Приблизившийся к пределам бесстрастия
Приблизившийся к пределам бесстрастия правые о Боге и естествах вещей, творит умозрения и от красоты тварей, соразмерно со своею чистотою, востекая к Творцу, приемлет светолития Духа. Благие о всех имея мнения, о всех всегда думает он хорошо, всех видит святыми и непорочными, и правое о вещах Божеских и человеческих произносит суждение. Ничего не любит он из вещей мира сего, о коих так рачительны люди, но, совлекшись умом от всякого мирского чувства, к небесам и к Богу востекает он, чистый от всякой тины земной и свободный от всякого рабства, весь предается мысленным благам Божиим в едином духе и, зря Божескую красоту, любит боголепно пребывать мысленно в божественных местах блаженной славы Божией, в неизреченном молчании и радовании, и изменившись всеми чувствами, как Ангел в вещественном теле невещественно сообращаегся с людьми.
Преподобный Марк Подвижник
Безмолвие есть отсечение всего злого. Если же оно и четыре добродетели: [долготерпение, смиренномудрие, бдение, воздержание] – присоединит к молитве, то нет лучшего пособия и кратчайшего пути к бесстрастию.
Святитель Афанасий Великий
Никто, погруженный в бездуховное, не может последовать Слову
«Один книжник, подойдя, сказал Ему: Учитель! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову (Мф.8:1920). Господь, видя, что этот книжник, обещая идти за ним, говорит это только на словах, а увлекается иными помыслами, – обличает его. Он не прогоняет книжника от Себя, как бы, отвращаясь от него, и не обольщается словами его, как бы не зная, каков он, но как знающий обличает и как вразумляющий исправляет. Господь как бы так говорит: никто, погруженный в бездуховное, не может последовать Слову, друг бездуховных не в состоянии принять Слова.
Действительно, в самой дерзости книжника можно видеть признак его опрометчивости и невежества. Ибо если бы познал он силу Слова, то не составил бы себе ложного понятия о духовном слове. И, будучи человеком, не осмелился бы сравнить себя с непостижимою силою Спасителя, не сказал бы: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел». Ибо идти вослед Спасителю только затем, чтобы слышать Его учение, еще возможно для естества человеческого, впрочем, только по человеколюбию Спасителя. Последовать за Ним всюду и невозможно, и дерзко для дающего такое обещание, потому что мы не можем пребывать с Ним, покоящимся у Отца.
И возможно ли это для тех, кто иного естества? Невозможно для нас всюду сопутствовать Вездесущему, потому что Он беспределен, а мы ограничены. Он в целой вселенной и вне ее, а мы определены мерой. И Господь, недвижимо и не преходя с одного места на другое, все существующее приводит в движение и всем управляет, а мы, люди, переходя с места на место, только показываем, как мы малы перед непреходящим и вездесущим Божеством.
Господь исправляет книжника в том и другом, изобличает, что он не готов к исполнению своего желания, и научает величию Своего Божества, говоря: лисицы имеют норы и далее. Это тоже, как если бы Он сказал: все сотворенные существа ограничены и разделены между собою местом, но Слово Божие имеет необъятную силу, поэтому не говори больше: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел».
Если же хочешь стать учеником, оставь все бездуховное и приступи к Слову. Ибо, пребывающему в бездуховном невозможно стать учеником Слова.
Преподобный Силуан Афонский
О богоподобном бесстрастии
Несозданный Свет, исходящий от бесстрастного Бога, своим явлением сообщает человеку богоподобное бесстрастие, которое составляет конечную цель христианского подвига.
Но спрашивается: что есть бесстрастие? По своей филологической форме – это понятие отрицательное, не является ли оно отрицательным и по своему реальному значению? Не означает ли оно – совлечения бытия? Нет. Христианское бесстрастие не есть совлечение бытия, но облечение в новую жизнь, святую, вечную, т. е. в Бога. Апостол Павел говорит: Мы не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное было поглощено жизнью (2Кор.5:4).
