– Миро.
– Хочешь, и я буду тебя так звать?
Джулия полюбила сироту и сильно к нему привязалась.
Когда Миран достаточно окреп, то смог добраться до лагеря беженцев. К этому времени подоспела гуманитарная помощь из многих стран. Теперь беженцы были размещены в палатках и за ними ухаживали волонтёры.
Никого из своей семьи и семьи Лазаря Миран не нашёл. Ощущение глухого одиночества и безысходности охватило его, и он впервые смог дать волю своим чувствам. Глубоко опечаленный и с заплаканными глазами он вернулся в госпиталь. Здесь он увидел каких то людей, по-деловому снующих по комнатам
– Это работники американского сиротского приюта, – пояснила Джулия, – они регистрируют одиноких детей.
– Зачем?
– Сейчас узнаешь,– с грустью в голосе ответила Джулия.
– Как твоё имя мальчик?
– Миран
– Имя отца помнишь?
– Помню, Вартан.
– OK! – произнёс американец, утвердительно махая ручкой, – So you are Miron – son of Vartan, from Van Province, 10 years. We are taking you to Tiflis, to our orphanage.
Миран всё понял. Отныне он Мирон по фамилии Вартанян. Он вопросительно посмотрел на Джулию.
– Давай собирайся Миро. Тебя увозят в Тифлис, в американский сиротский приют, – со слезами на глазах произнесла она.
Мирону тоже не хотелось расставаться с Джулией. Совсем недавно он потерял всех близких, а теперь его разлучают с Джулией, к которой он привязался, как к родной.
Джулия крепко обняла его и тихо произнесла:
– Удачи тебе мой Миро. Ты перенёс много горя, но будь мужчиной и всё у тебя будет хорошо.
– Я не хочу с тобой расставаться!
– Поезжай. В нашем приюте ты получишь образование, вырастишь и окрепнешь. Вот возьми это на память.
Джулия вложила ему в руку свою фотокарточку. Не в силах более сдерживать нахлынувшие чувства, она выбежала из комнаты.
Так Миран, уже как Мирон, очутился в Тифлисе. В сиротском приюте его отмыли, накормили, дали новую одежду. В течении 5лет его учили читать и писать по английски. А ещё научили математике, истории, географии и теперь он знал, где находятся страны Европы, а самое главное – местонахождение Америки. В приюте Мирон занимался бегом, боксом и уже к 16 годам выглядел коренастым парнем, хотя и, не высокого роста.
В один из дней воспитатели поставили парней под ростомер, и тот кто был 175 см и выше отвели в сторонку.
– Вас повезут в Америку, – объявил им воспитатель.
Но рано радовались высокие парни. Оказывается, чтобы поехать им должны были сделать операцию – удалить аппендиксы.
Но Мирон в этот список не попал и остался со своим аппендиксом в Армении.
Мирону оформили документы, дали денег на дорогу и отпустили на все четыре стороны. Ближайший крупный город по железке после Тифлиса был Гюмри, куда Мирон приехал и прямо на станции устроился работать грузчиком. Днём разгружал вагоны, а ночью спал на мешках с углём и долго бы он ещё ходил чумазым и с почерневшим от копоти лицом, если бы однажды его не повстречала на рынке матушка Тегик.
Елене тогда едва исполнилось 15, но выглядела она уже как настоящая зрелая женщина. Мужики во всю на неё заглядывались. Она это чувствовала и ходила по улице, дразня задом и покачивая бюстом. Тегик это не могла не замечать. Вдобавок ещё пришла в город Советская власть и мало того, что Гюмри переименовали в честь вождя мировой революции в Ленинакан, так ещё и провозгласили эмансипацию женщин, а Елену приняли в комсомол. Начались агитации, собрания, Елену стали пичкать идеологией и продвигать по партийной линии. Всё это было Тегик не по душе, но противиться официальной линии партии и правительства, она не смела.
– Не ровен час, соблазнят девочку, сорвут персик ещё недозревшим, – сетовала она в присутствии соседок.
– А ты замуж её отдай по быстрому, и дело с концом.
– За кого? Вокруг одна голытьба.
– Сама – то ты вроде не из княжеских кровей. Сейчас много парней в городе без кола и двора, но с виду пригожие и ладные. Найди одного такого, приюти и сосватай на Елене.
Сказанное соседками запало в душу Тегик.
Но Елена вовсе не помышляла о замужестве. Наоборот, раскрепощенная революционными идеями о новой роли в обществе женщины Востока, она напропалую строила глазки мужикам. Чувствуя силу своих прелестей, она упивалась соблазном по овладению душ мужчин, и неизвестно чем бы это всё закончилось, если бы однажды Тегик не повстречала на рынке, только что вышедшего из общественной бани, чистенького Мирона.
