Евгения Гришковец "Лес"

Лес
Евгения Гришковец

Беззаботный отпуск превращается для Анны в схватку между жизнью и смертью. Удастся ли ей выйти победительницей из этой битвы?

Евгения Гришковец

Лес

– Итак, дети, сегодня мы с вами будем рисовать лес. Поднимите руки, кто знает, какой бывает лес?

Учительница по рисованию облокотилась крутым бедром о подоконник и ласково оглядела 37 первоклашек.

Кареглазая активная девочка с тугими косичками, обрамлявшими лицо, первой задрала руку и выкрикнула:

– Лес бывает дремучий! Там живут чудища!

– Ничего и не живут! – перебила её другая девочка, с первой парты. Она повернулась к первой девочке, не обращая внимания на Анну Витальевну и начала ей что-то объяснять.

Учительница за пару уроков уже привыкла к тому, что дисциплина на её уроках хромает. Дети бесятся, иногда встают с мест, а у неё не хватает опыта, чтобы навести порядок. Анна Витальевна работает в школе первый месяц. Она в прошлом подающая надежды художница, потом верная жена и домохозяйка, а сейчас вот находится в состоянии развода. Своих проблем в голове целый ворох, уже не до детей, если честно. Но знакомые посоветовали ей устроиться на работу в школу. Учителей всегда не хватает, так что Анну Витальевну взяли с руками и ногами. Знакомые думали, что Анна Витальевна сможет немного отвлечься от своих бед, расслабиться. Уж больно им было на неё смотреть после этого рокового лета.

– Правильно, Мелисса, лес бывает дремучим… – заставила себя сказать учительница.

– А чудища там бывают? – спросили дети.

– Бывают… – дрожащими губами прошептала Анна.

***

Если бы не учебный план, который Анне любезно предоставила школа в лице директрисы с морковными губами, не рисовали бы детки сейчас никакой лес. Кому это надо? Нужно рисовать вазы, цветы, животных, что-то живое, настоящее. Прозвенел звонок на перемену, ученики схватили свои едва просохшие рисунки и накидали их в беспорядке на стол учительницы. С некоторых рисунков стекали вниз капли зелёного цвета. Художники! Анна Витальевна невольно улыбнулась, с удивлением осознав на своём лице непривычное выражение. Надо же, она ещё может улыбаться. Может, правы её знакомые и родные? Она слишком «заморочилась» на том, что произошло. Нельзя так замыкаться на судьбе одного человека. Нужно думать о себе, о своём браке. Может, его ещё можно спасти… Анна Витальевна стала приводить в порядок творения своих подопечных, но что это? С одного листа капали не зелёные капли, а красные? Кто-то изобразил, видимо, осенний лес, с жёлтыми и красными листьями. Так? Поэтому краска капает такая. Но учительнице почудилась кровь. Она отшвырнула от себя листы и закрыла глаза руками, внезапно почувствовав стыд за свои эмоции. Хорошо, что урок закончился, и никто её не видит.

***

Пришла смс от мужа, который вот-вот станет бывшим. Ну, конечно, они собирались встретиться после обеда, чтобы вместе съездить и оплатить пошлину на расторжение брака. А если она не хочет ничего расторгать, если она передумала? Анна Витальевна закрыла кабинет и по коридору с хаотично бегающими детьми, вышла из здания школы. Начиналась осень. Настоящая, с серым низким небом, с косяками птиц, с поднятыми воротниками и красными носами прохожих. А ведь прошло совсем немного с тех пор, когда учительница мечтала снять с себя кожу лишь бы немного охладить горящее своё тело внутри. Возле школы стояла машина мужа, но автомобиль был пуст. Аня увидела его фигуру возле входа в парк. Он был не один. Он обнимал какую-то молодую женщину в пальто с характерным покроем. Аня мечтала однажды одеть подобное. Светлое, с высокой талией, чтобы ничто не давило на плод. Отлично! Значит, развод неизбежен. Значит, дело не в Анне и не в её летних одиноких приключениях. Дело не в этом. Наверное, не только в этом. Учительница окликнула мужа, чтобы поскорее покончить с этим. Она заледенела внутри и говорила сухо, одними губами.

