Лилия
Веся Елегон
Что сделает избалованная девчонка, если не получит то, чего хочет? Может, залившись слезами, будет топать и кричать, пока ей не принесут желанное на блюдечке? А если эта девчонка – папина дочка, привыкшая бороздить морские просторы на отцовском корабле? Сможет ли она сбежать из дома и в одиночестве пуститься в опасное путешествие, дабы отыскать ключи к своему прошлому, увлекательные приключения, столь желанную свободу и белобрысого осла, поцелуй которого до сих пор огнем горит на ее губах?
Лилия
Веся Елегон
Корректор Мария Черноок
Дизайнер обложки Мария Ведищева
© Веся Елегон, 2023
© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0060-3026-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1. Девчонка и море
Сумеречное ледяное море Лиха…
Здесь, вдали от родных берегов, его воды действительно обдавали смертельным холодом.
Перекинувшись через деревянный борт качающегося на волнах корабля, я привстала на цыпочки, пытаясь коснуться пальцами изумрудной воды.
Но волны, словно дикие звери, вёрткие и опасные, ловко подныривали под борт, избегая моих прикосновений. Ветер усилился, и на мгновение пелена бесконечного тумана разорвалась, оголив пронзительное чистое небо и по-зимнему яркое солнце.
– По правому борту, на три часа! Минут десять до первых гигантов! – прокричал с мачты смотровой, предупреждая о надвигающихся волнах.
Матросы засуетились, убирая паруса и сматывая канаты.
Я посмотрела в сторону каюты капитана. В окнах мерцал свет. Отец занят. Раздаёт команды подчинённым, обсуждает с боцманом изменение маршрута. В этом году зимние бури начались на две недели раньше, и, судя по всему, корабль повернёт назад, так и не доплыв до крайней точки своего маршрута.
Налетела очередная волна и со всей силой ударила в борт. «Отважный» испуганно вздрогнул, но устоял. Я же довольно потёрла руки, понимая, что взрослые заняты и не помешают задуманному.
Подняв уложенный у ног канат, закинула его на плечо и, переступив поручни, перемахнула через борт корабля. Там, замерев на мгновение, стала разматывать верёвку, чтобы надёжно привязать себя к металлическим крюкам, предназначенным для запасной шлюпки. В последнем порту шлюпку сдали в ремонт, а забрать её так и не успели, пришлось убегать от подступающих морозов, так что теперь я могла спокойно полюбоваться набирающей обороты бурей прямо из первых рядов…
Сумеречное ледяное море Лиха было прекрасно! Яростно вздымало хребты взбесившихся водяных «чудовищ» и грозило раздавить, словно яичную скорлупу, любимый папин корабль.
Меня с ног до головы окатило ледяными солёными каплями, словно брызгами хрусталя осыпало. Вздрогнув всем телом, я громко рассмеялась, от всего сердца радуясь, что за завываниями ветра меня никто не услышит.
Боже, как же мне хотелось отрастить крылья и улететь, скользя по этим волнам, туда, за горизонт туманов! Говорят, именно там проходит Грань между Светлым Королевством и Тёмными Землями – проклятым миром, вход в который человеку заказан. Ведь там живут кохэйро – демоны, любящие полакомиться человечинкой.
Но сей факт не останавливал меня в моих мечтаниях. Влекомая неизвестностью, я знала, что есть что-то большее, чем бесконечные учебники и поучения няни Тафиты о том, какой должна быть благовоспитанная леди.
И вот сейчас, когда мои волосы и платье рвал ветер, а лицо обдавали солёные капли, мне было так радостно! Я чувствовала себя своей в самом центре разыгравшегося шторма. А волны всё усиливались, то поднимая корабль к небесам, то отправляя в самую бездну. И преодолев очередной пенный гребень очередной волны-чудовища, я с визгом скатывалась вниз, уносимая вздрагивающим и стонущим телом бьющегося среди волн «Отважного».
