Диво дивное, чудо-лЫбедь
Диво дивное, чудо-лы?бедь,
Мне ль твою красоту не видеть,
Про любовь твою мне ль не спеть,
Крылья стелющая лебе?дь?
Не жена ты моя – зарница,
С неба сла?вленная жар-птица,
Баловни?ца баловница?,
Мёд бы пить с твоего лица.
Красна девица, чудо-лы?бедь,
Век лелеять тебя, улы?бить,
У светлицы твоей сидеть,
С неба сла?вленная лебе?дь.
С полыньи? вверх взметнулась лы?бедь,
Полюбить ее – не обидеть,
Любоваться – не оглядеть,
Птица-лы?бедь, любовь-лебе?дь.
Борода ты моя, бородушка,
Обойми ты свою лебёдушку,
Чтоб залётные гуси-ли?беди
Твою милую не заби?дели.
Я отпущу тебе грехи
Я отпущу тебе грехи
Перед твоею жизнью дальней.
Где ночь – твоя исповедальня,
Молитвой прозвучат стихи,
В твою пробравшиеся спальню.
И на себя возьму я грех
Вернуть тебе любовь и смех.
Чем я Создателя так прогневил?
Звёзды погасли и холодно небо,
И непонятно мне – был или не был
Я в этом мире пустом без тебя,
Иль я уже за чертой бытия
Вдруг очутился. Что счастьем казалось
Прочь унеслось, долго жить приказало,
Словно и не было жизни иной,
Скрытой за сумрачною пеленой.
Солнце улыбки твоей закатилось,
Полночь на веки мои опустилась.
Сил из-под савана выбраться нет,
Ведь без тебя и рассвет – не рассвет.
Но есть надежда, что сдвинется камень,
С сердца упавший, что лёг между нами,
Загородивший дорогу в мой склеп,
Где без тебя неподвижен и слеп
Я пребываю, как осенью поздней
Нечто застывшее в анабиозе…
Двери открой, подойти к мертвецу
Лишь прикоснись поцелуем к лицу.
Бледно оно, но ещё сердце бьётся,
Всё отзовётся во мне, встрепенётся.
Вновь оживу, обрету своё я,
В жизнь возвратившись из небытия.
Я пребываю в неведенье жутком,
Жизнь это что – неудачная шутка?
Чем я Создателя так прогневил,
Раз без тебя белый свет мне не мил?
Уехал бы в Сибирь деньков на триста
Уехал бы в Сибирь деньков на триста,
В карманах рюкзака с собою взял
Том Гегеля, «Записки декабриста»
И тёплые носки, без них нельзя.
Обосновался бы в верховьях Лены,
По азимуту даже не доплыть.
Не потому, что я боюсь измены,
А чтобы имя Лена не забыть.
Сушил грибы, ловил бы я подуста,
Чай кипятил на пламени свечи.
Не потому, что дров в тайге негусто,
А чтоб не греть напрасно кирпичи.
Грешно тепло переводить впустую.
О теплоте слагал бы я стиши,
Не потому, что я по ней тоскую,
А потому, что рядом ни души.
На лодке б написал «Великий Ленин»,
Нанайцы мне бы отдавали честь
Не потому, что человек был гений,
А с Леной общее меж ними есть.
Писал бы письма, злился бы чертовски,
Что почта возвращает их назад
Всё потому, что в адресе московском
Я бы пометку делал – в Ленин град.
Китайцы возвели меж нами стену.
Но не за это я на них взбешён,
А потому, что иероглиф Лена
В грамматике китайской не нашёл.
Весеннего дождавшись потепленья,
Я б на «Великом Ленине» уплыл,
Чтоб городской опять предаться лени,
Елене посвятить остаток сил.
Очередные пролежу полгода,
Я до безделья жадный, как упырь.
Но такова мужицкая порода —
Я снова заканючу про Сибирь.
Из городского не сбежать мне плена.
Елена мой не выполнит каприз,
За мною не рванёт в верховья Лены,
Да я и сам, увы, не декабрист.
Восьмое марта, Мусюсю
Весенний праздник, Мусюсю,
Восьмое марта, Муси-пуси.
И я сосулькою висю
Под солнышком твоим, Ленусик[1 - Ленусик, Женюсик, Марусик, лапусик и Дусик, Мой пузик, мой юзик, мой Пупсик, да хоть бы и Тузик.].
Сражённый страстью наповал,
Я таю обожжённой льдинкой
И в твой наполненный бокал
Стекаю талою снежинкой.
Звучат как звонкая капель
Мои оттаявшие соки,
Застывшей жизни канитель
В них разбивается на строки.
Я подношу к твоим губам,
Как ритуал, Грааля чашу…
В твоих лучах моя судьба
Смысл обретает глубочайший.
И ты, отведав мою плоть
С горчащим привкусом мучений,
Как заповедовал Господь,
Обряд свершаешь причащенья.
Дымящаяся кровь моя
Перед тобой в заветной чаше,
Где выщербины на краях —
Суть, вензель с губ твоих – Знай наших!
Всех, переживших холода,
Весна легко смывает в бездну…
Окоченевшей глыбой льда
Свисать мне над твоим подъездом,
Когда б не праздник… Мусюсю,
Мне далеко уже за двадцать,
А я сосулькою висю
И вниз мечтаю оторваться.
Готов, как снег, сойти на нет
Под солнышком твоим, Ленусик,
Чтоб мне на Мусюсю в ответ
Всегда звучало – Муси-пуси!
Лимит счастья
Счастье в жизни даётся на вес —