– Юра, больнее, чем есть уже не будет. Зачем ты притащил её к школе?

***

Высокий и довольно худой мужчина, Юрий, поспешно отошёл от молодой девушки. Ну что ж, со стороны, вообще, незаметно, что в домашних условиях этот мужчина невыносим. Он бледный, собранный, с высоким лбом, крупными светлыми глазами и благородным носом. Блондин. Высокий блондин, сдержанный кажется, малоэмоциональный, порядочный. С виду порядочный и сдержанный. Анна глубоко вздохнула, вспомнив не очень приятные сцены из их супружеской жизни. Развод, конечно верное решение. Его, правда, решение. И из-за того, что это именно решение Юры, подрывается её и так пошатнувшаяся вера в себя. Это просто не вовремя. Это слишком обидно. Анна сглотнула комок в горле. А что, собственно, вообще, происходит вовремя? Особенно в её жизни? Может, эта летняя поездка? Может, так и не случившаяся беременность в браке? Мужчина подошёл к Анне и прошипел ей в ухо, что своими словами она могла обидеть его беременную пассию.

– Ты не меняешься, дорогой… – тихо сказала учительница.

Они оба стали подниматься по высоким ступеням учреждения. Сзади они смотрелись очень похоже, как брат и сестра. Светловолосые, стройные, высокие, со стремительными движениями. Они даже шли в ногу. Пятилетний брак поставил на них свою печать.

***

Потом они за высоким столиком заполняли привязанными ручками бланки. Ручка у Юры перестала писать, и он с брезгливым видом откинул её, вытащил из нагрудного кармана свою, блестящую, металлическую. Почерк у него был резкий, крупный, с сильным наклоном. Анна Витальевна закончила свою квитанцию раньше и от нечего делать стала тренировать свою роспись на листочке, лежавшем для черновиков.

– Я возьму свою фамилию после развода. Квартиру я себе ещё на нашла.

– Тебе нужно съехать как можно раньше. Я сам тебе найду жильё. Моя невеста не должна нервничать. Как ты заметила, мы ждём ребёнка.

– Господи, когда вы всё успели! Пока я в лесу сходила с ума! – вдруг подняла голос Анна.

Юра с нескрываемой паникой оглядел полупустое помещение и положил руку на запястье Анны.

– Не кричи. Мы же не дома. Не веди себя, как торговка на рынке!

Анна со своей квитанцией бросилась к первому окошку. При этом её каблуки громко скрипнули по кафельному полу. Юрий произнёс ругательства одними губами и ненавидящим взглядом проводил жену.

***

Судя по размеру живота у девушки, ожидающей Юрия на скамейке в парке, их романтические встречи начались месяца за два до того злополучного блуждания в лесах. С другой стороны, Анна охотно допускала мысль о том, что фасон пальто призван подчёркивать то, чего ещё нет. Учительница сама знала такие суеверные причуды. Когда ей казалось, что она беременна, она тут же начинала себя вести так, как предположительно ведут себя женщины в положении. Ей хотелось вдруг особенные сочетания продуктов, её манили витрины детских магазинов, она придирчиво рассматривала свободные балахоны в отделах для беременных. Как бы там ни было, девушка дождалась Юрия. Они сели в машину и укатили. Анна Витальевна поплелась к остановке трамвая. Ей теперь придётся привыкать к общественному транспорту. Интересно, сколько стоит проезд, есть ли проездные сейчас, где их покупать? Мысли понеслись в практическом направлении, что вселяло надежду: она справится. Даже после развода. Говорят же, что разводами заканчиваются больше половины браков. Ничего, женщины выкарабкиваются как-то. Она ещё в лучшем положении. С профессией, без детей. Юра обязался выплатить ей компенсацию за жильё. Он действительно порядочный человек. Не всякий мужчина пойдёт на такое.

