Юлия Эльм "Крылатые"

– Да заткнись ты, ищу я тебя уже.

Мимо неё пролетела компания студенток, одаривших её таким удивлённым взглядом, словно Лия перед ними, как минимум, приносила человечество в жертву коту. Девушка между тем подумала, что не плохая была бы идея. Надо только найти кота, которому это человечество, собственно, сдалось. Бесплатно. С кормом в придачу.

«Да, найти такого кота, это надо ещё постараться… Как и этот, черт возьми, телефон!». И то ли он её услышал, то ли провидение сжалилось, но Лия отыскала пиликающую адскую машину. Принесло ли ей это удовлетворение? Скорее нет. Люди вообще в новом веке обесценивания радостей перестали восторгаться мелочами. И нахождение телефона приносит невероятное блаженство только тогда, когда у нас есть риск вообще его не найти.

Соцсети разрывались сообщениями. Удивительное оживление происходит среди студентов после долгого перерыва. Разумеется, если полтора месяца лета можно считать долгими. Но как только наступает первое сентября, вчера ещё молчавшие чаты переполняет от переписок, будто всем внезапно захотелось поговорить… Обо всём на свете. И с этим уже ничего не поделаешь. Тому, кому не нравится, придётся всё это просто стоически пережить. Пройдёт неделя или две, и энтузиазм поутихнет.

Но так отчаянно телефон пиликал вовсе не из-за переписок в чатах, а из-за одиннадцати сообщений председателя студсовета:

«Привет».

«В общем…».

«Тут такое дело».

«Срочное!».

«Я сам просто в шоке».

«Мне вот только что самому сказали…».

«Вот не могли раньше, в самом деле?!».

«Короче, ты уже в ВУЗе?».

«Напиши, как будешь подлетать».

«Лия! Дело срочное».

«недовольное эмодзи».

Лия стоически прочитала всё это и закатила глаза. Выругалась. Мысленно и нецензурно. И только потом вполне спокойно написала.

«Я уже на подлёте. Что случилось?».

Она всё ещё хлопала крыльями посреди дороги, ожидая ответа. Ведь дело же срочное! Но сообщение никто не читал.

«Что за паника?» – ещё раз написала она, но снова никакого ответа.

И вот она, ощущая себя полной идиоткой, висела в воздухе в паре взмахов от главного входа, и не могла тронуться с места, потому что… Ну дело же срочное! Ну нужно же узнать, что случилось! А лететь и смотреть в телефон не очень-то безопасно, тем более в таком оживлённом квартале.

Но сообщение всё ещё никто не читал. Девушка готова была испепелить эту синюю точку непрочитанного сообщения взглядом, но председателю на том конце от этого было ни холодно, ни жарко. И только, когда Лия натурально устала ждать, погасила экран, положила телефон в карман куртки и уже двинулась с места, телефон… Снова пиликнул!

– Издевательство.

Она решила не останавливаться и лететь дальше, но через секунду сигнал повторился.

«Не-не-не, я сначала долечу» – твёрдо решила девушка, но… Телефон снова предательски звякнул, и Лия ускорила полёт.

Каждый новый сигнал всё подгонял и подгонял её. В итоге она долетела до широкого крыльца, пристроилась чуть в стороне от дверей, чтобы никому не мешать, и начала читать:

«Короче…».

«Дело такое».

«Так как у нас форс-мажор с кураторами для первокурсников».

«Нам нужно как-то заполнять пробелы».

«И я вот о чём…».

«Сегодня в актовом зале на третьей паре соберутся первокурсники».

«А ты читаешь им лекцию по устройству столицы».

И это было бы удивительно, если бы не было так привычно. С некой долей обречённости девушка быстро напечатала:

«И у меня как-то нет выбора?».

«Ну…» – последовал ответ, – «Вообще-то нет».

«Между прочим, это был не мой косяк! Почему отдуваюсь я?» – вообще-то Лия уже смирилась с поставленной задачей, но праведно возмутиться должна была. Как каждый «незаменимый» работник.

«Потому что ты – солнышко. А Ина пока что бегает и ищет новых кураторов».

«А зачем первокурсникам вообще устройство столицы? Они сами не разберутся?».

