержусь. Вы наш гость…»
– Да нет, я местный. Меня Юрой зовут. А вас?
– Анита… – Она приоткрыла дверь в кабинете Жохова, а он невольно сделал шаг вслед за ней, мгновенно, словно на фотоснимке, запечатлев стройную фигуру, слегка подзавитые волосы – их хотелось потрогать рукой. Но опоздал, она скрылось в логове этого страшного чернявого царедворца, который будет ее безжалостно поедать глазами и, может быть, трогать потной ладонью. С этой странной мыслью Мищев вышел на улицу, затопленную до краев жарким солнцем, и решил: не полечу сегодня в Москву. «Анита…» – редкое имя. Он стал перебирать номера телефонов в записной книжке. А может проще вернуться в приемную… «Где я буду выглядеть совсем по-дурацки». Люди входили и выходили, а он стоял у двухстворчатой двери и не знал, что предпринять. В отдаленье стояло такси, он сделал пару шагов… И вдруг снова она с деловой папкой в руке.
– Анита!
Предложил встретиться вечером – она отказалась. Но Мищев был неудержим, его вдруг понесло. Он шел по пятам до самой редакции газеты «День города», где она работает и сейчас приносила репортаж на подпись Жохову.
– Хорошо, Юра. Я занесу тексты и выйду, если вы так настаиваете.
Он не повел ее ни в ресторан, ни в кафе, что было бы бесцеремонно и пошло, а предложил прогулку на теплоходе.
Вернувшись в Москву. Мищев оформил депутатский запрос в областную налоговую службу, в антимонопольный комитет по НПЗ «Випойла», который расположен на территории города.
Предварительные результаты проверки показали, что НПЗ недоплачивает в бюджет до полумиллиарда рублей, что могло бы стать существенной поддержкой для города с общим бюджетом в семь миллиардов и большим дефицитом, который покрывается кредитами, а проценты по ним нарастают, словно ком грязи в ненастный день, делая бесперспективной тенденцию к развитию города.
О чем он вскоре забыл, потому что его волновала та женщина, та прекрасная Анита, с которой познакомился недавно и уже отправил ей сумбурную телеграмму на поздравительном бланке и теперь ждал окончания депутатской сессии, чтобы снова уехать в Царевск.
Финансисты в думе были, но теоретики старой формации. Практическую сторону рынка они не понимали и не хотели вникать в те законы, которые принимались Думой и делались вроде воровских, когда вход рупь, а выход – пять. Мищев это быстро усвоил, продвигая с приятелями проект холдинга «МКМ», приобретая на аукционах московскую недвижимость, старательно избегая скользких тем. И все же прокол случился. Новый управляющий банка «МКМ» с подачи Кузяева взял на кассовое обслуживание фирму с нелепым названием «Джангар». Сотрудники привозили наличку в больших чемоданах, сдавали, а затем распоряжались по мере необходимости со своего рублевого и валютного счета. Банк соответственно получал выгоду, взимая проценты с валютных операций.
И вдруг прокуратура в ходе встречной проверки затребовала все документы по фирме «Джангар». Фирма, как выяснилось, не занималась ни производством, ни торговлей, а деньги имела огромные. Предположительно от наркоторговли, что напрямую доказать следователи не смогли. Владелец «Джангара» успел выехать за границу, заранее уничтожив документы, а два сотрудника фирмы бесследно исчезли. «МКМ» предъявили обвинение в многомиллионном отмывании грязных денег. Потребовалось немало усилий со стороны группы депутатов во главе с Мищевым, чтобы погасить возникший конфликт, снять обвинение.
Российская сфера коммерции была скользкой, как зимний каток, где то ли сам упадешь, то ли столкнут. А кровь бурлила и юношеский романтизм не давал покоя.
После изгнания из ЛДПР вместе с таким же молодым депутатом Аверьяном Гвоздевым с формулировкой «за антипартийную деятельность», хотя все случилось спонтанно. Они оба поддались порыву и вопреки указаниям бессменного Лидера проголосовали за импичмент против Ельцина. Это казалось в ту пору таким важным. Как и создание своей партии, чтобы бороться против засилья олигархов, и откровенных коррупционеров, которые словно вши расползались по всей России.
