– Мы можем пропустить этот день и перейти к следующему вопросу, если…
– Вы вправду думаете, что, если мы пропустим данный вопрос, мысли перестанут меня мучить? Нет, это так не работает.
– Хорошо, мы можем продолжать?
– Можем! … Мы присели на лавочку, и он закурил, – Сергей вновь замолчал. Его сигарета застыла у края пепельницы, и он вновь отстранился, только в этот раз не поднимаясь из кресла. – Вы курите? – спросил он Оксану и подался вперед.
– Я? Нет. Я даже не пробовала.
– А из какой вы семьи?
– Из благополучной, – коротко и без объяснений ответила Оксана.
– Я тоже из благополучной, – ответил Сергей, – но власти и общество решили называть такие семьи, в которой рос я, неблагополучными. Я рос без отца и в бедности. Но в семье. Меня любила мама. Пожалуй, все. Этого достаточно – любовь и забота. Что значит благополучие? Чем его измерить? В богатых семьях дети по непонятным причинам шагают с края крыши, но в такие семьи не приходят органы опеки. Почему? Чем измерить благополучие? У меня есть знакомый – бывший партнер, тоже крупный бизнесмен, однажды я был у него на ужине. Он выгнал свою дочь из-за стола, за то что та положила локти на стол. Представляете? Этикет, видите ли, не позволяет. Я больше не веду с ним дела. А зачем? Я же тоже локти могу на стол положить. И это без стеснения при мне, при постороннем человеке. Сложно представить, что он может сделать при отсутствии посторонних глаз. Но она сыта и одета. Такие семьи называют благополучными. Я не хочу знать, какой вашу семью считает общество, я всего лишь хотел услышать, чем занимаются ваши родители.
– Папа – декан, мама – журналист, международный.
– Вот… в таких семьях на завтрак варят овсянку и пьют чай с конфетами. Я прав?
– Да, вы правы.
– А моя мама на завтрак курила и пила кофе. Но это неважно. Как я сказал, он закурил и предложил мне сигарету. Я отказался. А он бросил пачку на лавочку и лишь сказал: «Кури, если хочешь». Наверное, он относился ко мне как к равному. А потом, когда я все же осмелел и взял сигарету, он сказал, чтобы я не искал виноватых в том, что я не могу избавиться от этой заразы. Он докурил сигарету и от окурка прикурил следующую, а потом достал телефон. Знаете эту подростковую советскую романтику? Когда отец берет сына в гараж и они вместе весь день там чем-то занимаются. Когда отец дает сыну порулить. Когда на рыбалку берет. Когда у них появляются общие дела. Когда сын идет с руками, измазанными мазутом, и думает о том, что теперь он похож на отца. Вот! Это был тот самый момент: я курил и думал, что теперь я похож на него. И как я сказал, тот день для меня многое значил… а еще в тот день я узнал, что он писатель. «Хочу поработать над книгой», – сказал он, копаясь в телефоне. Я удивился и ничего не понял. Естественно, я спросил:
– Вы читаете книги?
– Нет! – усмехнулся он. – Я пишу. Я писатель. Люди читают, а я дарю им уютные истории. Возможно, когда-нибудь я и про тебя напишу.
– Написал? – спросила Оксана.
– Не знаю! Возможно. Я не прочитал ни одной его книги.
– Почему?
– Я имел намного больше. Он делился со мной всеми своими мыслями. Я читал его. Каждый раз, когда он начинал рассуждать, я погружался в размышления. Думаю, что в его книгах я не найду для себя ничего нового. Он любил свое дело. Знаете, когда я вырос и мы вместе прогуливались вечерами, ну, либо днем, когда у меня была возможность выбраться из офиса, он мог остановиться, сесть на ближайшую лавочку и погрузиться в свое дело. Он закуривал и писал книгу, а я стоял и ждал, когда он вернется ко мне. В эти моменты его вообще ничего не интересовало. Главное, чтобы сигарета в зубах дымила. Но на писателя он не был похож. По крайней мере, мне так казалось. Иногда мне приходилось убежать из-за появившихся дел. Он лишь говорил: «Хорошо, иди! Созвонимся», – даже глаза не поднимал. Вот настолько он любил свое дело. Поверьте, если бы вы брали у него интервью, скорее всего, у вас ничего бы не вышло. Вы бы подкинули ему тему каким-нибудь своим вопросом. Он достал бы телефон и приступил бы к своим делам, а вам попросту пришлось бы уйти.
