Павел Николаевич Миронец "Тридцать три перекрёстка"

ДЯДЯ ВАСЯ

В небе ярко синева горела,

Был мороз, и снег белее мела.

Опера снимали на мобильник

Место, где Петровича убили.

Голытьба готовилась к поминкам,

Не ронял на гроб никто слезинки,

Бабы зависали на заборах,

Слушали они вороньи споры.

Пьяница заядлый, дядя Вася,

Схоронил жену и начал квасить.

Он – ненужный никому мужчина,

Что коса калёная без клина.

Добрый был мужик, да вот не стало,

Хапнул, видно, горюшка немало.

Водка по стаканам щедро льётся.

Он не пьёт, в гробу лежит, смеётся.

Он-то знает, что это за люди –

Как нажрутся, про него забудут.

Будут обсуждать хмельные лица

Мичмана заезжего, убийцу.

Разбредутся все по тёплым хатам,

Поругаются на жизнь суровым матом

И уснут до следующей смерти.

Не хотите верить, так не верьте.

Улыбнулся умерший Василий,

Осмотрелся: «Мир, какой красивый!

И жена в сорочке белой с брошью,

Вот теперь я пить навеки брошу».

И заплакал дядя Вася сильно,

Осиянный радостью обильно.

Потому что всё ему простили,

Потому что здесь его любили.

15.04.2018.

СТОЮ НА ПАПЕРТИ

Сутулюсь, холодно… Все думают, прошу.

Стою на паперти и утренним дышу

Морозным воздухом и до мурашек свежим,

Проходят мимо Веры, Любы и Надежды.

Нет рукавиц, знобит, на вербах почек нет,

Голодные грачи передают привет.

Снеговики тихи – прохожим строят рожи.

Сегодня торжество: На смерть идёт Сын Божий.

Не люб поволжский март, погода не фартит,

Спешит на службу фарисей, за ним левит.

Народ ждёт благ земных, а Он им о небесном…

Об этом разговор считают неуместным.

Стою на паперти и воздухом дышу,

Все думают, прошу… И пусть, ведь я прошу!

Но вновь кричит толпа, безумствуют народы,

И тёплый снег идёт с большого небосвода.

Пой песню, птица, пой, и, колокол, звени!

Сегодня без ветвей – распни, кричат, распни!

Сегодня в храм спешат, ну а потом на дачу.

В среде существ земных не может быть иначе.

02.04.2018.

***

Покоряю город словом, слёзы смешиваю с кашей,

Пью луч света до рассвета – нет, не вижу никого.

Утро – штиль, ни ветерка, только память о вчерашнем —

В окнах, в стенах, в тучах лёгких у подъезда моего.

Лифта не было, и двери открываются со скрипом.

Вот тружусь средь пешеходов и держу ровнее строй.

Для знакомых – я чужой, жмусь как пчёлка к липким липам.

Для чужих – я капля в море, для толпы – я в доску свой.

Город – ширь, и очень грустно, где домов открытых свитки,

Где дороги-рекивьются, упираясь в площадь-мель.

Вот и берег, дом белёный… На истерзанной открытке

Я пишу стихи про море, что за тридевять земель.

2016.

***

На январском, на лугу, на январском солнцепёке

Чисто, будто бы в Раю, только очень одиноко.

Кто-то скажет: «холод жуткий», кто-то вскрикнет: «красота!»

Я ж скажу, что нет на свете чище снежного холста.

Снег январский – дар небес, незаслуженная милость.