Стремясь к бесстрастию, православный подвижник стремится к живому и подлинному общению с Богом, Которого знает бесстрастным. Бесстрастие Бога не есть нечто мертво-статическое, ему не свойственно безучастие в жизни мира и человека. Бесстрастие Бога не есть отсутствие в Нем движения, сострадания, любви. Но едва мы произносим эти слова, как в уме нашем встают эти понятия в их эмпирической ограниченности и тем порождается ряд недоумений. Движение, сострадание, любовь и подобное – не вносит ли относительности вообще в бытие Бога? Говоря так, не переносим ли мы на Бога недостойный Его антропоморфизм?
Бог есть весь – жизнь, весь – любовь. Бог есть свет, в котором нет ни единой тьмы, т. е. тьмы страдания в смысле разрушения и умирания, тьмы неведения, небытия или зла, тьмы непреодоленных внутренних несовершенств и противоречий, провалов или срывов бытия. Бог есть – Бог живой, динамический, но динамика Божественной жизни есть – бесконечная и безначальная полнота бытия, исключающая какой бы то, ни было теогонический процесс.
Бог любит, жалеет, сострадает, радуется, но все это не вносит в Его бытие разрушения, относительности, страсти. Бог промышляет о Своем творении до мелочей с математическою точностью; Он спасает, как Отец, как Друг; Он утешает, как мать; Он принимает ближайшее участие во всей истории человечества, в жизни каждого человека, но этим участием не вносятся, ни изменения, ни колебания, ни последовательность процесса в самое Божественное Бытие.
Бог живет всю трагедию мира, но это не значит, что и в Самом Боге, в недрах Божества также совершается трагедия, или происходит борьба, как следствие Его собственной неполноты или тьмы, в Нем Самом сущей и непреодоленной.
Бог любит мир, действует в мире, приходит в мир, воплощается, страдает и даже умирает во плоти, не переставая быть неизменным в Своем надмирном бытии. Все сие Он совершает так же бесстрастно, как непротяженно и целостно объемлет в Своей вечности все протяженности и все последовательности тварного бытия. В Боге статический и динамический моменты составляют такое единство, которое не допускает приложения к Его бытию ни единого из наших раздельных понятий.
Стремясь к богоподобному бесстрастию, православный подвижник мыслит это бесстрастие не как «холодное безразличие», не как «совлечение призрачного бытия», не как созерцание «по ту сторону добра и зла», но как жизнь в Духе Святом.
Бесстрастный полон любви, сострадания, участия, но все сие исходит от Бога, действующего в нем. Бесстрастие можно определить, как «стяжание Духа Святого», как Христа, живущего в нас. Бесстрастие – есть свет новой жизни, порождающей в человеке новые святые чувства, новые божественные мысли, новый свет вечного разума.
Святые Отцы Церкви бесстрастие определяют как «воскресение души прежде общего воскресения мертвых» (Иоанн Лествичник), как «достижение в беспредельную беспредельность» (Авва Фаласий).
Органический путь к бесстрастию
Вера, понимаемая не как логическое убеждение, а как чувство живого Бога; от веры рождается страх суда Божия; от страха – покаяние; от покаяния – молитва, исповедание, слезы. Покаяние, молитвы и слезы, умножаясь и углубляясь, приводят сначала к частичному освобождению от страстей, откуда рождается надежда. Надежда умножает подвижнические труды, молитвы и слезы, утончает и углубляет чувство греха, в силу чего возрастает страх, переходящий в глубочайшее покаяние, которое преклоняет милосердие Божие, и душа удостаивается благодати Святого Духа, исполненной света Божественной любви.
И вера есть любовь, но малая, и надежда есть любовь, но несовершенная. Каждый раз, когда душа восходит от меньшей меры любви к большей, она неизбежно проходит через страх. Любовь своим явлением изгоняет страх, но изгнанный малою любовью, он, при переходе души к большей любви, снова возрождается, и снова преодолевается любовью и лишь совершенная любовь, по свидетельству великого Апостола любви, совершенно изгоняет страх, т. е. тот страх, в котором есть мучение.