– А он писал книги в телефоне? Я правильно поняла?
– Да. Он говорил, что так удобнее, телефон всегда под рукой. А ноутбук слишком громоздкий.
– Мы опять забегаем вперед. Вы сидели на лавочке и курили.
– Да, а он писал свою книгу. Может, полчаса, может, час. Мне некуда было торопиться. Какие у меня могли быть дела? Да и рядом с ним я чувствовал себя как-то уверенно. Поэтому я просто сидел и наблюдал за прохожими, за машинами, за голубями. По привычке заглянул в мусорку в поисках пивных банок. Я привык к тишине. Когда ты слоняешься по улицам в поиске банок, ты всегда один, ты молчишь, думаешь, мечтаешь и пытаешься отыскать окурок, в котором осталась еще пара затяжек.
– Что?
– Окурок! Не все докуривают до фильтра. Это вам не овсянка на завтрак. Как вы думаете, что курили такие, как я? Нашел окурок – и день задался. Ну либо у мамы подтянул втихаря, пока она не видит.
– Это же…
– Противно, мерзко, может, негигиенично. Вы мне еще скажите, что руки мыть надо перед едой. А если воду отрубили за неуплату? Это вам тоже незнакомо. И в тазике вы не мылись.
– Мы можем вернуться к тому дню и к той лавочке?!
– Конечно можем. «Ну что, Серега, – спросил он меня, когда убрал телефон. – Кем хочешь стать, когда вырастешь?» И я задумался. Всем было плевать, чего я хочу, разве что мама интересовалась, и то так, между делом, когда у нее появлялась свободная минута. И больше никто. Никто ничему не учил, никто не давал наставлений, никто не объяснял, что хорошо, что плохо. Да и поделиться не с кем. А с кем? Мама вечно на работе, а общался я с такой же шпаной, как я.
– Не знаю, – ответил я.
– Ну ты же не будешь всю жизнь лазить по помойкам, – сказал он.
Мне стало страшно, я никогда не думал, понимаете, а в тот день задумался. Дети в моем возрасте не думали о будущем, у них все только начиналось, а у меня уже было все потеряно. Я будто прожил целую жизнь и скатился на самое дно. И знаете, что еще страшнее, то что я в таком возрасте понимал все это. А еще я понимал его мысли, которые… те которые он пытался донести до меня.
– Настойчивость и терпение – так покоряются вершины, – сказал он. – Многие топчутся у подножия. У кого-то есть преимущество: у тех, что рождаются на выступе посреди вершины. А кто-то рождается сразу на вершине. Только вот жизнь всех уравняет. На вершине мало места. А здесь внизу его полно. Поверь, ты еще увидишь, как все они катятся вниз. Жизнь всех уравняет. Мы родились внизу, у самого подножия, у нас не было преимущества при рождении, и это наше преимущество.
– Я хочу стать писателем, как вы, – ответил я на его вопрос.
– Думаю, жизнь потрепала тебя ничуть не меньше меня. Ты сможешь касаться души. Это нравится читателям. Но я тебе вот что скажу. Эта идея уже давно разобрана на кусочки. В мире полно идей, которые так никто и не реализовал, подумай об этом. Ты смышленый парень и работящий. Думаю, тебе не стоит забираться на вершину, попробуй возвести свою собственную. Такую вершину никто не сможет покорить. Она будет стоять на всех твоих страданиях. А кто еще осмелится лезть туда, где придется страдать? Никто, – он закурил и встал с лавочки. А потом накинул на меня свою куртку. – Идем. Надо еще кое-куда зайти.
