История одной эмигрантки
Рина Ставски
Как многих из нас манят дальние страны и новые города… И как редко мы задумываемся, что на самом деле стоит за этой романтикой. На страницах книги вас ждет откровенная история о том, как проходит жизнь в путешествии, когда загранпаспорт уже с трудом вмещает новые отметки. Каково это: жить в другой стране, оформлять там документы, строить отношения, встречаясь с людьми других ментальностей. Радости и сложности, встречи и расставания, новые впечатления и победы. Честно и невероятно увлекательно! Книга содержит нецензурную брань.
История одной эмигрантки
Рина Ставски
© Рина Ставски, 2023
ISBN 978-5-0060-3316-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Я начала писать эту книгу, когда мне было очень плохо. Знаю, в жизни случается разное, и иногда кажется, что лучше бы она кончилась. Но иногда надо просто взять и купить билеты на самолет, а потом будь что будет.
А вообще, в мире столько фальши, что я хочу подарить вам немного искренности и рассказать свою историю.
?
С любовью, Рина.
Введение
Привет, меня зовут Рина, и я русская. Вот и все, что вы можете знать о человеке, живущем в новой стране. Неважно, кем вы были раньше – юристом, поваром или предпринимателем. Теперь все, что о вас известно, – это ваше имя и национальность.
И даже на это много вопросов. Все любят спрашивать: «Откуда ты?» Я никогда не понимала этот вопрос. Откуда ты прямо сейчас, откуда ты родом, или какой ты национальности?
У меня нет однозначного ответа. Какой бы паспорт ни лежал в моем кармане, я всегда чувствовала себя цыганкой. Все началось еще в детстве, мы часто переезжали.
Я родилась в богом забытом городе в Сибири, достаточно большом, но бедном. Он образовался отчасти из-за того, что люди ехали с востока в столицу, отчасти из-за хорошего наркотрафика из Казахстана. Это неплохой город, если вы хотите жить простой жизнью, растить своих детей, ездить в отпуск пару раз в год в Азию и спать спокойно.
Мое детство не было каким-то особенным, мы жили бедно, я была ребенком девяностых. Советский Союз развалился, люди не знали, что делать, и каждый выживал, как мог. Родители работали на двух работах, и мы жили в маленькой однокомнатной квартирке на первом этаже. Папа разделил комнату шкафами пополам, и у меня был свой маленький закуточек. Мое детство было счастливым и даже идеализированным, родители никогда не ссорились и любили друг друга. Когда я выросла, узнала, что не все отношения такие, что забота и уважение – скорее исключение, чем правило.
Как и у многих в нашей стране, у меня были смешанные корни. На самом деле, во мне всего пять процентов русской крови, остальное – еврейская, немецкая, румынская, венгерская. Но паспорт по крови не получишь. Более того, ты тот, какой ты ментальности. И это мой камень преткновения, это то, что мотивировало меня уехать из родной страны.
У эмигрантов есть общее правило: тебя не спрашивают, почему ты уехал, но все очень хотят это узнать. Моей точкой отсчета стало закрытие пятилетнего бизнеса, конец токсичных отношений и еще… А разве этого мало?
Глава 1. Питерские истории
Вначале всегда принято рассказывать о главном персонаже. Как ты вообще сюда попала, детка?
Первая моя «эмиграция» случилась в пределах родины. В России два больших города – Москва и Санкт-Петербург. Первый – столица, похожая на голодного тигра: красивый мех, но только отвернешься – откусит руку по локоть. И Санкт-Петербург, похожий на Восточную Европу с ее разваленными домами в центре города, с вечным дождем и серым небом, и с таким культурным и восторженным флером. Я выбрала второй, не могу сказать, что это было сложное решение. Жизнь в столице слишком дорога для жителя региона, разница может быть троекратной, поэтому выбор был достаточно очевиден.
Многие, поглядывая на мою биографию, могли бы сказать: «Вау!» Все любят хорошие истории, красивую картинку, но никто не знает, на самом деле, как ты чувствуешь себя в этот момент. Это как красивые профили Инстаграм[1 - Здесь и далее Инстаграм – организация, запрещённая на территории России»]: на фото все такие богатые и успешные, а в реальности с трудом закрывают ежемесячный платеж по кредитке. Кто знает, сколько боли и слез по ту сторону экрана.
