Кирилл Алексеевич Андрюшин "Ткани мира"

Флешбек Ильи Малышева

Некоторое время Апостол промышлял тем, что в гостиницах играл. Нет, не в азартном смысле. Апостол же у нас талантливый пианист, ему хоть классику, хоть блатняк, всё сыграет на своих восьмидесяти восьми клавишах. Мне ли тебе рассказывать про него, Софья?

В ту ночь в гостинице «Октябрьская» давали ретро-концерт имени Дружбы народов. Советские мотивы и американский рэгтайм. Мы с Андреем не всегда играли на них, но в этот вечер мы обязаны были прийти и сыграть. С администрацией гостиницы был заключён контракт: десять концертов для гостей за полмиллиона рублей. Мы же всегда вместе ходили на эти мероприятия, поэтому ты знаешь, чем он, и я соответственно занимались.

В тот день ты была с оркестром на своих гастролях где-то в Японии и Китае. А мы с Апостолом пошли в гостиницу. Знаешь, обычно на таких концертах народу не очень много, подавляющая часть которого слушает музыку исключительно для улучшенного пищеварения, но в этот вечер был аншлаг. После восточных миниатюр Амирова, а Апостолу очень нравится этот композитор, группа гостей за крайним столиком, он у окна, весьма странно стала проявлять своё восхищение игрой Андрея. Естественно, он обратил на них внимание, подошёл к микрофону и произнёс:

– Дорогие гости, мы делаем короткий перерыв, после которого мы вместе окунёмся в Новый Свет. Будет время рэгтайма. А пока пауза.

Я ему предложил сок, раз пауза, но он сказал, что пойдёт к буянам.

– Кто это? Ты их знаешь? – спрашиваю его.

– Дорогой Илюша, – отвечает он, – пей свой сок спокойно, а мне следует объяснить стоит слушателям правила хорошего тона.

– Ты сам не буянь.

И он пошёл к ним.

Разве я мог упустить возможность по шпионить за лучшим другом? Нет, конечно. Этих «буянов» было трое: все блондины, в одинаковых костюмах. Они поздоровались с Апостолом по-польски. Он грозно спросил на родном, на русском:

– Граждане, вы не могли бы умерить пыл своего восхищения?

– Андрюша, – отвечает ему самый молодой и самый приятный на взгляд мужчина, – мы же любя. Лорд Слизень просил тебе передать сие.

И протягивает ему чёрную папку. Он бегло просмотрел содержимое, бумажки какие-то, вроде чеки. Шептал себе что-то под нос. Потом положил папку на стол и сказал:

– Я очень признателен, что лорд Слизень восхищён моей работой, и что наши огромные вливания оказываются действенными. Я просмотрел дальнейший план действий, но вот с одним я не согласен: осуществить такой большой перевод в Валлию, даже транзитом через Польшу представляется в настоящее время невозможным. Поймите, наша типография не резиновая.

– Лорд Слизень готов возместить затраты вам прямо сейчас, – второй блондин передал Апостолу кейс. Кажется, в нём были деньги. – Здесь миллион. В валюте. После перевода двадцати миллионов валлийских фунтов вы получите ещё десять.

После этих слов Апостол взял кружку, доверху наполненную тёмным пивом у третьего мужчины и одним большим глотком, осушил её. И эти блондины, и я были удивлены. Тёмное пиво… Он никогда не пил такой грубый напиток, только чистый медицинский спирт, девяносто шесть процентов, как мы любим. Мы, не я, я алкоголь терпеть не могу, ты знаешь. А этот внезапно ставший на моих глазах представитель рабочего класса с музыкальным уклоном только и вымолвил:

– Если из-за вас, альбиносы, сгорит мой печатный станок, сами будете шить свои ткани мира, – здесь он поднялся, неаккуратно поднялся, алкоголик последний. Пошёл к роялю и крикнул:

– Дорогие гости, – он улыбнулся неестественно, – время для рэгтайма!

А рэгтаймы удались на славу. Как только Андрюшины пальцы не путались от опьянения, видела бы ты его в тот вечер. Мы с ним на бис четыре раза возвращались.

Администрация гостиницы выплатила нам за первый концерт сразу же семьдесят пять тысяч рублей.