– Куда? – удивился я.
– Идем. Ты же не торопишься?
– Мы шли в сторону набережной. Там стоял современный торговый центр и красивые аллеи с зелеными газонами. А после выходных там было полно банок. Я любил это место. В понедельник я шел туда вместо школы. Но я думал о другом. В торговом центре был фуд-корт, и я надеялся, что мы опять будем есть. Но он свернул в один из павильонов. В цветочный магазин. Знаете, что определяет мужчину?
– Все знают, – Оксана улыбалась, ее щеки окрасились в румянец, а глаза наполнились теплом, – женщина.
– Ну конечно. Красивая ухоженная женщина, дорогая тачка и толстый кошелек. Ничего другого я не надеялся услышать. Простите, сколько вам лет?
– Двадцать один.
– Когда-нибудь у вас будут дети. Пока что вы мечтаете, чтобы вас любил мужчина, красивый, возможно спортсмен, состоятельный, воспитанный, что еще? Да неважно, вы уже нарисовали себе идеал. А потом у вас появятся дети. У меня есть дети и жена, есть и мама. В том магазине он купил букет и сказал, чтобы я подарил его маме. Мужчину определяет счастливая мама. Это основа воспитания. Мой сын видит, как я отношусь к своей маме. И точно так же относится к своей. К моей жене. И моя жена счастлива. Но это не все, если мужчина любит свою маму, он точно так же любит и жену. Я не знаю, как это работает, но это работает. Мой сын вырастет и будет любить свою жену и свою маму. И так из поколения в поколение. Что касается моей дочери, внутри семьи она видит отношение мужчины к женщине. Как вы думаете, у нее будет любящий муж? Это риторический вопрос. Она не подпустит к себе мужчину, который будет относиться к ней хуже, чем я к своей жене.
– Но Иван Александрович был сиротой!
– Разве сироты не умеют любить?
– Но любовь к маме, ее надо прожить.
– Или просто прочувствовать.
– Разве это возможно?
– Да. Это трудно объяснить. Вся его жизнь – это громадный накопленный опыт. Тысячи прочитанных страниц. Я мог бы его сравнить с ученым, который наблюдает за опытом со стороны. Он видел множество семей, множество людей и сделал вывод, что самые достойные и любящие мужчины те, которые умеют любить свою маму. Если ты любишь маму, ты не позволишь себе плохого отношения к другим женщинам. Как он там говорил, ударить женщину может только другая женщина. Не в прямом смысле. Просто если ты ударил женщину, делай выводы, кем ты теперь стал. Ты теперь тоже женщина. Пойди надень колготки.
– Можно я задам вопрос, который касается вас, а не Ивана Александровича?
– Можно, мне нечего скрывать.
– Вы знали своего отца?
– Конечно знал. Он жил в соседнем подъезде.
– Какие у него были отношения со своей мамой, с вашей бабушкой?
– Никакие, вечно орали друг на друга по любому поводу. Он любить не умел, поэтому и свою семью не смог создать. Или создал, но в любом случае развалил. И если бы меня воспитывал он… вряд ли у меня была бы семья. Как я уже говорил, стоит тебе примкнуть к какому-либо обществу, и ты подцепишь эту заразу. Иван Александрович помог мне вырваться из этого замкнутого круга и избавиться от заразы. Это был первый букет, который я ей подарил. И знаете… Она отставила рюмку в сторону, обняла меня и заплакала.
– Простите, а ваша мама выпивала?
– В таких семьях все пьют, пытаются хоть как-то избавиться от… даже не знаю от чего. Проблемы, одиночество, усталость – там все валится на плечи, а ты сидишь и думаешь, как со всем этим справиться. А потом идешь за бутылкой, и жить как-то легче, но совсем недолго. Протрезвел и все по-новому. И так каждый день. Работа, рюмка и горы проблем. Современная молодежь еще и усугубляет ситуацию. Знаете этих избалованных детей, которые плевать хотели на родителей и живут так, как хотят, они, видите ли, личности и имеют право на свою собственную жизнь и на свое мнение.