Есть иной страх Божий, в котором нет муки, но радость и дыхание святой вечности. Об этом страхе, который не должен оставить человека в пределах земного бытия, Старец говорит так: «Пред Богом должно жить в страхе и любви. В страхе, потому что Он Господь; в страхе, чтобы не оскорбить Господа плохим помыслом; в любви, потому что Господь есть любовь».
Преподобный Петр Дамаскин
Признак бесстрастия
Признаком же бесстрастия есть то, чтобы во всем пребывать без смущения и без страха, как получившему от Бога благодать вся мощи, по слову апостола (Флп.4:13), и никакой не иметь заботы о теле, но по мере того как подвизается, понуждая себя, и достигает в покой навыка, благодарит за это Бога и снова предпринимает иное понуждение себя, чтобы постоянно быть в борьбе и побеждать со смирением. В этом и состоит преуспеяние человека: ибо совершаемое без понуждения себя, как говорит святой Исаак, не суть дела, но скорее дары.
Если же после первого труда настал покой, то это лишь возмездие победы, тут еще нечем хвалиться, ибо не тех похваляют, которые получают воздаяние, но тех, которые понуждают себя в делании и ничего не получают. И что нам сказать? Насколько мы что-нибудь делаем и сколько благодарим Благодетеля, настолько же, и еще гораздо более, мы бываем должны Ему. Он неоскудевающий и ни в чем не имеющий нужды, а мы без Него не можем ничего сделать доброго.
Сподобившийся воспевать Бога сам более приобретает, ибо получает великий и досточудный дар, и сколько воспевает, настолько более делается должником, и не находит конца или пресечения – познанию Бога, или благодарению, или смирению, или любви, не от века сего сии добродетели, чтобы иметь им конец. Они принадлежат бесконечному оному веку, не имеющему конца, но более – возрастание ведений и дарований, и сподобившийся сего делом и словом, освобождается от всех страстей.
Желающий достигнуть этого должен пребывать при Боге, и отнюдь не заботиться о веке сем, и не бояться какого-либо искушения, ибо чрез него возведен будет к большему преуспеянию и на высшую степень. Не бояться также сновидений злых или как бы хороших, ни мысли лукавой или благой, ни печали или как бы радости, ни самомнения или отчаяния, ни высоты, ни глубины, ни оставления или как бы содействия какого-либо и крепости, ни нерадения или преуспеяния, ни бездействия или как бы усердия, или видимого бесстрастия или большого пристрастия: но соблюдать безмолвную и беспопечительную жизнь со смирением и веровать, что никто не может нам сделать зла, если мы сами не желаем, но это попускается только за возношение и за то, что не всегда прибегаем к Богу, равно не повергаем себя пред Ним, прося: да будет во всем воля Его, говоря ко всякому приходящему нам помыслу: не знаю, кто ты, Бог знает, хорош ли ты или нет? А я в Его руки повергнул себя и повергаю. Он печется о мне. И как сотворил меня из ничего, так благодатью может и спасти меня, если Ему будет угодно: только Его святая воля да будет в нынешнем веке и будущем, как Он хочет и когда хочет, у меня нет воли. Одно знаю, что я много согрешил и много облагодетельствован, но еще не благодарю, по возможности своей, Его благость делом или словом. При всем этом Он может и хочет всех спасти, а со всеми и меня, – как Ему угодно.
Почему я, человек, знаю, так ли хочет Он, чтобы было со мною, или иначе?
Я удалился по страху, чтобы не согрешать, и пришел сюда, и ради многих грехов моих и многих немощей сижу в келье празден, как содержимый в тюрьме, ожидая приговора Владыки. И если увидит себя праздным и погибшим, – пусть не боится, ибо придет он в сокрушение души и в прискорбные слезы, если только не выйдет из кельи. И опять, если имеет великое усердие ко всякому духовному деланию и слезы, пусть не считает этого за радость, но за тайную хитрость и приготовление к брани.
