На плацу командир взвода зачитывал фамилии абитуриентов, не сдавших экзамен. Было тихо. Ребята, чьи фамилии называл офицер, молча выходили из строя и, повернувшись, замирали, опустив головы.
– Вылегжанин! – произнес взводный.
– Я! – крикнул Серега, стоявший во второй шеренге, и с силой хлопнул Николая по плечу. Тот сделал шаг вперёд и в сторону. Сергей вразвалочку вышел из строя. Повернулся и расплылся в улыбке, хотя глаза радости не выражали.
Командир оторвался от списка:
– Вы, чего, Вылегжанин, светитесь как медный пятак? Почему отказались отвечать на экзамене?
Николай с удивлением посмотрел на Серегу. Тот переступил с ноги на ногу и, продолжая улыбаться, с вызовом произнёс:
– А чё, воздух лишний раз сотрясать и время тянуть, когда письменный завалил!
– Это кто Вам такое сказал?!
– А я, чё, тупой чо-ли!? Сам знаю!
– Видимо не очень умный! Надо, Вылегжанин, быть бойцом и биться всегда до конца, не опускать руки! Вы письменный экзамен по математике на «хорошо» написали, поэтому, я не знаю, кто Вам сказал, что не сдали. Даже профессор удивился, что Вы отказались сдавать устную математику! Но, это ваше решение! – сказал командир и, посмотрев в листок, называл следующую фамилию.
Улыбка сползла с лица Сергея, оно мгновенно посерело и вытянулось, в глазах заблестели слезы.
После построения хотелось поддержать товарища, сказать что-нибудь ободряющее, но Серёги нигде не было. Когда он пришел в казарму, глаза его были красны. Не говоря ни слова и, не смотря по сторонам, стал собирать вещи. Николай понял, что подходить к нему и что-то говорить, сейчас не стоит.
Из ребят, приехавших вместе с Николаем, экзамен по математике не сдали трое. Он не был в их числе, что его радовало. Сейчас они вшестером сидели на скамейке под большим тополем на спортгородке и молчали. Рядом стояли вещи тех, кто сегодня убывал домой. Сидели молча.
– Вот ведь, гад, взводный! Считай, это он мне экзамен завалил! – нарушил молчание Серёга.
– А взводный здесь причём? – удивился Николай.
– Как причём? Он здесь как раз и причём! – разозлился Сергей и язвительно добавил, – Тебе, Колька, хорошо говорить «причём»! Сам же сказал, что сдал потому, что тебе профессор помог, бумажку с решением в стол подсунул! А у меня!..
И он махнул рукой.
Николай прикусил язык и с обидой подумал: «Вот ведь, Серёга, сволочь, рассказал ему по секрету, а он всё переврал? Ведь всё не так было! Сам меня чуть не завалил, когда просил о помощи! А сейчас врёт и не краснеет! Подумают ещё ребята, что я и на самом деле какой-нибудь блатарь*!»
– Ведь мог бы мне сказать, что я письменный экзамен сдал! – после некоторой паузы продолжил Сергей, – Так не-ет! Жда-ал, чтоб я от экзамена отказался! А сегодня на плацу издевался надо мной!
– Никто над тобой не издевался! – повернувшись к нему, резко сказал Лёшка, – Сам виноват! Нечего было стонать: «Не сдал! Не сдал!» А сейчас ищешь виноватых! Сам виноват!
Серега сник и больше ничего не говорил. Наступила пауза. Стало как-то неловко. «Скорее бы уж подосвиданькались, да уходили!» – подумал Николай, а в слух спросил:
– Когда у Вас поезд?
– Вечером в семь часов! – ответил Игорь.
Вновь все замолчали.
– Молодые люди! – услышали они незнакомый, с южным говором голос. Перед ними стоял невысокого роста, загорелый до черноты, мужчина в белых ботинках, отутюженных светлых брюках и белой рубашке, – Здравствуйте!
– Здравствуйте! – сказали ребята.