***

Подруга говорила, что самое главное в её годы, это не остаться на улице. Как будто ей уже сто лет! С другой стороны, конечно, подруга права. Купить квартиру практически не реально. Анна Витальевна вздохнула и удобнее ухватилась с поручень в трамвае. Свободные места были в салоне, можно было сесть. Но учительница не хотела. Пока. Если уж сесть, то это навсегда, то это будет именно то место, куда она стремилась. Это будет её место, не временное, а постоянное. Такие мысли мешали Анне пойти и занять сиденье, обитое дешёвым дерматином. Поэтому она стояла напротив большого овального окна, делая сама для себя вид, что оказалась здесь случайно. Её машина в автомастерской, любимый муж не успел забрать её с работы. Поэтому пришлось ехать в трамвае вот, держаться за поручень и бояться испачкать светлый лёгкий плащ. Когда молодая девушка подошла к Анне и произнесла "за проезд", учительница ясно ощутила своё поражение. Эта девушка ещё сумеет шагнуть выше, если будет стараться, а вот она, Аня, уже всё, сдалась, и так и будет ездить на трамвае до конца своих дней. Городская жизнь медленно протекала за окном. Анна Витальевна рассматривала ранее не замечаемые ею дома, деревья, магазины, людей. Деревья. В городе от них не исходила опасность. На них не страшно было смотреть. Растения и растения. Анна подумала о лесе, и её снова охватила тревога.

***

Она вспомнила, что на днях ей придётся съехать из купленной в браке двухкомнатной квартиры. За пять лет своего замужества Анна переделала безжизненное, новенькое жильё в настоящий островок уюта и комфорта. В эту квартиру хотелось всегда возвращаться и редко её хотелось покидать, особенно Анне. Она превратилась в самого настоящего домоседа. У неё всегда были дела в квартире. Убраться, что-то передвинуть, довести до ума. Анна сама установила электрокамин, на огонь которого так тепло было смотреть наступающими осенними вечерами. На лоджии учительница устроила нечто среднее между беседкой и верандой: к потолку подвесила гамак, на полу расстелила зелёный пушистый ковёр, стены выкрасила в голубоватый тон. Витражные окна на лоджии превращали банальное место для вывешивания белья для просушки в летнюю веранду, парящую над шумным городом. Даже Юрий, перманентно недовольный Анной, ценил и принимал её усилия по облагораживанию их жилья.

***

Аня вышла на остановку раньше, чем нужно. Казалось, что до дома подать рукой, и она подумала, что неплохо бы пройтись. Но Анна Витальевна совсем отвыкла от того, что расстояние это не то, что кажется. Когда едешь на личном автомобиле, всё получается быстро и ловко, и город становится маленьким, как на ладони. Из одной точки в другую при отсутствии пробок доехать можно в считанные минуты. Совсем другое дело, когда путешествие начинается и заканчивается на своих двоих, в красивой, неудобной обуви да ещё под осенним дождиком, то и дело срывающимся с небес. Аня остро ощущала свою неполноценность, свою бедность. По дороге неслись блестящие машины, обрызгивали обочины, одежду людей, которые не успевали увернуться. Аня пока не успевала, не привыкла ещё. Было зябко, хотелось скорее домой. И тут же после этих мыслей душа тяжело опускалась: дома больше нет. Теперь есть квартира, которую нужно освободить для новой семьи. Там появится ребёнок, там появятся новые заботы. В квартире обустроят детскую комнату, на мебельные шкафчики навесят уродливые закрепители от маленьких детских ручек. Квартира наполнится новыми вещами, а от старых, с любовью подобранных Аней, молодые родители будут постепенно избавляться. Учительница перешла на более быстрый шаг. Заныли ступни и спина.

***

Ступни – от облегающей модельной обуви, в которой нужно ходить по гладкому кафельному полу, чтобы каблучки стучали и шаркали. А спина заныла от того, что ей не дали время для обретения новых привычек. Отныне, если Анна Витальевна устала, она не имеет возможности вздремнуть в течение дня, присесть, прилечь, накрывшись тёплым пледом в своей гостиной. Как это было ещё весной. Вспомнить бы… Ощутить бы… Они планировали с мужем поездку на юг, выбирали отель, сравнивали цены, искали достопримечательности, которыми будут наслаждаться на отдыхе. А когда Анна уставала от обилия найденной в интернете информации, то она ложилась в гамак, подвешенный на их большой лоджии и раскачивалась, представляя себя летящей свободной птицей над суетливым городом. Прошло не так много времени, и какой контраст в её жизни! Лоджию с гамаком у неё забрали, мужа забрали, будущее с ним забрали. Не такое уж это было бы прекрасное будущее. Аня отдавала себе в этом отчёт. Но изменения в её супружестве должны прийти были эволюционно, постепенно, а не так. Одним ударом. Можно сказать, что добивающим, контрольным выстрелом в голову. Когда уже от её сумасшедших таблиц, развешанных в спальне, начала кружиться голова, Юрий сообщил ей о своём решении развестись.