И просто: он должен быть превыше всякого и хорошего и противного дела, чтобы пребывать во всем без смущения, по силе своей: безмолвствуя и подвизаясь, исполняя то, что он принял (от другого), если имеет кого-либо советником, если же нет, то Христа должен иметь, и о всяком начинании и помысле вопрошать Его чистою молитвою от сердца, со смирением, и отнюдь не быть дерзновенным, что сделался уже искусным монахом, пока не встретит Христа в будущем, как говорят Лествичник и авва Агафон.
Бог Сам учит его воле Своей
И если он имеет всецелое намерение угодить Богу, то Бог Сам учит его воле Своей: или мысленно удостоверяет его, или через какого-либо человека, или чрез Писание. И если отсекает ради Его свои хотения, то Бог Сам, с неизреченною радостью, приведет его к достижению совершенства, без его ведома. Видя сие, он весьма удивляется, как отовсюду начинают вытекать для него радость и познание, и от всякого дела находит он пользу, и царствует в нем Бог, как в не имеющем своей воли, ибо он покоряется Его святой воле и бывает, как царь: если подумает о чем-либо, без труда и готовым получает это от Бога, об нем пекущегося.
Это есть вера, о которой Господь сказал: аще имате веру и проч. (Мф.17:20), и на этой вере назидаются, по слову апостола, прочие добродетели. Потому и враг строит всякие козни, чтобы человек удалился от безмолвия, и впал в развлечение, и каким-либо образом оказался неверующим, понадеявшись на свою крепость и мудрость, или совершенно, или отчасти. Чрез это враг получает повод к победе над ним и делает его, бедного, пленником.
Познавший сие, оставляя всякую сладость и всякий покой мира сего, как не существующие, стремится к беспопечительности: или в повиновении, имея, вместо Христа, своего наставника и возлагая на него всякое помышление, слово и дело, чтобы совершенно ничего не иметь, или в безмолвии по твердой вере от всего удаляется и вместо всех имеет Христа, Который бывает ему всем, как говорят Златоуст и Дамаскин, в нынешнем веке и в будущем, – питая, одевая его, делая радостным, утешая, увеселяя, успокоивая, уча, просвещая его, и просто: как о учениках Своих, так и о нем имеет попечение, хотя и не предстоят ему такие же труды, но имеет он твердую веру, вследствие которой не заботится о себе, подобно другим людям. Но страха ради духов, как некогда апостолы страха ради иудейска (Ин.20:19), сидит в келье, ожидая своего Учителя, чтобы Он истинным ведением, то есть познанием творений Своих, совоздвигнул его мысленно от страстей и даровал ему мир, как некогда апостолам, при затворенных дверях, говорит святой Максим.
Бесстрастие происходит от надежды
Ибо, надеющийся получить в ином месте вечное богатство легко презирает то, что у него под руками, хотя бы временная жизнь и представляла всякий покой, а если жизнь эта еще прискорбна и многоболезненна, то кто заставит разумного человека предпочитать ее любви к Богу, Который и эту жизнь и ту дает любящим Его, разве только человек тот слеп и вовсе не может видеть, по неверию, худому произволению и привычке ко злу. Если бы он веровал, то просветился бы и, получив чрез твердую веру малый свет незнания, подвизался бы освободиться от злейшей своей привычки. И если бы положил так в душе, то благодать содействовала бы ему и подвизалась бы вместе с ним. Но потому и говорит Господь: мало есть спасающихся (Лк.13:23), что сладким кажется нам видимое, хотя оно и горько.