Взгляд будущей тёщи зацепился за лицо красивого, ладного паренька, в чистой одежде. То, что Мирон одинокий сирота – было написано на его лице. Тегик много повидала таких на своём веку. Но, то, что Мирон не вор и не попрошайка – это она тоже поняла. К тому же образование, данное в приюте, не могло не отобразиться на выражении лица смышленого парня.
– Откуда ты родом, паренёк? – спросила она без обиняков.
Мирону задушевный голос и непосредственная манера общения Тегик сразу понравились.
– Я из Вана,– откровенно ответил Мирон, с типичным для той местности акцентом.
– Вот молодец! – обрадовалась Тегик,– а где сейчас твоя семья?
Мирон погрустнел и потупил взор. Тегик сразу поняла, что перед нею парень потерявший всех своих родных.
– Твоя семья погибла?
Мирон грустно молчал.
– Ладно, брось горевать. Пошли со мной. Домашним обедом накормлю. Небось, давно не ел досыта?
Так Мирон оказался в доме Тегик. Это была бывшая усадьба царского генерала, поделенная после революции между несколькими семьями. Каждой досталась по одной комнате с коммунальными условиями во дворе, что по тем временам считалось большим шиком.
Мирон впервые за многие годы ощутил тепло домашнего уюта и вкусного обеда.
– Кушай, милок, не стесняйся, – приговаривала Тегик со счастливой улыбкой.
Пришла Елена и сразу всё поняла. Она уселась напротив Мирона и стала его без стеснения, в упор разглядывать. Мирон же – наоборот. Всё его тут смущало: и сытный обед, и домашний уют и красавица Елена.
– Где ты живёшь, сынок? – ласково уже по-матерински спросила Тегик.
– На вокзале, – прямо ответил Мирон.
Если и были в душе у Тегик какие-либо сомнения, то после этого ответа они сразу исчезли.
– Пойди на вокзал, собери свои вещички. С сегодняшнего дня ты будешь жить у нас.
Мирон стал жить в одной комнате с двумя женщинами: с юной красоткой и пожилой, которая его окутала настоящей материнской лаской. Тегик не смела торопить события. Она знала строптивый характер дочки, и не навязывала ей Мирона.
Нельзя сказать, что Мирону Елена не нравилась. Наоборот. Как могла юноше не нравиться ладная соблазнительная Елена, но он из скромности виду не подавал.
«Пусть примелькаются друг к другу, а потом стерпятся- слюбятся» – мудро рассуждала она.
Елена сперва не обращала на Мирона никакого внимания. Относилась к нему как предмету домашнего обихода, который приходит усталый и заваливается в углу спать. Но затем природный женский инстинкт начал преобладать над гордыней. Её смущало то что этот юноша не поддаётся её чарам, которыми она привыкла кружить головы мужикам. Это недоумение стало перерастать в интригу. Елена умышленно, как бы случайно демонстрировала части тела: то грудь выплеснет из лифа, то бедра кокетливо не прикроет, то томно и медленно будет причёсываться перед зеркалом.
Мирон продолжал сопротивляться её чарам, хотя всё больше вовлекался в соблазн, и в одну прекрасную ночь страсти выплеснулись наружу.
Почувствовав, как Тегик затянулась в глубокий храп, Елена скинула с себя рубашку и залезла Мирону под одеяло. Сонный и усталый Мирон не сразу сообразил что произошло, а когда сообразил, то было уже поздно. Нагое молодое тело сперва подмяло под себя, а затем ловко оседлало его проснувшуюся плоть.
Еленой одновременно руководили два чувства: вышедшая из под контроля естественное желание и чувство любопытства. Не познавшая до сих пор мужской плоти, она решила, что настал самый удобный момент. Не обращая внимания на боль от первого проникновения, она с исступлением предалась удушающей её страсти.
Неопытный в таких делах Мирон пребывал в полном замешательстве. Неистовый напор роскошного женского тела, отсутствие должной мужской сноровки, – всё это нахлынуло на него много и сразу. Елена это поняла и даже после того как Мирон так или иначе по умолчанию удовлетворился, она с чувством разочарования вскочила с него и быстро вернулась к себе на кровать.
Сотворение Джулии.
– Как удалось из полумиллионной оравы именно тебе протиснуться в меня.
– А мы, ванские – все такие шустрые.
– Это не объяснение. Те полмиллиона тоже были из Вана, но влез ко мне именно ты.
– А чем ты не довольна? Раз протиснулся – значит, я самый шустрый.
– Ишь, каков бахвал! Шустрый- это не значит хороший. А ну убирайся из моей яйцеклетки.