***

А сейчас Аня хотела побыстрее оказаться дома и аккуратно разложить свои ненавистные сокровища по коробкам, свернуть ватман, приколотый кнопками к большому фанерному стенду. Чтобы создать свою коллекцию сокровищ, Анне Витальевне потребовалось ровно три месяца. Именно столько времени прошло после того, как её совершенно чудесным способом доставили из леса сначала в местную больницу, а потом домой. Никогда она не была так популярна, как в те недели, что её искали почти всем тем южным курортным городом и его окрестностями. Её фото висели на столбах и остановках. Она сама видела их, когда уже её нашли и подняли на специальных тросах и носилках на вертолёт МЧС. Воздушное судно, даже такое небольшое, не могло спуститься в те непролазные лесные заросли, где она блуждала долгих семь дней и ночей. Каждую минуту своего приключения Анна помнит и видит в снах. Так иногда хочется ей ничего не видеть во сне, но всё такая же густая зелень, стройные стволы, покрытые мхом, бамбуковые изящные трубки, а потом тот дикий страшный запах. Всё возвращается к ней ночью, и никуда от этого не деться, пока она не найдёт причину появления в лесу запаха смерти и разложения.

***

Анна вошла в свой подъезд. К тому моменту она уже вымокла от дождя, продрогла и чувствовала такую тоску, что уже забыла, как улыбаться. В лифте никого, кроме неё не было, и Анна попробовала раздвинуть губы в тёплой улыбке. Не получилось. На её лице все стало слишком унылым: опущенные уголки рта, печальные глаза запавшие, с синяками под нижними веками. С кожи уже сошёл загар, привезённый с моря. В волосах поблескивали седые ниточки. Неужели придётся красить волосы? То, чего она всегда избегала, наконец, настигло и её? Ежемесячные окрашивания, подкрашивания и прокрашивания? Ещё и это! Мелочи. Обычно именно мелочи и добивают человека. По щекам Анны потекли слезы. Лифт раскрылся, и сосед, который, казалось, никогда не выходил из своей квартиры, ожидал её на выходе. Он увидел заплаканную Анну Витальевну, сделал вид, что ничего не заметил: а это было хуже всего. Человеческое участие даже в одной фразе и в одном сочувственном взгляде лучше, чем холодное равнодушие. Анна Витальевна зашла в холодную квартиру и опустилась на кресло в прихожей.

***

Отсюда была видна спальня, на одной из стен которой висел стенд. Раньше до поездки на юг, к этой стене Анна Витальевна приклепляла свои рисунки. Она любила рисовать людей, лица, фигуры. И на любой картине для неё, как для художника, обязательно должен был быть хотя бы намёк на присутствие человека. Пусть это будет только его тень, но любая картина без людей вызывала у Ани смутное ощущение тревоги. Во время учёбы ей пришлось пересмотреть сотни таких картин известных мастеров, где не было изображения человека. Они изучали в институте такие произведения, много подобных произведений, но Анна Витальевна в своём творчестве избегала подобных случаев. Без людей всё смотрелось для неё безжизненным, и никакое буйство красок и величайший замысел мастеров искусства не изменяли, не смягчали тревогу Ани. В любое учебное задание, когда они рисовали природу, животных, натюрморт, Аня привносила частичку существования человека. Её любимый преподаватель даже посчитал это её авторским стилем. Анна Витальевна не стала ему рассказывать, какой ужас иной раз она ощущает, рассматривая мирные акварели, где на синей речной воде качается пустая лодочка, или где чудесная радуга встаёт над полем маков. Всё жутко ей, если нет людей на холсте.