Необычайное и преславное дело есть бесстрастие
Ибо оно может, после того как человек привыкнет побеждать страсти, сделать его подражателем Богу, по мере сил человеческих. Бесстрастный, страдая или терпя нападения от демонов и злых людей, переносит это, как бы не он, а другой кто-либо страдал, подобно святым апостолам и мученикам, и когда его прославляют – не возносится, когда порицают – не скорбит, имея в мысли, что радостное есть благодать Божия и снисхождение превыше его достоинства, а трудное – испытания, и одно дается здесь, по благодати, к утешению, а другое – для смиреномудрия и благой надежды в будущем и, как не чувствующий при многом чувстве, пребывает он среди прискорбного вследствие рассуждения.
Бесстрастие не есть одна какая-либо добродетель, но наименование всех добродетелей
Ибо, как один член не есть человек, но многие члены тела в совокупности составляют человека, и то не одни, но вместе с душою, так и бесстрастие есть совокупность многих добродетелей, в которой вместо души обитает Святой Дух, потому что бездушны все так называемые дела духовные, если они не имеют Духа Святаго, от Которого, так называемый, духовный получил наименование. Если душа не отвергнет страстей, то не снизойдет на нее Святой Дух. Но без этого опять и сия всеобъемлющая добродетель не может быть названа бесстрастием и если, может быть, и случится кому-либо быть таковым, то это более по бесчувствию.
Преподобный Илия Экдик
Кто страстен, сладострастен, пристрастен и бесстрастен, и о врачевании каждого из них
О сем тот же преподобный говорит:
– страстен тот, у кого влечение ко греху сильнее помысла, хотя он не грешит еще внешне;
– сладострастен тот, у кого действо греховное (желание сделать грех) слабее помысла, хотя он страстно услаждается им внутри;
– пристрастен тот, кто свободно, или лучше раболепно привязан к тому и другому;
– бесстрастным был бы тот, кому неизвестны такие разные движения и состояния (кто не испытывает их).
Бесстрастие установляется памятью Божиею
Равно и способы врачевания их он же ясно указывает, говоря:
– страстность изгоняется из души постом и молитвою, сладострастие – бдением и молчанием,
– пристрастие – безмолвием (уединением) и вниманием;
– бесстрастие же установляется памятованием о Боге.
Блаженный Диадох Фотикийский
В чем состоит бесстрастие, или чистота сердца?
Бесстрастие есть не то, чтоб не быть бориму от бесов, ибо в таком случае надлежало бы нам, по Апостолу, изыти из мира (1Кор.5:10), но то, чтоб когда они борют нас, пребывать не боримыми, подобно тому, как в латы облеченные воители и стрелянию противников подвергаются, и слышат звук от летящих стрел, и видят даже самые стрелы, на них испускаемые, неуязвляемы однако ж бывают ими, по причине твердости воинской одежды своей. Но эти железом будучи ограждены, не подвергаются уязвлению во время брани, мы же, посредством делания добрых дел – облекшись во всеоружие святого света и в шлем спасения, будем рассеивать темные демонские фаланги: ибо не одно то приносит чистоту, чтоб не делать более зла, но паче то, чтоб всеусильной ревностью о добре в конец потребить в себя злое.
Преподобный Феогност
Бесстрастия не желай прежде времени
Чтобы не пострадать так же, как пострадал первозданный, неразумно вкусивший от древа познания. Но, трудясь с терпением во всестороннем воздержании и непрестанной молитве, совмещая с самоуничижением и крайним смирением деятельные навыки, примешь после этого, во время благоприятное, и благодать бесстрастия, это пристанище упокоения от бурь и тревог. Ибо верен Бог и шествующим праведно отворит, когда должно, дверь бесстрастия.
Возжелав боготворного бесстрастия, прежде послушанием и смирением взыщи сего желаемого, чтобы, пошедши к нему другою дорогою, не причинить себе напрасных трудов. Бесстрастие же стяжавшим должно почитать не того, кто иногда осаждаем бывает страстями, а иногда мирен и покоен бывает от них, но того, кто непрестанно наслаждается бесстрастием, и когда присущи причины страстей, недвижимым от них пребывает, и когда помышления о них приходят, ничего от того не претерпевает.