Но, увы, счастье моё длилось недолго. Вскоре ветер начал стихать, а море успокаиваться.
С грустью всматриваясь в тёмно-зелёную воду, я потянулась рукой, пытаясь вновь коснуться волн. Ветер рванул последний раз и сорвал атласную ленту с моих волос. Тёмные кудри рассыпались по плечам, закрывая лицо.
Я убрала рукой упавшие пряди и ещё успела увидеть свою алую ленточку, мелькнувшую на поверхности и тут же проглоченную иссиня-тёмными водами океана. На мгновение захотелось стать этой ленточкой…
– Лилия! – Пронзительный визг няни Тафиты вскрыл тишину, наступившую после бури, разрушив остатки волшебства, окружавшего меня. – Господин Трауф Мищетцкий, вот же она! Она жива! Девочка наша… Сюда! Сюда, бездельники! – Пухлая приземистая женщина подбежала к борту и теперь, перевесившись через перила, пыталась ухватить за руку обнаруженную там меня. – Господи! Мисс Лили, как же вы сюда забрались?! Тащите её! – скомандовала она подбежавшим матросам.
– Да ну не надо, сама я, – переваливаясь через перила, раздражённо отмахнулась я от рук, втягивающих меня обратно на борт корабля.
– Как вообще тебе в голову пришло?! – Отец расхаживал по каюте, в его руках всё ещё была зажата та верёвка, которой я привязала себя к кораблю, чтобы насладиться бурей. – Ведь это уму непостижимо! – Он схватился за волосы, парик сполз, оголив лысину.
– А я вам говорила! – торжествуя, объявила няня Тафита. – Я говорила, что не место молодой леди на корабле. Это опасно и для здоровья, и для ума. Молодая леди должна сидеть дома и учиться.
– Наверное, вы правы, мадам Шногл. Больше ноги её не будет на корабле… – глухо пообещал отец.
– Но папа! – впервые за долгое время действительно испугавшись, воскликнула я. – Ничего же не случилось! Я здорова. Даже не поцарапалась, – пряча за оборками рукавов ободранные о верёвку ладони, с жаром произнесла я.
– Ни слова больше! – яростно возопил отец и так строго посмотрел на меня, что сердце моё неприятно сжалось, предчувствуя недоброе. – Слава небесам, всё чудом обошлось! И мы больше не будем испытывать судьбу. С этого дня ты сидишь в своей каюте. Лишь только мы причалим в порту Шторма, ты сойдёшь на берег и отправишься прямёхонько в родимый дом. И, я клянусь, больше ноги твоей не будет на борту «Отважного»! С этой минуты в вопросах твоего воспитания я целиком и полностью полагаюсь на мадам Шногл.
– Господин, я вас не подведу, – мгновенно надувшись от гордости и ощущения собственной значимости, пропищала женщина.
– Но папа… – не веря своим ушам, запротестовала я.
– Молчать! Отправляйтесь в свою каюту, юная леди. И хорошенько поразмыслите о своём поведении. Подумать только, тебя могли утащить на дно склизкие морские твари…
– Лучше бы уж утащили… Всё веселее, – пробурчала себе под нос я, вылетая из отцовской каюты.
– Ничего, мисс Лили. Вы скоро поймёте, что куда интереснее заниматься домашними делами. Интереснее и безопаснее… – поучающим тоном произнесла няня Тафита, следуя за мной по пятам.
Я протяжно застонала. Хотела бы я убежать от неё, но тяжёлые складки мокрого платья облепили ноги и мешали идти. Я раздражённо дёрнула ткань подола. Боже, ну отчего моя жизнь настолько непомерно тяжела и бесцветна, прямо как это промокшее насквозь платье??
Видимо, в этот раз я действительно сильно провинилась, поскольку, едва «Отважный» причалил в родном порту, меня в сопровождении няни тут же отправили в отцовское родовое поместье, где я провела всё своё детство и, кажется, теперь проведу и юность.