***

Впрочем, на фанерном стенде в их с Юрием спальне уже давно не висят ни её картины, ни любимые репродукции. Все они уже несколько месяцев пылятся в папках под широкой двуспальной кроватью, а другие свёрнуты и засунуты в широкую вазу. На стенде теперь расположилась большая карта местности, где Анна Витальевна провела семь последних дней своего летнего отпуска. Она могла бы их провести, как они и намечали с Юрой: возле бассейна с морской водой с танцующими девушками- аниматорами, в номере хорошего отеля, угощаясь обильной едой со шведского стола, в беседах с их друзьями. С ее друзьями. С её подругой. Они могли гулять по набережной, показывать никому не интересные свои наряды и соломенные шляпки от солнца, сплетничать о своих мужьях. У Венеры крупный добродушный муж, с которым Анна Витальевна любила пошутить. С Юрой шутить было невозможно, даже в лучшие дни их брака. Над собой смеяться он не умел, только над другими. Поэтому его шутки больше напоминали критику или издевку. И что в Юре нашла та девушка в пальто для беременных? Он же съест её, съест её молодость, её весёлость, её легкость. Анна уже и сейчас не заметила в девушке веселости. Учительница вздохнула. Жалко девушку.

***

Анна Витальевна переоделась в домашнюю одежду: растянутую белую майку и серые спортивного кроя штаны. Негустые, довольно жидкие светло-русые волосы, остриженные под «каре» пришлось собрать в маленький хвостик, иначе они падали на лицо тонкими прядями. Это раздражало, как раздражало и то, что нужно убирать в коробки все её разработки. Аня скрупулёзно оценивала свой опыт блуждания в лесу, записала и указала на схеме точку начала маршрута, делала подробные отметки на увеличенной карте той местности. В центре карты красным кружком был обведён дом, в котором она провела две ночи и два дня. От кружка следовала стрелка, которая вела к фотографии пожилого мужчины. Под фото были написаны сведения, которые Анна Витальевна сумела раздобыть об этом человеке. Дотошно оформленный ею стенд нужно было разбирать и готовить к переезду. Учительница беспокоилась о том, что какие-то её наработки могут потеряться или испортиться. Анна Витальевна села на кровать, не зная, с чего начать. Пришло смс от Венеры, в котором подруга интересовалась, как продвигается сбор вещей. Аня внезапно обнаружила, что ей нужно перевозить массу своей одежды, обуви, кухонной утвари, может быть, мебели. И о чем она только думает!

***

Иногда учительнице очень хочется достать давно забытую зажигалку и сжечь все эти схемы, карты, заметки, листочки с датами, фотографии. Невозможно об этом думать так напряжённо и так постоянно, как она это делает. Не её ли одержимость отвернула от неё мужа? Анна Витальевна вспомнила, как снова и снова расспрашивала его о том, что случилось. Поначалу он отвечал так спокойно, как только мог. Все-таки Анна Витальевна несколько недель провела в больнице под капельницами, так была слаба, когда ее нашли. Её положили в палату, рассчитанную на двух человек. Соседка ночевала дома и возвращалась только на время утреннего врачебного обхода. Слишком много у неё было дома дел, непутёвый муж и маленькие дети. Раньше с моральным истощением как-то жили и ничего не лечили, чай не хрустальные вазы, а обыкновенные женщины, да ещё и с облегчённым бытом: пылесос, стиральная машинка, памперсы, а, может, и посудомойка. Какое-то моральное истощение выдумали. Анна Витальевна пролежала в клинике неврозов несколько недель, но муж исправно её навещал дважды в день. Когда он успел себе девицу завести?

***

Анна Витальевна даже поежилась сейчас, сидя в холодной по-осеннему, ещё не отапливаемой квартире, голодная, с влажными волосами. Как славно было ей тогда в больнице! Она и не думала, что будет с благодарностью вспоминать те дни. В палате было сухо, тепло, спокойно. В коридорах чисто и тихо. В открытые окна по утрам было слышно пение птиц. Клиника находилась практически за чертой города, за нею начиналось поле и редкий лесок. Поэтому ночью было так покойно в больнице. Пациенты принимали успокоительные препараты, пребывали в мире собственных грез. Аня тоже была вся в себе и в своих мыслях. Только когда её навещал Юра, учительница выплывала из вязкого своего полусна. Анна Витальевна здоровалась с мужем, суетилась вокруг него, мыла и резала ему фрукты, которые он принёс для неё. Юра ел переспелые абрикосы, вытирая брызгающий на щеки сок бумажной салфеткой, а Анна Витальевна терпеливо ожидала окончания трапезы. Но вот Юра откладывал салфетку в сторону и видно было, что он собирался уходить. Тогда учительница хватала его за руки, заглядывала в глаза, не давала выйти из палаты.