– Как мы будем делить? – в своём еврейском стиле я спросил Андрея.

– Мне и двадцати пяти хватит, я ведь не думал, что нам могут что-то накинуть, Илюша. Если хочешь, чаевые можешь забрать себе.

– Нет, предлагаю пополам.

– Добро.

Поделили. Тридцать семь с половиной тысяч рублей. Любопытство взяло вверх, и я спросил:

– Андрюша, а эти блондины с какой-то швейной фабрики?

Он посмотрел на меня с удивлением.

– А с чего ты взял это?

– Речь у вас шла о каких-то тканях…

– Не бери в голову, я всё равно тебя лечить не буду, кудряш мой.

События, произошедшие позднее, не представляют интереса ни для нас, ни для наших чекистов.

глава 7

– Может, на самом деле валюта ни при чём? – Софья прервала молчание, – Ну взял под своё покровительство Андрей швейную фабрику. Если он оказывает им психологическую поддержку?

– Я нигде не видел, чтобы при оказании психологической поддержки полякам-блондинам в чёрных костюмах психолог пил пиво, – Малышев после рассказа снова вернулся к критике друга.

– Согласна с тобой.

Кофе сегодня, как назло, был с кислым послевкусием. Вместо ответов – новые вопросы.

– Илья, скажи мне, мил человек.

Малышев небрежно жевал табак, курить папиросы он уже не мог.

– Пока ты не загнулся от табака вонючего своего…

– Да ладно тебе, – усмехнулся Илья, – спрашивай.

– Есть в городе люди, с кем он в прошлом очень хорошо поддерживал отношения?

Илья вытащил из своего кроваво-красного дипломата пурпурную папку и протянул Софье.

– Почти по каждому из тех, кто в этом списке я могу тебе дать информацию об их нынешнем местоположении. Почти все они в розыске, скрываются хер знает с какого года, ещё до пересмотра границ их изгнали как собак бешеных, – Илья наконец-то прекратил потребление табака. – В пределах города некоторые засели.

– Среди этих людей есть друзья по университету?

– А как им не быть? Взять хотя бы Дональда Пекинского и Василису Збарскую. Те ещё товарищи. В розыске они уже пять лет. В Польском государстве, в Английской республике, даже в Объединённой Ирландии они приговорены к смертной казни. Ныне лишены всех гражданств, если они у них и были когда-нибудь.

– За что так с ними?

– Дональд Пекинский, впрочем, есть уверенность, что это ненастоящее имя с фамилией, заметил нашего Апостола в университете, завязалась дружба. Вместе ходили куда-то, он брал Андрея на сеансы, как дополнительная практика для него. В общем, в Польше его приговорили к пожизненному заключению за сексуальные связи с одной несовершеннолетней особой женского пола. Прости, что я так выражаюсь.

Софья, однако, сохраняла спокойствие.

– Какой возраст у особы?

– Шестнадцать лет. Я не гуру юриспруденции, но во многих странах сей возраст уже позволителен для сексуальной жизни. Но, так, или иначе, эта особа оказалась внучкой генерала польской Службы безопасности.

– Вот это поворот, – удивилась Софья, – почему его не посадили?

– Любопытный факт. Для меня это парадокс. Через четыре дня, после объявления приговора Пекинскому, был убит президент Польши Лев Кравчик. Началась революция. Амнистия от новой власти. А ты знаешь, кто стал новым президентом? Огинский! Густав Огинский.

– Андрей не мог быть замешан, мы ещё были во Львове и знать не знали.

Илья неестественно улыбнулся:

– А я и не сказал, что именно наш общий дружок отправил Кравчика на тот свет, но факт же упрямая сука-штука. По знакомым каналам Пекинский перебрался в Минск, где встретился с одногрупницей Збарской. Она тоже хороша. Детство было тяжёлое: Отец погиб при обороне Дублина, мать умерла от горя, сама она нашла могилы родителей только спустя большое время…

– Ирландка?

– Сучка та ещё, нет, чтобы всю свою генетическую обиду на англичан выплёскивать исключительно на англичан. В Лондоне убила четырёх кандидатов на пост премьер-министра, вызвав тем самым кризис власти, свержение королевы и установление республики. Так она ещё четырёх министров новой республики собственноручно удушила. И посла Ирландии ещё. За компанию. Чтобы рыжеволосый лепрекон мог поквитаться там.