– Это уже невозможно.
– Почему?
– Ну, куда я пойду. Уже и хвостик свой потерял. Так что прими мой генетический материал и не привередничай.
– Ладно, чёрт с тобой. Давай показывай, какую хромосому сюда занёс? Х или Y? Боже мой! Ты принёс Х!
– А что тут плохого, не пойму? Одна половина нас была с Х, другая с Y, а шансов как всегда – 50 на 50.
– А то, что моя хозяйка хотела мальчика.
–Хотеть- не мочь. Да и какая ей разница – всё равно первый ребёнок. Лично моему хозяину всё равно.
– Ну, твой хозяин тот ещё козёл.
– Не смей о нём так выражаться.
– Это не я – это моя хозяйка так говорит.
– Козёл он или нет, но в своё лоно впустила, и это уже свершившийся медицинский факт. Так что давай соединяй свой Х с моим и быть девочке-красавице.
Утром Тегик увидела кровавое пятно на простыне и обо всём догадалась. То, что инициатива исходила от Елены не вызывало никакого сомнения. Пятно красовалось на постели Мирона, а значит Елена сама решилась на это. Теперь нельзя медлить. Теперь настал черёд Тегик, теперь надо срочно их поженить, пока живот не начнёт выпирать.
Дочка Джулия росла чудиком, ну просто загляденье. Мирон назвал её так в честь американской медсестры, которая его выходила в сиротском приюте.
Розовощёкая белокожая, с правильными, как у Мирона, чертами лица она была воплощением спасённой генетики с озера Ван, попавшей в лоно ширакской красавицы Елены. Родители и Тегик души в ней не чаяли. Со временем имя Джулия стало настолько популярным в Ленинакане, что ею стали называть многих девочек. Джулик, Джуло, Жулет, – звучало повсюду. Но у нашей Джулии было особое, типичное для Гюмри второе имя- Пржик, светлая. Так называли всех белокожих девочек в Ленинакане.
Мирон, получивший в сиротском приюте приличное образование, устроился на хлебную должность – бухгалтером на мясокомбинате. Елену продолжали упорно продвигать по партийной линии и в конце концов она стала директором детского сада. Родив ребёнка и повзрослев, Елена стала ещё более привлекательной и соблазнительной. Теперь она уже без особого рвения избегала ухаживания посторонних мужчин.
Физическая несовместимость с Мироном со временем всё больше увеличивалась. К этому прибавились коренные отличия их характеров. Мирон обладал чертами типичными для жителей озера Ван. Прижимистость, бережливость во всём и врождённая тяга к обогащению противопоставлялась расточительность Елены, готовой отдать ближнему последнюю рубашку.
Молодая расцветшая женщина не теряла надежды найти настоящего избранника сердца, который был бы с нею совместим и душой, и телом.
Война.
В Ленинакан пришла беда. На страну напали фашисты и в военкоматах стали записывать мужчин на войну.
– Мирон Варданян! С вещами марш на вокзал, – прозвучал командный голос и вот уже Мирон в военной форме стоит на перроне и слёзно прощается с родными.
Как только Мирон очутились на фронте, его сразу ранило в правую руку, да так что оторвало по локоть. Он потерял много крови, но в госпитале его жизнь спасли, хотя руку пришлось ампутировать.
Пока он лежал забинтованный, в госпиталь привезли едва живого его двоюродного брата Лазаря, тяжелораненого в живот.
Мирон не сразу его узнал. После операции Лазарь был в бреду и кричал армянские слова. Мирона это насторожило и он начал внимательно приглядываться и только после того как раненый окончательно пришёл в сознание, Мирон узнал в нём своего двоюродного брата.
– Лазарь! Живой! Какая радость, мы снова вместе!
Лазарь был ещё очень слаб, но не мог не обрадоваться такому подарку судьбы – встрече с потерянным братом. Ведь с тех пор как они расстались в Эчмиадзине о нём не было никаких вестей.
Скоро Лазарь окреп и рассказал свою историю.
– После того как в тебя попал камень сторожа, ты упал и потерял сознание, а я с трудом дотащил до ближайшего госпиталя. Потом вернулся к семье и увидел, что наши собираются покинуть лагерь. Отец решил, что оставаться далее в Эчмиадзине губительно, и мы решили уехать в Арташат.
– А как же моя семья? Неужели они не хотели последовать за вами?
– Ваши были настолько обессилены, что не могли сдвинуться с места. Было решено, что при первой возможности они тоже присоединятся к нам.
– И вы уехали без них?
– Да. Все собранные фрукты я оставил вашим, кроме одного яблока, которое обещал маленькой Ашхен.