– Ну, скажи, скажи мне личность его установили?

Юра аккуратно снимал с себя тонкие, холодные руки жены, мягко возвращал Анну в палату, уходил.

***

Аня садилась на свою кровать и смотрела в окно, как её высокий, стройный Юра садится в машину и аккуратно трогается с места. Он всегда берег вещи: машину, свой компьютер, обувь. У него было море специальных салфеток и средств чистки только для одежды, миллиард губок для обуви, полироль для машины. Юра берег и любил вещи, но не людей, не свою жену. Сейчас Аня понимает, что Юра сразу после больницы ездил на встречу со своей девушкой. Это же так ясно теперь, просто как Божий день ясно. Он приезжал к ней в палату каждый день для очистки совести, а, может, уговаривал сам себя, что раз жена спятила, то он, Юра, имеет право на поиск новой спутницы жизни. Это нормально, так и должно быть. Он-то не сошёл с ума и не должен погружаться в пучину безумия с Аней, тем более, что уже не любит её.

Почему он должен без конца слушать о том, что Аня заблудилась, была одна долго в лесу, что ей было страшно, что её это изменило, что она о многом передумала, что одиночество что-то в ней надломило. И так по несколько раз за день. Он молодой, крепкий, ему наследник нужен, а не бессмысленные и пустые Анины переживания. Теперь будет у него ребёнок, теперь ему нужен развод, а Аня… Ане он купит квартиру на её долю в нынешнем жилье. Юра порядочный человек и не выгонит бывшую жену на улицу, а ведь больше половины мужчин так бы и поступили. Аня глубоко вздохнула. Порядочный Юра. Ну да, так и есть.

***

Когда установили личность того мужчины, стало ещё хуже. Анна уже после выписки обивала порог следователя, который вёл дело. Он, едва завидев Аню у проходной, сразу понимал, что рабочий день будет тяжелым. Анна Витальевна не тот персонаж, от которого можно легко отмахнуться. Она наседала с вопросами до тех самых пор, пока не повиновалась чудесной фразе о том, что её сейчас выведут. Эти слова становились для Анны такими неожиданными, нелепыми, как ушат холодной воды. Где она, интеллигентная, интеллектуальная личность и где эти скабрезные, пошлые слова? Что мешало следователю произнести эту фразу сразу на проходной? Мешала грамотность Анны Витальевны, её знаете законов, её маниакальное стремление добраться до истины. Она могла основательно подпортить ему жизнь, остаток карьеры. До отставки следователю оставалось меньше года, он терпел Аню, как мог, поэтому запускал её к себе в кабинет и внимательно выслушивал, изредка подавляя зевоту. И в конце концов, ему тоже хотелось знать, что его ровесник, мужчина 65 лет, выглядевший ровно на свой возраст, судя по последнему прижизненному фото, что он забыл в том лесу. Как он туда добрался, зачем и что с ним случилось?

***

Как-то раз, в один из особенно изматывающих дней, Анна подкараулила следователя возле его же дома. Когда он увидел маячившую у подъезда высокую фигуру женщины, всё внутри него опустилось от какой-то безысходности, заныла поясница, заломило виски. Он стал слишком стар и слаб для разборок. Лет десять назад он бы с высоко поднятой головой прошёл бы мимо учительницы в свой подъезд, и одна его походка подсказала бы ей: не лезь! Но сейчас он выкарабкался из своей такой же старенькой машины, как и он сам, и медленно пошёл словно бычок на заклание. Следователь горбился, и все усилия мира уже не могли поднять его головы и состроить на лице неприязненное отношение. Он был словно рухлядь, музейная древность. Бери, и пользуйся! А хочешь, ноги вытирай. Его жёнушка предпочла вытереть ноги, и ещё год назад упорхнула из их квартиры, прихватив с собой всё, что только смогла. Следователь подумал, что Ане придётся стоять в течение их разговора у него в квартире, так как дома не осталось даже стула. Вот какие мысли туманили ему голову, пока он приближался к Анне Витальевне в тот вечер, что она ожидала его возле дома.