Софья слушала леденящие кровь истории выпускников-психологов с интересом. Страха в её глазах не было: весь страх ушёл ещё во Львове не без помощи Апостола.

– А Болгария? Кто там нагадить успел?

– Оба. Но это была тёмная история, скорее всего, их просто оговорили под болгарскими пытками.

– Как же их пытали там, в Болгарии? Если честно, Илья, мне слабо это представляется.

– Заставляли слушать в течение пяти часов концерты Филиппа Киркорова.

Софья от смеха подавилась кофейным напитком.

– Якобы из-за них самолёт при посадке самолёт чуть не снесло в сторону моря. Но тут их подставили. А болгары, ну не мне рассказывать какие болгары сволочи бывают, не стали разбираться и по пожизненному заключению каждому. Так наши герои смогли сбежать и после двух дней скитаний объявились в посольстве в Стамбуле, откуда и вернулись на Родину. Вот так как-то.

Софья ещё долго молчала и переваривала информацию, рассказанную Ильёй. Она снова посмотрела в лица Пекинского и Збарской на фотокарточках: Блондин, волосы зачёсаны назад, едва заметные порезы от бритвы на бледном лице, словно он увидел в момент фотографирования призраки известных психологов: Фрейда-отца, Фрейда-дочь, Фрейда-мать, Выготского, Леонтьева… И чернобровая кустодиевская дева в очках с тонкой оправой, улыбка на таком же бледном лице, бледное лицо было от некачественно изготовленной французской пудры.

Затем она спросила:

– Они – любовники?

– Я тоже интересовался у них самих, Соня, я знал, что ты спросишь это, – Илья по-доброму улыбнулся, показав свои верхние зубы цвета титановых белил. – Нет, как они сами про себя говорили: «Вася мой глашатай, а я её глашатай. Ходим всюду и объявляем волю простым смертным».

– А они способны на такое в принципе?

– Как я вижу ситуацию, то, что человек удушил человека, не означает, что он – полное говно, моральный урод, скотина и прочее, и прочее, и прочее, – Илья взглянул на фотокарточки.

– Не говори такие вещи в общественном месте, – Софья резко щёлкнула перед носом Ильи. – Не забывай, что доносчики органов безопасности повсюду.

Илья помрачнел:

– Да я помню. Тогда давай вечером ты заедешь ко мне, я тебе расскажу про остальных изгнанников.

– Дай про эту парочку все документы мне, – вдруг потребовала Софья.

– Зачем тебе? В органы понесёшь, людей отдашь под суд, – Илья замялся.

– Неужели ты, Малышев, мне не доверяешь?

Нехотя, он передал Софье досье.

Время приближалось к пяти часам вечера. В очередной раз, вопреки прогнозу погоды, небо над городом затянули чёрные тучи. Доносились раскаты грома.

«Дорогой Андрюша, небо снова оплакивает твой поступок. Я еду к тебе. Я обещала, что каждый день я буду приезжать к тебе и целовать тебя в лоб, чтобы ты крепко спал. И я сдержу обещание. Потому что я люблю тебя».

– Куда едем, гражданочка? – голос таксиста вернул в суровую реальность Софью.

Она не хотела ехать на своей машине после рассказанного Малышевым про знакомых-убийц Апостола.

– Во-первых, я тебе не гражданочка, во-вторых, в Госпиталь травматологии.

– Ой-ой, гордые какие мы.

– На два червонца меньше чаевых получишь, шеф, если не прекратишь дерзить!

– Извините, девушка, я был не прав.

– Так бы сразу. Поехали.

И такси-воронок плавно поехал по проспекту. Дождь уже начал своё дело. В считанные минуты дорога утонула. Таксист сразу же принялся нецензурно ругать погоду за невозможность нормально работать. После каждого мата он приносил искренние извинения даме, которая уже приняла решение оплатить только стоимость поездки и ни копейки больше.

глава 8

– Ну не плачь, родная.

– Я не плачу, солнышко. Всё, не плачу, улыбнулась Софья Апостолу. – Смотри, я тебе принесла кое-что.