Месяц я просидела запертая в своей комнате, наблюдая из окна, как на приморский городок медленно и неумолимо наваливается пришедшая из-за сумеречного моря зима. Улочки и дома, покрытые мерцающим на солнце снегом, скованные морозным оцепенением, наспех украшались гирляндами. Горожане так торопились, словно от этих разноцветных лампочек напрямую зависела их жизнь.
Спустя месяц отец, не умевший так долго хранить обиду на своё единственное чадо, сам пришёл мириться. Остановившись на пороге двери и не решаясь зайти, осмотрел мою комнату. Стены в ней были завешаны полками и заставлены книгами, которые мы вместе привезли из бесконечных путешествий. Отец криво улыбнулся. Кажется, снова пришёл к мысли, что его дочь вся в отца, а значит, злиться на неё – это всё равно что злиться на самого себя.
– Граф и графиня Стольмские устраивают бал на будущей неделе, – примирительно начал он.
– Как-то рановато. Рождество только через месяц, – не отрывая глаз от книги, равнодушно отозвалась я.
– Возвращается их старший сын Августос. Срок его службы при дворе окончен.
Отец замолчал, ожидая моей реакции. Я упорно делала вид, что крайне заинтересована чтением. На самом же деле мне уже давно до чёртиков наскучило сидеть в комнате. Хотелось выйти на улицу, побегать по заснеженным тропинкам, посмотреть на сонное зимнее море, встретиться с подружками, наконец. Поэтому, хотя балы меня мало интересовали, сейчас я бы согласилась даже на это пресное, пропахшее нафталином мероприятие, лишь бы вырваться из своего заточения. Но я не спешила показывать свою радость. Я знала, что если совершу подобную ошибку, то этим дело и закончится, я буду жить от бала до бала, а между – сидеть в своей комнате. Нужно дать понять отцу, что мне нужно больше и я так просто не сдамся. Да, я до сих пор не чувствовала своей вины за ту выходку на корабле и хотела, чтобы отец пожалел о том, что запер меня здесь. Но моя абсолютная уверенность в том, что я смогу выйти победительницей и из этой ссоры, изрядно поблёкла, едва я услышала следующий вопрос.
– Помнишь Августоса? – вдруг спросил отец. – Вы виделись пару раз…
– Когда мне было три? – наугад сказала я, сразу поняв, к чему отец клонит. Мало ему было лишить меня свободы, так он снова заводит эти свои разговоры о замужестве. Немыслимо! Моё расчётливое самообладание как ветром сдуло. Трудно оставаться равнодушной, когда на кону твоё будущее.
– Нет, лет пять. Он тогда приезжал к родителям на каникулы, – воодушевившись моим вопросом, сообщил папа.
– Нет, пап, не помню, – закрыв книгу, сухо оборвала я отцовскую речь.
– Ну вот как раз и вспомнишь. Сходи с мадам Шногл в ателье, чек я ей уже выписал. Пусть тебе сошьют что-нибудь по последней моде. Похвалишься перед подружками.
– И Августосом, – добавила я, с укоризной посмотрев на отца. – Папа, ты опять за старое??
– Ничего подобного. Я не настаиваю, – отмахнулся отец и, наконец переступив порог, зашёл в комнату. Прошёл к окну и, облокотившись о подоконник, задумчиво уставился на открывшуюся взору панораму заснеженного города. – Я не настаиваю. Но если между вами проскользнёт искра… Почему бы и нет. – Оторвавшись от сказочного пейзажа, отец посмотрел на меня затуманенным надеждами взглядом и улыбнулся.
– Ну, это вряд ли, – встав из-за стола и скрестив руки на груди, насупившись, уверенно заявила я.
– А это, дочь моя, одному только небушку и известно.
