– Экий ты рубаха-парень! Только не пытайся подкупить меня очаровательной вульгарностью. Всё это уже было. Теперь я злобный старый хрен, который не постесняется закончить начатую фразу. С твоего позволения, разумеется. Чёртово государство не имеет ни малейшего права мешать человеку высказывать свою точку зрения на происходящее вокруг него и называть вещи своими именами.
– Право же, ты слишком серьёзен. Да хер с ним, с этим государством. Людьми вечно правит какая-нибудь сволочь, пора к этому привыкнуть. Ты уже затрахал меня своей гражданской лирикой! Думаешь, легко от стихотворения к стихотворению перевоплощаться из томного декадента в яростного берсерка, а затем в ироничного пацифиста, одновременно являющегося убеждённым революционером? Скажу тебе прямо, совсем не легко. И ты ещё имеешь наглость требовать от меня быть убедительным в каждой из этих нелепых социальных ролей!
– Нет у меня никакой гражданской лирики! – возмутился я, – И не было никогда. Область моих исследований – коллективное бессознательное современного общества, а у него много разных граней, поэтому тебе приходится работать. А как ты хотел? Надо будет изобразить тебя каким-нибудь незамутнённым любителем российских сериалов, чтобы ты сдох от скуки и больше не выёбывался. Декаденты и революционеры ему не нравятся! Тоже мне Люцифер!
Энергично загасив окурок в уличной пепельнице, я кивнул в сторону покинутой нами кафешки:
– Ещё кофе? Дождь усиливается. Как бы наш столик не заняли.
Не дожидаясь ответа, автор двинулся ко входу, и пристыженный лирический герой последовал за мной, бормоча:
– Я не сообщал тебе своего имени. Люцифером назвал меня ты.
– Так будь этого достоин, чёрт побери!
К этому времени я уже твёрдо решил воздержаться от выпивки и во что бы то ни стало вытрясти из мерзавца более или менее приличное интервью. Застеклённая дверь кофейни отразила окружающий мир за моей спиной. Разумеется, никакого Люци там не было. Только моё собственное лицо, слегка искажённое нелепой гримасой непреклонной решимости. Блядь, надо было хотя бы побриться. Да, всё то же лицо на фоне мокрого асфальта, расцвеченного яркими пятнами опавших листьев и убегающей вдаль улицы, живо напомнившей мне одну из картин Моне. Размытые контуры людей в плащах и лёгких куртках – есть одинокие, есть парочки, есть компании. Весёлые или грустные, они подчиняются власти дождя, убегая от него и от собственной судьбы, сопровождаемые страшным и торжественным отсветом осенней листвы старых деревьев, окрашивающей происходящее в цвета старого золота и запёкшейся крови.
Нет, символика цвета меня больше не интересовала. Магия воображения работала напрямую, и я чувствовал некое единство с этими неопределёнными прохожими, хотя и не мог разделить с ними домашний уют, употребление гашиша, выпивку и секс. Я хорошо понимал, что сейчас открою дверь, и этот странный, сложный и притягательный мир исчезнет. Дверь в каждый из таких миров для нас открывается лишь на мгновение, но где-то для каждого из них существует собственная глубокая и радостная вечность, о которой говорил Ницше. Фактически передо мной оказалось две двери, и у меня был выбор. Я выбрал кафешку.
Разумеется, мой собеседник на упомянутой картине отсутствовал. Его и не могло там быть. Своих ангелов, демонов и лирических героев мы создаём сами. Но концентрация творческой воли способна творить чудеса, я успел только щёлкнуть пальцами, и явственно увидел своего Люцифера, который мирно плёлся сзади, всем своим видом старательно изображая растерянность.
3
Людей в кафешке заметно прибавилось, однако наш столик чудом оказался свободен, и скомканная салфетка всё ещё лежала там, где я её оставил. Заказав кофе и апельсиновый сок, мы с удовольствием заняли исходные позиции. Дождь и пронизывающий ветер быстро учат довольствоваться малым.
Рядом обосновалась шумная компания молодёжи, парни и девушки радостно тыкали пальцами в экраны телефонов, передавая их друг другу и что-то показывая. Время от времени слышалось мерзкое кваканье рэпа, но нас это не особо напрягало. Правда, мне всегда казалось странным то, что люди, внешне совсем не похожие на гопников, могут слушать подобное говно.
Чуть дальше трое серьёзных мужиков с квадратными фейсами обсуждали свои дела, один из них теребил в руках кожаную папку, а другой доставал из портфеля бутылку коньяка и пластиковые стаканчики.
За столиком напротив элегантно одетая женщина средних лет, отодвинув бокал с наполовину оприходованным коктейлем, сосредоточено и быстро набивала какой-то текст на ноутбуке.
Возле стойки суетилась довольно умильная пожилая парочка с ребёнком – видимо, дедушка с бабушкой привели насупленного внука полакомиться мороженым. Как вскоре выяснилось, их подопечного отнюдь не привлекали сладости, он упорно требовал немедленно вернуть ему изъятый смартфон.
Пару минут Люци смотрел на окружающих, почему-то улыбаясь, а затем повернулся ко мне:
– Я готов соответствовать твоим капризам.
Мне было лень думать над тем, хочет ли он меня подъебнуть, следовало пользоваться моментом и ловить его на слове.
– Вот и чудесно. Мне нужно от тебя интервью. Я сделал книгу стихов, но у неё нет предисловия. Не самому же мне о ней рассказывать.