«Ну… Мы как бы ещё летом обсуждали это с деканатом. Перваки – вчерашние школьники, они только покинули родителей. Кто-то переселился на новый уровень, кто-то в новый город. Ты же знаешь, у нас большинство иногородних. Вот мы и решили им всё доступно объяснить».

Лия резко вспомнила себя, когда только перебралась в столицу. Ну да – запутанные ветки эвея, уровневое деление, которое есть далеко не во всех городах, и уж точно не в её родном… О походах в поликлинику или за справкой она вообще предпочитала не вспоминать. Тут действительно не помешала бы помощь. Но до такой фундаментальной информации было просто не докопаться в интернете, потому что все жители столицы считали, что уж это-то всем известно, и этого просто невозможно не знать. Поэтому люди, которые не знают, не только страдают от отсутствия информации, но ещё и боятся спрашивать.

«Ладно» – после всей этой мысленной тирады написала Лия, – «Согласна, это может быть полезно. Могу ещё устройство ВУЗа приплести. Надо?».

«Не, им ректор на 1-ом сентября рассказывал».

«Что ж он им и о городе не рассказал? Было бы меньше мороки».

«Кстати, если ты сделаешь презентацию, будет очень круто».

«На парах? Ты издеваешься? А кто учиться за меня будет?».

«А я тебя с истории уже отпросил сегодня».

«Ах ты ж… зараза! Со всех сторон подстраховался» – написала она и… улыбнулась.

***

Макс устало свалился на диванчик в сестринской. Закрыл глаза и блаженно откинул голову. И даже звук какого-то глупого шоу по маленькому телевизору не выбивался из общей картины его плывущего мира, он скорее дополнял её.

– Что, жаркая ночка выдалась? – старшая сестра весело усмехнулась.

– Да, – только сумел выдохнуть парень.

Голова гудела, как электрочайник.

– Эх… Молодёжь в твои годы по клубам шатается, девочек кадрит, а ты? Отстаёшь от сверстников, получается, – Макс не видел её, но был уверен, что женщина коварно улыбается.

И тут всё накипевшее за ночь не выдержало, и выплеснулось… С брызгами, взрывами и фейерверком:

– Эмма Филипповна из пятой палаты – мои клубы и девочки! «Молодой человек…», – он заговорил писклявым старческим голосом, парадируя больную, – «…Врач прописал мне не те таблетки!». А я ей – ну как же, Эмма Филипповна, вот же назначение, те. «Нет! Он прописал мне неправильные! Они мне не нравятся». Ну почему они Вам не нравятся? «Они мне давление поднимают, я чувствую!». А Вы врачу об этом говорили? «Ой, да ему слово скажешь, он ещё десять таблеток пропишет!». Ну так и хорошо, давление пройдёт. «Молодой человек…» – и главное смотрит на меня так укоризненно, словно я говорящее одноклеточное – «…Вам ещё учиться и учиться. Ничего-то Вы ещё не понимаете. И как Вас только таких неучей на работу берут?». И давай мне читать нотации на полночи о вреде лишних лекарств! Я её уже и так уговаривал, и эдак, и предложил ей на прогулку завтра слетать, и лекарства специальные выписать, которые, как ей кажется, ей помогают. А она всё одно: «Нет, в этой больнице меня точно залечат до смерти, юноша!». А-а-а-а!

Вера лишь покатилась со смеху. Она сидела на стуле, разбирая истории болезней, и беспардонно хохотала, держась обеими руками за грудь.

– А для медсестёр она придумывает отмазку получше. Макс, да она просто лечиться не хочет. Вернее, выздоравливать. Ты бы ей ещё тортик предложил принести, – смеялась она, – Или сказку на ночь почитал. Она же тут почти каждые три месяца бывает с какой-нибудь новой болячкой. Ей дома просто одиноко. Дети с внуками на четвёртом уровне, к ней совсем не заходят, с соседями она постоянно ссорится, а тут тебе и внимание, и забота, и есть такие несмышлёные кадры, как ты.

Макс несколько оторопел. Действительно, и как он мог этого не понять? Эмме Филипповне просто не хватает внимания. Истина-то очевидная, но… Почему-то в голову ему не пришла. От осознания собственной глупости стало ужасно стыдно, но сейчас признавать своё поражение перед Верой просто не хотелось. И парень упёрся:

– Но она же больна…

– Макс, сейчас время такое, что каждый хоть чем-то в слабой степени болен. У каждого есть аллергии, и только те, кто считает, что у него её нет, просто не знают о её существовании. И если прислушиваться к каждому тику, писку или лёгкой коли, можно умереть в двадцать лет от псариазного рака тринадцатиперстной кишки.