– Извините, я невольно услышал ваш разговор и у меня к вам есть деловое предложение!
Увидев, что ребята с интересом приготовились слушать, незнакомец продолжил:
– Я так понял, что среди вас есть те, кто не сдал экзамен и сегодня уезжают домой?
Серега кивнул.
– Так вот! Если хотите, то можете поступить в училище!
Ребята удивленно посмотрели на него.
– Нет! Нет! – улыбнулся он, не в это, но тоже в артиллерийское, в Тбилисское!
Он протянул им несколько черно-белых бумажек, которые до этого держал в руке.
– Вот, посмотрите! Подумайте! Очень хорошее училище, тоже учиться четыре года! А го-оро-од!.. – он причмокнул языком, – Тбилиси! Тепло! Фрукты! Девушки!
Он вновь причмокнул:
– Подумайте! Если надумаете, меня до пяти часов можно найти здесь.
Когда он отошёл к другой группе ребят, Николай посмотрел в бумажку, которую в руки ему сунул незнакомец и вслух прочитал:
– Тбилисское высшее артиллерийское командное Краснознаменное училище имени двадцати шести Бакинских комиссаров. ТВАККУ.
– Ничего себе! – воскликнул Юрка, – А я и не знал, что в Тбилиси артиллерийское училище есть! Чего ж тогда эти грузины в смешной форме сюда приехали, а не захотели поступать у себя?
– Да кто их поймет? – улыбнулся Лёшка, – Одно слово – чурбаньё!
– Знаете, что, мужики! – оживился Серега, – А я, наверно, съезжу в Тбилиси! Денег, думаю, у меня на билет хватит, документы есть, родичи меня пока не ждут! Вдруг и на самом деле этот «копчёный» чувак дело сказал?! А?
Игорь сбегал к Техноложке* за мороженым (он уже не боялся выходить за ворота, всё равно сегодня домой) и они ещё долго сидели, обсуждая свои проблемы.
Вечером на плацу, во время вечерней поверки, стало заметно, что ряды абитуриентов сильно поредели. Осталось меньше половины. Не видно было и грузин в смешной форме, правда, Юрка, который теперь стоял рядом с Николаем во второй шеренге, показал ему на одного, в другой батарее. Их замкомвзвод и ефрейтор Лизунов несмотря на то, что поступали из войск, первый экзамен сдали успешно, чему Николай был рад. Он начал привыкать к ним и считал, что по сравнению с другими комодами и замками (абитуриенты про себя так называли замкомвзводов и командиров отделений), эти были справедливее, не имели любимчиков и ко всем относились одинаково.
Николай втянулся в абитуриентскую жизнь, ещё далекую от военной, но в то же время уже и не гражданскую. Дни походили один на другой. Стёрлись из памяти имена и фамилии товарищей, не сдавших экзамены. Никого уже не интересовало, уехал Сергей в Тбилиси или вернулся домой. Думать об этом было некогда, каждый, как марафонец, прошедший самый сложный этап, стремился успешно выйти к финишу.
Экзамены по русскому языку и физике у Николая затруднений не вызвали. Физической подготовки он тоже не боялся. На перекладине мог не только подтягиваться, но и делать шесть раз подъём переворотом. Километр, хоть и проводился под проливным дождем вокруг бывшего манежа, где в старые времена юнкера обучались верховой езде, а сейчас располагался спортзал и учебные классы, Николай пробежал на отлично, в первой пятёрке. Немного расстроился из-за стометровки, хотя, честно говоря, в школе тоже бегал её неважно. Но в целом физо (так в училище называли физическую подготовку) сдал на хорошо. Из медкомиссии запомнился только психиатр! Когда Николай зашёл к нему в кабинет и протянул карту медицинского осмотра, врач пристально посмотрел на юношу:
– Травм головы не было?
– Не-ет!
Доктор что-то записал в бумагу и, не поднимая взгляда, вдруг резко спросил:
– Быстро! Чем отличается рыба от подводной лодки!?