Говорят, первый год эмиграции самый тяжелый. Тебе надо приспосабливаться, искать жилье, работу, друзей. Второй год становится терпимее, а третий – почти вровень. Мой первый год в Питере был не сказочным. Я, как и большинство молодежи, после школы поступила в институт. Брать год на обдумывание, кем ты хочешь стать, у нас не принято, поэтому ты просто идешь туда, куда возьмут или куда хотят родители, а потом уже разбираешься, что делать с дипломом.
Я хотела стать архитектором или дизайнером, ходила заниматься к художнику и даже на специальные курсы при университете. На творческие специальности, помимо обычных предметов, сдают еще и творческие, и, конечно, к ним можно подготовиться, так же, как и к математике. Но в выпускном классе родители мне доходчиво объяснили, что это не особо прибыльная профессия. И в итоге я поступила на менеджмент, конечно же, в строительном вузе, чтобы быть хоть как-то ближе к мечте.
И вот, зашоренной студенткой я приезжаю в огромный город, и мне не дают общежитие. Сначала у нас селили иностранцев, то есть гостей из бывших дружественных республик. А вы русские… ваши проблемы. Так я прожила два месяца у сестры своей бабки. Это было достаточно тяжелое испытание. Телефон можно было заряжать только по ночам, во благо экономии энергии, свет в туалете по возможности тоже не включать и мыться раз в пару дней. Для меня тогда, достаточно домашней девочки, это были спартанские условия. Меня это дико выбешивало, а еще я все время чесалась. Мои нервные клетки не выдержали, и я нашла девочку, которая искала соседку в квартиру на окраине города. Общагу нам дали уже под Новый год, но я в нее не переехала.
Немного про мое первое питерское пристанище. Сразу скажу, что вариант был неплохой – большая однокомнатная квартира напротив метро. Мы разделили комнату шкафом, как в детстве делал мой отец, и у каждой из нас получился свой уголок. Моя соседка была, кажется, из Тулы и по характеру напоминала мою бабушку. Она много готовила и убирала, в общем, была образцовой женой. А еще к ней постоянно приходил ее брат, который у нас подъедался, но бесило меня не это, а его вечное присутствие на кухне. Рядом с ней я себя чувствовала какой-то неполноценной, да даже до сих пор. Ведь сейчас мне уже тридцать, а борщ я варить все равно не умею.
В какой-то момент, примерно года через полтора, меня пригрело это окончательно. И мы с подружкой сняли в складчину комнату в центре.
Комната в коммуналке – это такой отдельный вид питерского удовольствия, когда большую квартиру сдают по комнатам. И народу у нас в четырех комнатах жило, – ух, кажется, две пары и еще два парня. Один парень постоянно накуривался и мявкал под гитару в пять утра. Возможно, у него была такая песнь, но меня это постоянно будило. А еще было безумно холодно. Этого жилья мне хватило на месяц или два. Подруга потом выпросила побольше денег у родителей и переехала в хорошую комнату в соседнем доме, а я нашла комнату у бабушки-клофелинщицы.
Комната в центре стоила шесть тысяч, что на тот момент составляло около ста долларов. Потолки были пять метров, а метро находилось в пяти минутах ходьбы – что может быть круче, когда тебе девятнадцать? Однако комната располагалась рядом с кухней, поэтому слышимость была просто ужасной. Стены не доходили до потолка, а на самом деле были обычными советскими шкафами с дверью между ними. В квартире жили трое: я, девушка, снимающая другую комнату, и бабушка. Бабушка периодически забывала, кто мы такие, и задавала всякие глупые вопросы, а иногда просто лезла не в свое дело или просила воскресить Сталина. Все было неплохо, пока ближе к лету к бабушке не приехали два внука, а сама она уехала на дачу. Внуки устроили полный разгром в квартире, у них были отпуск и каникулы, а у меня – разгар сессии.