Он кивнул, и я продолжил:
– Тогда включаю диктофон и задаю тебе первый вопрос. Что ты чувствуешь, когда я пишу о тебе? Расскажи о процессе создания стихотворения с точки зрения его лирического героя.
– Ты хочешь сказать – с точки зрения бессмертного духа? Пойми, дело тут не в идиотском пафосе, а в элементарной точности. Ты всегда задействуешь это измерение, если работаешь всерьёз. И сделать это непросто. Взгляни на этих людей вокруг нас. Они же не вызывают у тебя отвращения, а к некоторым из них ты можешь даже испытывать безотчётную симпатию. Это просто нормальные люди, и в каждом из них горит искра знания и бессмертия. Она и озаряет временную плоть своим сиянием. Искры легко общаются между собой, но для этого их носители должны пребывать в духе. Раньше, когда люди ещё во что-то верили, такое бывало в храме во время богослужения. Теперь подобное чудо изредка происходит на каком-нибудь рок-концерте. Если песня хорошая. Но почитай посты и комментарии в соцсетях и прочих интернет-пабликах, и от твоей эмпатии очень скоро не останется и следа, ты возненавидишь человечество. Оно и понятно – концентрация глупости, подлости, безвкусицы и немотивированной агрессии там действительно зашкаливает. Задумывался над тем, почему это так? Такие же люди ведь пишут. Те же самые. Только в цифровой сети ты видишь не живой свет искры каждого из них, а репрезентацию социальной личности.
– Которую формирует коллективное бессознательное посредством добрых советов собственного отражения в зеркале. Да, я читал конспекты лекций Лакана, и знаю, что это так. Однако в бессознательном много чего намешано. Хорошая песня или символ искренней веры, позволяющие искрам потолковать между собой, тоже через него работают. Иного пути у искусства нет. Итак, я задумал сочинить стихотворение. Что делаешь ты?
– Начнём с того, что ни одно из задуманных тобой стихотворений не было реализовано. Или получалась полная лажа. К счастью, ты не страдаешь графоманией и обычно задумываешь более простые вещи. Настоящий творческий процесс начинается с того момента, когда я внушаю тебе идею стихотворения и указываю направление поиска. Ты воспринимаешь это как смутную, но эмоционально захватывающую тебя мелодию. Просто так от неё не отвязаться, и ты начинаешь объективировать свои ощущения, пытаясь передать воображаемое звучание при помощи фонем своего языка. На данном этапе тебя мало волнует смысл сказанного, хотя он обязательно появится позже. Пока ты занят главным, ты создаёшь интонацию. Интонация – это готовый образ. Тот самый лирический герой. Остаётся вдохнуть в него немного огня.
– Как это происходит?
– Есть разные способы.
– Какие?
Люци рассмеялся, мотнул головой и на минуту задумался, прежде чем ответить:
– Да будто ты сам не знаешь! Любовь. Гнев. Страдание. Глубокая медитация. Я предпочёл бы первый и последний, но ты охотно использовал и оба промежуточных. Не скрою, это делает твою лирику более разнообразной, но иногда мне приходится нырять в довольно мрачные глубины. Я тебя понимаю, у людей твоего типа столкновение с пошлостью этого мира неизбежно вызывает ожесточение.
– Ты прав, порой мне хочется его уничтожить, – перебил я, поскольку почувствовал, что он угодил в точку, а мои кулаки сжимаются, и в ответ на его вопросительный взгляд уточнил, – Мир, чёрт бы его побрал! Такой пакости не должно существовать, как бы ни обманывали нас ошеломляющие закаты и светлые улыбки. Здесь каждый обречён и ничто не вечно кроме всепожирающего времени. К сожалению, даже если сейчас правящие нами ничтожества устроят большую ядерную войну, мир со своим проклятым временем и причинно-следственными связями никуда не денется, только горя в нём станет больше. Я презираю утешительное искусство, расписывающее новыми узорами поверх старых блядскую ширму, которой мы стыдливо прикрываем неизбежность.
Люцифер выставил вперёд обе свои ладони, словно преграждая ими поток моей возмущённой речи. Я узнал эти ладони, они были моими. Нечто резкое и неприятное полностью сдуло мой обличительный пафос.
– Всё это прекрасно, только здесь есть одно противоречие, – произнёс голос за ладонями, очень похожий на мой собственный, – Ты не очень-то хочешь уничтожить людей, которые тебя окружают. Даже совсем не хочешь. Тебе будет спокойнее, если чувство, которое ты к ним испытываешь, я назову холодным словом «понимание», хотя это просто любовь. Ты ненавидишь мир за то, что он убивает и перемалывает всё, что ты любишь, и это естественно. Однако гнев и печаль проходят, а радость бессмертна. К сожалению, твоя печень, огорчённая обилием наркоты и алкоголя, редко позволяет тебе почувствовать нечто подобное.
– Ну, болезнь Прометея свойственна писателям. Помню, Бродский иронизировал на эту тему в одном из интервью. Кстати, как тебе Бродский?
– Для вашего поколения он был абсолютно культовой фигурой, и здесь всё совершенно ясно. Я смотрю на него спокойнее. Он классный, конечно. Ты не зря упомянул интервью – они у него мне иногда нравятся больше стихов. Они глубже и отчётливей. Стихи отличные, спору нет, но в них в какой-то момент стиль заменил человека. И этот стиль начали транслировать все, кому не лень. Ты же сам душил себя всякий раз, когда тебе хотелось написать что-нибудь в стиле Бродского.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69450856&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