Парень непроизвольно рассмеялся:

– Нет у человека тринадцатиперстной кишки.

– А, значит псариазный рак тебя устраивает? – она снова расхохоталась, а потом, утерев пальцем уголок глаза, продолжила, – Ой, смех смехом, а у нас действительно один интерн такой диагноз поставил.

– Как это? – парень даже вывернул голову, прислонившись щекой к спинке дивана, чтобы лучше видеть Веру.

– Да это лет восемь назад было. Поступил к нам пациент с язвой, а доктор Гести…

– Астар Претович? – Макс знал о нём немного.

В основном то, что это врач-вирусолог в каком-то НИИ, а за одно терапевт в этой больнице. И то, что это врач с большой буквы.

– Да, Астар. Он тогда ещё вирусологией не занимался, был обычным терапевтом. В общем, доктор Гести диагноз поставил, но решил своих интернов испытать. А в том потоке такой нагловатый парень был… Выскочка в общем, отличник. Вот ему-то этот пациент и попался. Так тот сидел у его кровати, каждый его колик диагностировал, кучу анализов провёл… Лаборатория целую неделю на него одного только и работала. В итоге поставил он диагноз – псариазный рак тринадцатиперстной кишки. И говорит такой на полном серьёзе, – Вера выпрямила спину, надулась от важности, и поправила на переносице воображаемые очки, – «Конечно, название ещё рабочее. Но когда я напишу докторскую и запатентую эту болезнь, её назовут в мою честь».

Макс расхохотался ещё больше, и сполз по спинке дивана. Вера тоже смеялась, заглушая собой всё то же глупое шоу, где уже, кажется, начиналась драка.

– Да… – смеялся парень, – Такую болезнь действительно стоит назвать в его честь. Просто феноменальный провал!

– Ага. Он потом ещё неделю ходил напыщенный, сияющий. Наверное, уже на полном серьёзе на Нобелевскую премию рассчитывал. Пока доктор Астар не сбил с него нимб величия. Пациента выписали, и он поспешил тут же переехать в другой район, чтобы не подлетать к нашей больнице больше на пушечный выстрел.

– И я его хорошо понимаю.

– Так вся больница его понимала… А вообще, я это всё к чему тебе рассказываю. К тому, что у одиноких старушек всегда что-нибудь да болит. А если прислушиваться к каждому «оху», можно такого надиагностировать, – она вздохнула, теперь уже серьёзнее, – А с другой стороны… Старые, больные люди, всем нам их по-человечески жалко. Мы же не звери бездушные в конце концов. И вот ты вроде понимаешь, что всё это – недостаток внимания, однако стоит только это внимание к ним проявить, по-доброму как-то с ними обойтись, так они усядутся к тебе на шею, свесят ножки и будут подгонять тебя скрученными панталонами. Скажи, ну что за люди, а?

Она потрепала истории болезней, но видно было, что мысли её от этих бумажек сейчас очень далеки.

– Это ты просто тут новенький, свежая кровь. А мы-то уже все через это проходили. Да не один раз. И лучше ты поверь нашему опыту, чем испытывай это всё на себе… Будешь равнодушен – будет совесть грызть, а будешь ласковым, заботливым, так они тебя запрягут, сверху сядут и поедут. А когда надоест быть рабочей лошадью, и ты скажешь: «Извините, но это в мои обязанности не входит», так они тебя вдвойне виноватым будут считать, и совесть будет грызть ещё сильнее. Чрезмерный альтруизм до добра не доводит… Люди редко когда говорят «спасибо».

– Какая-то мрачная перспектива, – невесело усмехнулся парень, но спорить не стал.