Как бы я ни была возмущена намёками отца, но свежий морозный воздух, прохладными ладонями касавшийся сейчас моего розовощёкого лица, быстро выдул из моей головы все роящиеся там невесёлые мыслишки. Гулять по городскому рынку, уже украшенному к Рождеству, было невообразимо приятно, и я невольно улыбалась, легко шагая по хрусткому снегу, и напевала себе под нос смешные портовые песенки. Прямо как в старые добрые годы детства!
Чуть впереди торопливо семенила озабоченная будущим балом мадам Шногл. Она сурово оглядывала лавки торговцев и сетовала на то, что в нашем захолустном городишке вряд ли найдётся что-то, способное удивить или хотя бы удовлетворить вкусы вернувшегося из столицы графа Стольмского.
– А вам, мисс Лили, не мешало бы прекратить эти глупые ужимки с дурашкой Бони. У той ни приданого, ни разума. Вся в отца. Какой уважающий себя купец на старости лет возьмётся шить сапоги? – всплеснув руками, осуждающе прицокнула языком мадам Шногл.
– Это честный труд, который, кстати, приносит неплохие деньги, – с интересом оглядывая прохожих, сообщила я и радостно взвизгнула, разглядев стоящую у лавки с конфетами ту, о ком так нелестно отзывалась няня, – свою лучшую подругу Бониэль Кокрок! Светловолосую голубоглазую улыбчивую Бони.
– Подруженька! – Подскочив к девушке, я обняла её и не сразу заметила, что Бониэль протестующе пищит и вырывается из моих излишне пылких объятий.
– Что ты творишь, Лили?! Прекрати! Сейчас же прекрати…
Растерявшись, я разжала руки и отступила на шаг назад, пытаясь понять, что это за необычная реакция.
Взгляд мой скользнул по девушке, поспешно оправляющей помятую одежду и выбившийся из причёски локон. Видеть такое было весьма… странно. Бони, моя родная подруженька, можно сказать, моя сестричка… выглядела абсолютной незнакомкой. Аккуратно уложенные локоны светлых волос, шляпка, приколотая сбоку, подбитое чёрным мехом дорогущего соболя пальто. И накрашенные помадой губы!
Мы не виделись всего-то… сколько? Месяца три? Да, точно, два месяца в плавании на «Отважном» и месяц в заточении дома. И такие разительные перемены?
– Бони? Что с тобой произошло? – растерянно спросила я, понимая, что моя лучшая подруга из задиристой девчонки, готовой на любую шалость, пришедшую мне в голову, вдруг превратилась в молодую леди.
– А что со мной? – поспешно вытащив из кармана зеркальце и теперь пристально вглядываясь в своё отражение, испуганно спросила девушка.
– Ты накрасилась, и волосы…
– И? – Синие глаза с возмущением уставились теперь на меня. – Разве молодая леди не должна следить за своей внешностью? – живо напомнив мне няню Тафиту, поджав губы, отчеканила Бони.
– Ну, да, наверное, – смутившись, кивнула я.
– А ты совсем не изменилась, – криво усмехнувшись, оглядела меня подруга. – Говорили, ты сидишь под домашним арестом. Я думала, тебя продержат взаперти до весны, – разочарованно с необъяснимой тоской в голосе озвучила свои мысли девушка.
– Да, наверное, так бы и было, – сведя брови к переносице, поморщилась я, с неприязнью припомнив своё месячное заточение. – Но бал у Стольмских, и папа сменил гнев на милость… А ты не хочешь сходить на площадь? – решив уйти от неприятной темы, улыбнулась я подруге.
– На площадь?.. – задумчиво протянула Бони.
– Да, покатаемся на коньках! И, я слышала, там уже горку залили.
– Мисс Лили, нам ещё к портному, неужто вы забыли?? – послышался писклявый голос няни откуда-то справа.
– Бежим. – Ухватив Бони за рукав пальто, я потянула её прочь от лавки с конфетами и от подбирающейся к нам мадам Шногл.