– Она живая! – не задумываясь, почти выкрикнул Николай.
Врач поднял голову, протянул карту:
– Молодец! – и с улыбкой добавил, – Соображаешь!
Кормили абитуриентов не очень! Как шутили они между собой: «На первое вода с капустой, на второе капуста без воды, а на третье вода без капусты!» Поэтому первое время, пока были деньги Николай, как и все, бегал в чипок*. Самое желанное место в училище. На курсантском языке он расшифровывался как: "Чрезвычайная Индивидуальная Помощь Оголодавшему Курсанту". Покупал бутылку молока или кефира и какое-нибудь пирожное или пряники. Но деньги быстро кончились, пришлось есть то, что давали в столовой. Конечно, это разительно отличалось от домашней еды. Поэтому, похлебав супа и поковыряв второе, чтобы насытиться, набивали живот хлебом, запивая его компотом или чаем. Радовало то, что каждое утро давали кусочек масла, а в субботу и воскресенье еще и по куриному яйцу.
В это воскресенье все сидели по классам, выходить на улицу запретили. Можно было только при необходимости подняться в казарму, ну и, конечно, в столовую на приём пищи. Все знали, что сегодня в училище выпуск.
От грянувшего марш училищного оркестра задребезжали стёкла. Абитуриенты, до этого сидевшие за партами, сорвались с мест и, опережая друг друга, бросились к окнам. В классе возникла суматоха, поднялся шум. Чтобы хоть что-то увидеть, многие запрыгивали на спины впереди стоявших товарищей. Под звуки оркестра из арки выходили строи офицеров в парадной форме и становились перед трибуной в линию взводных колонн. Окна класса находились почти над уровнем плаца, поэтому всё рассмотреть не представлялось возможным, но даже увиденное, привело юношей в восторг.
Резкий звук удара деревянной указки о стол и громкий окрик замкомвзвода: «Сели все по своим местам!» – заставил ребят опомниться. Нехотя заняли свои места. Шум в классе постепенно стих.
– Това-арищ сержант! – придав голосу грусть и лесть в «одном флаконе» затянул ефрейтор Лизунов, – «Ребятам посмотреть хочется! Когда они ещё увидят!? Может только свой выпуск, а те, кто не сдаст экзамены…?
Сержант молчал, пощипывая усы.
– Давайте, как-нибудь, потихонечку! – поддержал ефрейтора командир соседнего отделения.
– Из нашей казармы плац не виден… – как бы про себя начал замкомвзвод, – Из коридора тоже! – он посмотрел на взвод и уже увереннее продолжил, – Поэтому по одному отделению, кто хочет посмотреть, вместе с командиром, на десять минут поднимаются в казарму второй батареи …
– Ну-у, това-арищ сержант, ма-ало… – начал, было, Лизунов.
Сержант ударил ладонью о стол и резко оборвал:
– Десять минут и попробуйте опоздать! – взглянул на часы, – Командир первого отделения! Время пошло!
Не дожидаясь дополнительной команды, абитуриенты первого отделения выскочили из-за столов и кинулись к двери. Сержант поморщился, хотел что-то сказать, но промолчал.
Третье отделение, в котором находился Николай, пришло в казарму соседней батареи, когда выпуск был уже в самом разгаре. Найдя свободное место у окна, Николай с интересом стал смотреть на плац. Трибуна, в центре, была пуста. Возле неё сверкал начищенными инструментами и аксельбантами оркестр. Перед строями выпускников, отливающими новенькой парадной формой цвета морской волны, и горящими на солнце золотыми погонами, ремнями и начищенными до зеркального блеска сапогами, находились столы, с разложенными дипломами и значками. Возле них стояли офицеры с множеством наград на кителях и убелённые сединой ветераны с рядами орденских планок на гражданских пиджаках. Чуть дальше, занимая почти всю оставшуюся часть плаца, пестрой толпой располагались родители, жёны, и девушки выпускников. Новоиспеченные офицеры чётким строевым шагом подходили к столам. Приложив правую руку к головному убору, докладывали, получив диплом и значок об окончании училища, поворачивались, и становились в строй. Это действо завораживало и восхищало молодых ребят, смотрящих на это из окон. Придавало уверенности в правильности выбранного пути.