– Но ведь каждый имеет право на свою жизнь и на свое мнение. Разве это не так?
– Слышал бы это сейчас Иван Александрович. Он бы вас вмиг растоптал парочкой фраз. Он говорил, что каждый имеет право на собственное мнение, но стоит держать его при себе. А чтобы высказывать свое мнение, нужно быть достаточно образованным, культурным и воспитанным. Необходимо правильно выражать свое мнение, чтобы оно не было оскорбительным.
– Это как?
– Если я скажу вам свое мнение, оно вас обидит или даже унизит. Так что… давайте опустим эту тему.
– Нет, я бы хотела услышать.
– Хорошо! Хотите знать мое мнение? Пожалуйста. Такие очки, как ваши, носят только бабушки, они вам не идут. Прическа тоже давно не в моде. Так стриглись в нулевых. Да и ваша юбка… видимо, она вам досталась от мамы. Знаете, если бы вы перенеслись лет на двадцать в прошлое, вы были бы очень привлекательной девушкой. Но сейчас… Да и ваша фигура… вряд ли на вас обращают внимание мужчины. Спина сутулая, ноги худые. Юбка слишком короткая, выдает ваши ноги. А сумка слишком громоздкая, стоит сменить на аккуратную и более светлую, я бы посоветовал что-то вроде кремового. Вот мое мнение. Но если бы я был достаточно образованным, я бы выразился иначе, я сказал бы вам, что у меня есть знакомый стилист и если вы не против, он мог бы подобрать вам прекрасный образ, который подчеркнет все ваши достоинства. Еще я сказал бы, что буквально вчера видел очки из последней коллекции – утонченные и стильные, мне кажется, они вам понравятся. Мнение должно быть упаковано без оскорблений. Но современный мир полон невежества. Вы согласны?
– Вы правда считаете, что я непривлекательна?
– Я вас предупреждал, что мое мнение вас оскорбит.
– Но если бы вы выразили лишь вторую часть мнения, вы бы меня заинтересовали, и я бы не обиделась. Мой молодой человек тоже говорит, что я одеваюсь как бабка.
– Вас это оскорбляет?
– Ну если честно, то да.
– Он хоть раз предлагал сходить вам к стилисту, ну либо просто на шоппинг?
– Нет, ни разу.
– Он мог хотя бы очки подарить, ну либо предложить вам попробовать носить линзы.
– Этого он тоже не сделал.
– Недостаточно образованные люди не умеют выражать свое мнение. Хотите, мы прямо сейчас отправимся к моему стилисту?
– Нет-нет, что вы, не стоит!
– Стоит, еще как стоит. Уверенность в себе начинается с неравнодушных взглядов. Ваша спина сама расправится, как только прохожие начнут вас замечать и невольно оборачиваться вам вслед, вот увидите.
– И все же я откажусь!
– Давайте поступим так. Мы прямо сейчас прервем нашу беседу и продолжим только после того, как вы сходите к стилисту. Если вас заботит финансовый вопрос, можете быть абсолютно спокойны, все расходы я возьму на себя, разговор окончен.
– Так нечестно, вы не можете, это манипуляция.
– Давайте так, чего вы хотите?
– Написать статью.
– А я хочу, чтобы вы сходили к стилисту. По-моему честно, каждый получает то, чего желает.
– Но вы вторгаетесь в мою жизнь, в мое личное пространство. А я…
– Копаетесь в моем прошлом, и более, вы выставите статью на широкую публику. Но меня это не тревожит. Они все равно будут смотреть мне в спину. Уверенность не прогибается под сплетни и слухи. Разговор окончен. Это мой личный номер, – Сергей протянул визитку, – позвоните, когда будете готовы.