***

Как надоевшие друг другу супруги, прошедшие вместе огонь и воду, но так и не полюбившие друг друга, учительница и следователь поднялись в обшарпанном лифте на третий этаж. Следователь долго открывал свою дверь, словно рассчитывая на то, что Ане надоест, и она уйдёт. Но Анна Витальевна не замечала ничего вокруг, она рылась в своей сумочке в поисках блокнота, где наметила себе план беседы. Следователь жил один уже больше года, так что дух заброшенного жилья прочно осел в квартире. Стоптанные тапочки в коридоре, зимняя и осенняя одежда на крючках, неубранная с давно закончившегося сезона, запах забытой на столе еды. Аня хотела зажать нос, но удержалась из вежливости.

– Не разувайтесь, Анна Витальевна! Вы же ненадолго… Мне особенно нечего вам сказать, кроме того, что вы уже знаете.

Следователь зашёл в гостиную и сёл на диван. Аня тоже вошла, но перед этим сняла обувь. К ступням тут же приклеились крошки с пола.

Аня облокотилась о подоконник и оказалась напротив сидящего следователя. Он хотел было похлопать на диван рядом с собой, чтобы Аня села, но опасался её реакции. Учительница была напряжена и суетлива. Она развернула свой блокнот и приготовила ручку.

– Мне нужен его адрес. Я не могу найти его самостоятельно.

– Зачем? Зачем вам его адрес? – удивился следователь.

***

– Зачем? Потому что вы ничего не делаете! Ничего не выясняете, не расследуете!

– Анна Витальевна, успокойтесь! Помилуйте, но что мы должны выяснять? Всё ясно. Найдено тело мужчины без видимых признаков насилия, личность установлена. Мужчина просто умер. Возраст за шестьдесят. Что вы хотите? У нас, знаете ли, не все мужчины и до такого возраста доживают.

Следователь собрался рассуждать об экологии, о стрессах, затронуть темы геополитики, но увидев глаза Анны Витальевны осёкся. Её прозрачно-голубые глаза и в обычном-то состоянии грозили выпрыгнуть наружу, а тут учительница была возмущена, поэтому взгляд стал устрашающим. Ни дать, ни взять сиамская шипящая кошка перед прыжком.

– Без видимых признаков насилия? Это как понимать? То есть бывают ещё невидимые признаки? Тело, вообще, вскрывали? Изучали?

– Я не собираюсь вам рассказывать о профессиональных нюансах нашей работы. Если вам так интересно, посмотрите документальные фильмы, я не знаю… И… Вы ночью спите? У вас нездоровый вид.

– Что? Причём тут это? Причём тут я?

– Вы много пережили. Я понимаю. Но и вы войдите в моё положение.

***

Следователь встал и заходил из угла в угол, сложив руки за спиной словно арестант. Он устал сидеть весь день в своём кабинете и предпочёл бы сейчас лежать и смотреть телевизор в прикуску с чаем и бутербродами.

– Вы ставите меня в идиотское положение… Вы записываетесь ко мне на приём, сидите под кабинетом, обрываете рабочий телефон. На меня косо смотрят в отделе кадров, а мне между прочим, скоро пенсию оформлять. Может, для пущего эффекта вы на меня жалобу накатаете, что я не справляюсь со своими профессиональными обязанностями? Поймите, наконец, над установлением личности и над выяснением обстоятельств того дела работал не я один, а целый коллектив. Была проведена посмертная экспертиза. На теле не обнаружено ничего, за что можно было бы зацепиться.

– Ага! Но отчего же он умер? Причина в чем? Или это военная тайна? – с волнением затараторила Анна Витальевна и приготовилась к долгой схватке, сделала глубокий вдох.

– Нет никакой тайны! Но я не должен с вами это обсуждать. И не придумывайте себе фантазии ваши. Я не должен с вами это обсуждать только потому, что вы не родственница того мужчины. Вы посторонний человек! Хотя и провели с ним в одном доме две ночи…

***