На левом фланге выпускников внимание Николая привлёк строй, который разительно отличался от других. Он насчитал двадцать пять человек. Белые фуражки с золотыми листьями на козырьках и чёрная морская форма смотрелись здесь немного неуместными, но выглядели красиво и притягивали взгляд.
– А это кто? – дотронувшись до рукава командира отделения, стоявшего рядом у окна, спросил Николай и показал пальцем на строй морских офицеров.
Не поворачивая головы, всезнающий Лизунов уверенно ответил:
– Эти ребята в морскую пехоту попали!
Повернулся и, усмехнувшись, добавил:
– Не позавидуешь! Служба – писе-ец!
Николай же заворожено смотрел на молодых офицеров в сверкающей парадной морской форме и думал: «Вот бы мне повезло после выпуска попасть в морскую пехоту!»
Наконец, настал день мандатной комиссии. «Всё! Экзамены, проверка здоровья и физической немощи позади. Можно выдохнуть и расслабиться, кто не сдал, уже уехал домой!» – так думал Николай, проснувшись этим утром с хорошим настроением. Но командир взвода на построении немного поубавил радости:
– Вы, товарищи абитуриенты, не лыбьтесь, а отнеситесь к предстоящей мандатной комиссии серьёзно! Это для вас тоже экзамен, может самый решающий! От ваших ответов зависит ваша судьба! На ней будет присутствовать начальник училища генерал-майор Сергиенко. Поэтому, докладывать ему! Входите строевым шагом и громко, чётко: «Товарищ генерал-майор, абитуриент Пупкин на мандатную комиссию прибыл!» Всем понятно?!
Он посмотрел на молчавший взвод и, показав на самого левофлангового, невысокого мальчишку с рябым лицом, скомандовал:
– Абитуриент Алексеев!
– Здесь! – крикнул тот после небольшого замешательства.
Взводный поморщился.
– Не «Зде-есь» и не «Зде-еся», не «Тут», и не «Тута»! – приподнял голову, принял положение строевой стойки, – Запомните! Когда услышите свою фамилию, надо «есть глазами начальство» и бодро, громко отвечать – «Я»!
Сделал небольшую паузу и вновь, почти крикнул:
– Абитуриент Алексеев!
– Я!
– Повторить, как будете докладывать!
Алексеев вытянулся в струнку и громко, чеканя каждое слово, произнёс:
– Товарищ генерал-майор, абитуриент Пупкин на мандатную комиссию прибыл!
Взвод покатился со смеха. Командир улыбнулся, затем, приняв строгое выражение лица, выждал несколько секунд и грозно произнес:
– Всё! Прекратить ржание!
Смех прекратился, хотя лица ребят всё ещё расползались в улыбке.
– Вы что думаете? Только Алексеев так ответил? Да половина, стоящих в строю, ответила бы точно так же! Поэтому, прежде чем что-то сказать, подумайте! А если сомневаетесь, мысленно просчитайте до трех, а потом говорите!
Эту первую науку: «Прежде чем что-то говорить – думать!», Николай запомнил крепко и это ему не раз пригодилось.
Еще накануне мандатной комиссии Николай, Лешка и Юрка, те, кто вместе приехали из одного города, решили, что будут проситься в один взвод и только в огневики*. Пока сдавали экзамены, они узнали, что училище готовит не только огневиков, кто непосредственно стреляет из пушек, но и офицеров артиллерийской инструментальной разведки (слово инструментальной было им не понятно и пугало), а также офицеров радиолокационной разведки. Огневиков на училищном сленге называли – кувалдометры. Курсантов артиллерийской инструментальной разведки (АИР) – кочкалазами, а радиолокационной – паяльниками.