Только сейчас, поднявшись из кресла и уже собираясь уходить, Оксана впервые обратила внимание на всю простоту офиса, в котором она находилась все это время. Минималистичный дизайн, стеклянный стол, два кресла, причем кресло для посетителей ничем не отличалось от кресла хозяина офиса, и небольшой полочный шкаф с самыми простыми белыми папками для бумаг. На столе был разложен ноутбук, стояли пепельница и пустая кружка. В углу, там, где окно обрывалось стеной, еще один стеклянный стол, поменьше, и на нем аквариум с рыбками. Больше в офисе не было ничего, но прекрасный вид из окна, которое занимало всю внешнюю стену, наполнял офис жизнью и разнообразием. Оказавшись на тротуаре среди скопившихся высоток, Оксана достала из сумки потрепанный блокнот с пожелтевшими листами. Среди множества записей она отыскала список адресов и вызвала такси.
– Куда едем? – водитель смотрел в зеркало, разглядывая свою пассажирку.
– Белокаменный…
– Большой или Малый?
– Большой, семнадцатый дом.
– Все пробки соберем, – недовольно проворчал таксист и тронул от тротуара.
– Нет, давайте на Тургеневскую.
– А там куда?
– Со стороны парка заедем, а там я покажу.
– Со стороны парка… – так же недовольно проворчал таксист, надвинув брови, – там вечно все перекопано. Только дорогу положили новую, теперь копают каждую неделю. Что у нас за страна такая. Вечно все через одно место. Ничего не меняется.
Оксана не слушала водителя, она разложила папку на коленях и делала какие-то записи, вспоминая состоявшуюся беседу. Новостройки остались позади. На повороте Оксана обернулась и окинула взглядом множество окон, она будто пыталась попрощаться с Сергеем. И не отыскав его силуэт среди окон, разочаровавшись, вернулась к своему занятию. Карандаш оставлял на белой бумаге серые записи. Оксана задумалась и посмотрела в окно. Они проезжали мимо безлюдной остановки. От остановки, нагло вливаясь в поток, тронулся автобус. Водитель высказал пару оскорбительных фраз в адрес водителя автобуса и красочно, без стеснений, описал его мастерство вождения. Оксана по-прежнему смотрела в окно. Здания оставались позади. На тротуаре мерцали силуэты, дорожные знаки один за другим проносились мимо, дорога ускользала под мост и вновь вырывалась к свету. Впереди простиралось чистое небо, а в боковом окне, периодически прячась за высотками, надоедливо мелькало солнце. Автомобиль преодолел очередной поворот и поехал медленнее через жилой массив, свернул во двор, минуя пробку, и вновь набрал скорость, обгоняя другие машины. Возле парка водитель вновь сбавил скорость, толкаясь на узкой дороге вдоль котлована. Оксана бросила карандаш в сумку и захлопнула папку. «Но ты все же решил всю жизнь копаться в мусорках», – подумала Оксана, разглядывая зеленые баки на обочине для раздельного сбора мусора, которых в городе было огромное множество.
– Куда? – спросил таксист.
– На светофоре направо и там остановите. Сразу за поворотом.
* * *
– Дима, я дома! – крикнула Оксана, сбросив кеды в прихожей.
– Привет, замухрышка, уже вернулась? – донеслось из комнаты.
– Не называй меня так!
– Я думал, тебе нравится, – в прихожую вышел Дима. Высокий, стройный, загорелый брюнет с рельефным телом и подчеркнутыми скулами. Аккуратная стрижка с пробором и челка, уложенная на бок, обрывались на гладко выбритых висках. Лицо было по-женски ухоженное, но строгое. Он выглядел как типичный современный подросток, которого совсем не кусала жизнь. Он проводил свободное время в спортзале и в барбершопе, в спа-салоне и в солярии, пропадал с друзьями на всевозможных вечеринках и никогда не работал. Брал от жизни все, а то немногое, чего ему не хватало, жилье и уют, он нагло компенсировал за счет Оксаны, как, впрочем, и все свои расходы.
– Нет, и никогда не нравилось! – Оксана прошла в комнату и опустилась на диван. Она тут же включила диктофон и открыла ноутбук.