А просто закрыл глаза. И подумал в очередной раз, как же так получилось, что он вообще во всё это вляпался…

Вот, Вера – старшая медсестра терапевтического отделения Небесно-парковой районной больницы № 23 – совсем другое дело. Это была милая женщина, уже не молодая, и видно, что многое повидавшая. Наверное, каждая проседь в её волосах – это целая история. И даже потрёпанные коричневые крылья, пропахшие гипохлоридом и йодом, могли многое рассказать о жизни и работе их владелицы. Вера была чуть полновата, но не настолько, чтобы это было чересчур заметно, или мешало ей. А самым заметным в её образе были яркие, карие глаза. Она рассказывала, что её покойный муж написал этим глазам в годы супружества не одну поэму. Добрая и немного сердобольная, но с твёрдым характером, Вера вообще прекрасно вписывалась во всю смысловую картину этой больницы. Не то что Макс…

Ему было двадцать один. С забитой татуировками рукой и вечно взлохмаченными волосами, он был и свободным художником, и санитаром в больнице на полную ставку. Все его друзья и одноклассники по спецшколе с медицинским уклоном давно уже были на четвёртом курсе медицинского университета. А кто единственный из всего класса так и не смог поступить, угадайте? Да, именно Макс. И хоть в мечтах были великие открытия, спасённые жизни, излеченные болезни, на деле же он попался на вымогательства внимания старой склочницы. И как опростоволосившийся ребёнок не хотел в этом признаваться.

Три года бессмысленных попыток поступить в желанный университет и полного разочарования родителей остались позади. И вот Макс пересилил себя и пошел работать в больницу. Но без образования его могли взять только санитаром, и то мама рассказала сыну по большому секрету, что отец лично просил своего старого друга, а теперь главврача этой больницы, взять Макса на работу. А когда парню начало казаться, что унизительнее ничего быть не может, на него свалилась сама, непосредственно, работа санитара. С её больничными утками, ночными дежурствами, капризными больными и всеми прелестями нашей медицины.

– Так что ты скажи Эмме Филипповне в следующий раз, что, если она не будет пить таблетки, врач её выпишет обратно домой. И она тут же всё выпьет, и на процедуры сходит, и даже анализы, если нужно, ещё раз сдаст, – Вера сложила все истории на столе в ровную стопку, взяла и понесла на пост.

По дороге она привычным жестом выключила телевизор, а у двери остановилась, бросив ещё один взгляд на Макса:

– Что-то ты совсем неважно выглядишь. Отдохни. Когда смена заканчивается?

– Полчаса, как кончилась. Потому я тут и сижу, – не открывая глаз, отозвался он.

– Тогда иди лучше домой. Там хоть выспишься.

Она ушла. А Макс долго ещё сидел, закрыв глаза и откинув голову, понимая… Что совершенно не хочет домой. И никуда уже не хочет.

Наконец, растянувшись на узком диване и завернувшись в свои серые крылья, он пробурчал сонно, перед тем как уснуть:

– Не получится… Через девять часов снова на работу.

***

– Ну ты готова? – нервно шепнула Вира, одернув кулису, – Своих перваков я уже собрала, Сэш и Зои тоже своих привели, рассаживают.

– Сейчас, подожди ещё немного, – Лия стояла, склонившись над низкой партой, и с бешеной скоростью доделывала презентацию. Картинка никак не хотела вставляться и вечно влезала как-то криво.

– Давай быстрее!

– Не торопи, медленнее будет, – огрызнулась девушка, яростно вставляя в слайды анимацию, – Если бы меня заранее предупредили…

– Никого заранее не предупредили, но я же успела.

Лия фыркнула. На одну секунду ей ужасно захотелось высказать Вире всё, что она о ней думает дословно и нецензурно, но девушка ограничилась лишь злыми мыслями:

«Тебя заранее не предупредили о том, что тебе нужно в аудиторию войти и людей привести. А меня заранее не предупредили, что мне придётся перед этими людьми выступать. Конечно, у нас совершенно одинаковое положение с тобой, Вира!».

Но время, время дорого. Гораздо дороже бесполезного выяснения отношений.

Девушка, порывисто летая пальцами по клавиатуре, вписала в последнем слайде: «Спасибо за внимание!», сохранила всё и тут же выдернула флешку. Толкнулась ногами, взмахнула крыльями, едва поднимаясь над полом, и стремительно помчалась к кафедре то ли в прыжке, то ли в полёте. Вообще летать в стенах университета было запрещено из-за низких потолков и узких коридоров, но кого это вообще заботило? Лия торопилась.