За этой всей возней в думе с мелкими стычками противоборствующих партий и кланов, Мищев забыл о нефтеперерабатывающем заводе. В субботу дозвонился школьный приятель, прижившийся в областной администрации. После привычных обменов новостями, он сообщил, что начальника областной налоговой службы, не захотевшего дружить семьями, по настоянию губернатора сняли с должности. Випойловский завод отделался штрафами за неуплату налогов и зарегистрирован теперь в Калмыкии у шахматного ферзя, а Царевску – голый кукиш. «А тебя, дружище, за этот депутатский запрос, поминают в области бранными словами», – укорил он напоследок.
В Государственной Думе при формировании комитета по собственности предложили назначить заместителем Мищева Юрия Ивановича.
– Молод еще! – Выкрикнул кто-то из первых рядов.
– Вот и хорошо, что молод, – осадил депутата Селезнев. – Пусть впрягается. Его пристрастие к лошадям проглядывало в словечках «охамутать», «закусил удила», что для профессионального журналиста и коммуниста с двадцатилетним стажем, казалось странноватым. Мало кто знал, что Гена Селезнев до двенадцати лет жил в деревне, умело седлал лошадей и ухаживал за ними с той тщательностью, какая возникает от страстной любви к этим гривастым животным с большими глазами, которые, кажется, все понимает, а не могут сказать.
Мищев действительно впрягся с радостным юношеским задором. Что не всем нравилось.
В перерыве между заседаниями спикер думы Селезнев неожиданно пригласил к себе в кабинет «надо побеседовать».
– На тебя жалоба… – Мищев удивленно вскинул вверх брови. – Да от самого Жириновского. Перебивал выкриками выступление депутата от его фракции.
– Так Зубков такую ахинею нес по поводу госсобственности!
– Но вы же зам председателя комитета. Следом за вами Гвоздев поднялся с репликой…
– Извините, не сдержался.
Хорьковский вошел в кабинет без предупреждения, видимо, заранее очаровав подарком бдительных помощников председателя Думы. Он вежливо поздоровался, покосился на Мищева, словно бы намекал, что он тут лишний. Но Мищев остался сидеть в кресле.
– У нашей компании юбилей. Хотел лично пригласить вас Геннадий Михайлович.
Он положил конверт на стол Селезнева. И полуобернувшись:
– И вы приходите. Будет возможность ближе познакомиться, – сказал он, протягивая конверт с эмблемой «ЮКОСа». – У нас с вами немало общих знакомых – Трутнев, Поранин. Да и ваш банкир Александр Мыльников мне симпатичен. Широко шагает.
Селезнев поднялся из кресла и, стараясь сохранить на лице, пристойную благожелательность, что у него не всегда получалось, буркнул: парни, мне надо в сортир. А вы в переговорную. Маша покажет. Там чай, кофе…
Мищев много чего знал о «ЮКОСе» негативного, но Харьковский умел к себе расположить собеседника. Проходя через приемную, он слегка приобнял помощницу Машу и громко, чтоб слышали остальные, попросил, если появиться Зюганов, сказать, что его ждут в переговорной.
– Ваш холдинг МКМ идет в гору…
– Идет. Но я, Михаил, вышел из учредителей. Сосредоточился на недвижимости.
– Похвально. Золотое дно в Москве, если с умом. И я первым делом купил бы шедевральную гостиницу «Украина», – сказал Хорьковский и улыбнулся, подразумевая под этим что-то свое, как настоящий выходец из Одессы. – Кстати. Джон Рокфеллер начинал с недвижимости в 19 веке. Потом создал знаменитую «Стандард ойл». А теперь «Эксон мобил» первейшая величина в мире, более 130 миллионов тонн нефти в год.
– Рокфеллер ваш кумир?
– Безусловно. А его внук стал одним из соучредителей моего фонда «Открытая Россия». Включайтесь, Юра.