И история могла бы закончиться просто моим недовольством и очередным переездом, но однажды бабуля внезапно вернулась с дачи без предупреждения. А старший внучок имел свои виды на бабушкину кровать в эту ночь. Он пригласил в гости молоденькую студентку, и возвращение бабушки явно не входило в его планы. Недолго думая, он решил напоить бабушку клофелином. Но вместо того, чтобы уснуть, она взбесилась и чуть не избила внука до полусмерти.
Потом мне подвернулась стажировка на Шри-Ланке, и я уехала. Чемодан остался жить на кухне на полтора года. Наверное, я была их лучшим квартирантом.
Глава 2. Жаркие тропики и различия в менталитете
«Вы будете жить в семье Фарих», – радостно произнес местный житель на ломаном английском, обращаясь ко мне и китаянке. Он сказал это с таким диким акцентом, что мне с трудом поверилось, что это английский. Оказалось, что у семьи Фарих был свой женский хостел или, по местным меркам, женское общежитие, куда они бесплатно пускали иностранцев для престижа.
Нам выдали комнату без окон, с подобием вентилятора на потолке и двумя кроватями. От хайвея нас отделяла стена из непрочного пластика. Жара стояла 35 градусов. Я была такая уставшая после перелета, что уснула не разбираясь. Проспав десять часов, я узнала, что моя соседка-китаянка активно бьет в гонг войны и просит нас переселить.
После пары часов ругательств со студенческой организацией, которая нас туда и послала, хозяева недобродушно отдали нам комнату своей дочери. Она находилась в полуподвальном помещении, и там было холодно. Зато у нас был общий туалет – только на нас и хозяйскую семью, а не на 70 девиц.
Туалет был тоже отдельным развлечением. Душ, из которого лилась неявная струйка воды, находился прямо над унитазом. Днем вода шла теплая, а ночью – как повезет. Но больше всего меня веселило, что она вытекала струйкой прямо из-под этой туалетной пристройки и вливалась в местную канаву.
Моя работа на этом чудесном острове заключалась в том, чтобы встречать студентов и трудоустраивать их в местных школах, детских домах и прочих социальных организациях. А также расселять их в такие же семьи, как моя, а главное внимательно следить, чтобы никто из них не убился.
Я прожила так больше года. Сначала их тамильский английский казался мне абсолютно непонятным, жара и влажность донимали меня, и я часто задавалась вопросом: «Какого черта я вообще здесь делаю?» Но через пару месяцев я акклиматизировалась, мне предложили делать мою работу уже за деньги. А когда тебе девятнадцать и тебе предлагают две тысячи баксов, ты соглашаешься не думая. Черт, да я и сейчас считаю, что это неплохие деньги.
Тогда я еще была вегетарианкой. А так как это был остров, с продуктами там и так беда, в особенности с молочкой. Тогда я была еще молодая и ничего про баланс белка, углеводов и жиров в организме не знала. Поэтому, когда я наконец-то вернулась в Россию, из меня радостно начали вываливаться зубы и волосы из-за недостатка кальция.
Это был очень дорогой, но полезный эмигрантский урок: переехать без последствий не получится.
Глава 3. Мистер разочарование
На экране появляется надпись «Прошло пять лет». Мы познакомились в Тиндере. Не знаю, есть ли более гадкое и лицемерное приложение на этом свете. Он мне показался обычным парнем, не очень симпатичным. Но мне тогда хотелось внимания, мне было 22. Мне тогда хотелось внимания от всего, даже от табуретки.
Мне было не на что жаловаться, пока не раздался этот зловещий блямкс из Тиндера. Я была в отношениях, жила с отличным парнем, англичанином. Он был очень стабильным, даже самоопределившимся – вот подходящее слово. Самоопределившийся мужчина – это как готовый суп, кто-то его уже сварил, кто-то уже добавил набор ингредиентов по своему вкусу. Он может тебе понравиться или нет. Бывают такие мужчины, что это даже не суп, это набор ингредиентов на столе, но ты можешь приготовить то, что тебе нравится. А можешь пойти дальше и продолжить пробовать другие супы, даже бомж-пакеты…
Но суп – это не только то, что плавает в кастрюле, это еще и та конфорка, та кухня и тот дом, где его готовили. И тут ты уже ничего не можешь изменить.
