Андрей Белянин "Моя жена – ведьма"

– Любимая, иди ко мне… – Я протянул руки в надежде, что она, как всегда, бросится ко мне в объятия, а уж там… в общем, вдвоем мы сумеем развеять ее депрессию.

– Нет… – Голос Наташи неожиданно наполнился пугающей грустью. – Не надо… пожалуйста. Просто посмотри. Ничего не говори, ничего не делай, даже не двигайся – смотри…

Она шагнула в центр комнаты, быстро вскинула руки вверх, запрокинула голову и на мгновение замерла в напряженной позе. Потом – неуловимое глазу движение, словно бы кувырок или кульбит через спину, и… в нашей спальне на ковре встала волчица! Я потерял дар речи, все тело словно сковало леденящим холодом страха, а дикий зверь втянул ноздрями воздух, пристально посмотрел на меня круглыми желтыми глазами, крутанулся на месте и исчез. Прошла невероятно долгая минута, пока Наташа вновь не оказалась на прежнем месте.

– Теперь ты видел, теперь ты знаешь.

Я молчал. Она недоверчиво сощурилась, толкнула меня в плечо, а я повалился с кровати на пол, как пластмассовый манекен. Жена накинула халатик и бросилась к холодильнику за водкой. Через полчаса эффективных растираний мои мышцы пришли в прежнюю норму, но говорить я смог гораздо раньше. Правда, не помню, о чем конкретно я тогда так кричал. Кажется, ругался… Или молился?..

* * *

К вечеру следующего дня, за ужином, мы вновь вернулись к прежней теме. Первым не выдержал я, признаюсь…

– Любимая, это… ну, не очень больно?

– Нет. – Она сразу поняла, о чем я, и, отставив чашку, взяла мою ладонь в свои. Ее глаза были ласковы и печальны. – Почему ты спрашиваешь?

– Так… обычно в фильмах ужасов человека ломает, корежит, у него меняются формы, трансформируются кости и мышцы, растут зубы, лезет шерсть… Все это сопровождается жуткими криками, слезами, судорогами. Как это происходит у тебя?

– Наверное, это труднообъяснимо… В полнолуние я ощущаю своеобразный зов, словно сама кровь иначе движется в жилах, сердце бьется по-другому, даже зрение меняется. Я вижу тонкие миры, ощущаю вокруг себя иную сущность вещей, запахов, цвета… Кожа становится такой тонкой, что кажется – ветер проходит сквозь меня. Потом мгновенный всплеск боли, сладкой до умопомрачения… Все человеческое исчезает – и я смотрю на мир глазами волчицы. Я оказываюсь в другом месте, другом измерении, другом мире, если хочешь…

– Эти… миры, они всегда разные?

– Да. Или, вернее, их несколько, иногда попадаешь в один и тот же. Это бывает лес, пустыня, заброшенный город. Я помню какие-то смутные обрывки самых ярких впечатлений, в основном это связано с бегом за кем-то или от кого-то. Охота, погоня, бой. Когда происходит акт возвращения в прежнее тело, я не успеваю запомнить. Но это всегда бывает только здесь, только в этом мире. Там я не могу стать человеком, хотя убеждена – именно те миры насыщены магией до предела. Возможно, нам позволяют в них лишь заглянуть, но не разрешают в них жить.

– Нам? – немного удивившись, переспросил я.

– Нас несколько. Я иногда вспоминаю свой бег в стае. Среди настоящих волков были и волки-оборотни. У них совершенно другой, по-человечески осмысленный взгляд. Мы сразу узнаем друг друга и стараемся держаться подальше. Там есть огромный серебристо-серый волк, его взгляд наполняет меня ужасом. Я не могу объяснить почему… Мне кажется, что я ощущаю исходящее от них зло. Мы разные… Если бы они могли меня догнать, то обязательно бы убили.

– Любимая, ты уверена, что от этого нельзя никак излечиться?

– Глупый… – Наташа опустила голову, нежно потерлась щекой о мою ладонь и грустно закончила: – Ты думаешь, я не пыталась? Я перепробовала все, даже ходила в церковь. Кончилось тем, что один священник убедил меня согласиться на экзерсизм. Он утверждал, что ночью в церкви путем специальных молитв ему наверняка удастся изгнать из меня дьявола. Я оказалась такой дурой, что пошла… Когда наступила полночь, я разделась и встала у алтаря, этот тип пошел ко мне, пуская слюну от похоти… Как меня не стошнило?! Потом был мгновенный переход… Вернувшись в свое тело, я обнаружила его тихо скулящим под какой-то скамьей. Он прижимал к груди правую руку, располосованную волчьими клыками…

– И это священник?!

– Он тоже человек, не стоит его осуждать.

– Знаешь… – Я замолчал, не в состоянии четко сформулировать обуревавшие меня чувства. – Я очень хочу тебе помочь. И очень за тебя волнуюсь… не бегай там… где попало.

– Родной мой, милый, единственный… Никогда за меня не переживай, я же ведьма.

– Ты – моя жена, – строго напомнил я. – Не будешь слушаться – применю физическую силу!

– Прямо сейчас? – кокетливо изогнулась она.

– Слушай, а мне как-нибудь нельзя с тобой?

– Нет. Ни-ког-да! Даже думать об этом не смей.

– А что? Ты – ведьма, я переквалифицируюсь в колдуны. Почему тебе можно, а мне нельзя?

– Так, Сергей, слушай меня внимательно. – Ее голос заметно похолодел, а в глазах мелькнули недобрые искорки. – Если ты меня любишь, если ты хочешь, чтобы мы были счастливы, – обещай мне никогда не лезть в Темные миры!

– Обещаю. А что такое Темные…

Тут она встала с табуретки и поцеловала меня. Около часа мы были очень заняты… Смутно помню, о чем она еще просила; я, конечно, все обещал. Да Боже мой, разве возможно отказать такой женщине?! Меня слегка напрягало, что я так легко забыл свои клятвы, или, вернее, сами клятвы-то я помнил, а вот по поводу чего… Но, с другой стороны, ведь всегда можно переспросить. Если бы я только знал, как скоро…

Проснувшись утром, я тихо встал с кровати, чтобы не разбудить еще дремлющую жену. Поставив чайник, я прошел в ванную, умылся, почистил зубы, выйдя, вновь завернул на кухню взять все необходимое для романтичной подачи кофе в постель. Но, видимо, шум воды или скрип двери разбудил Наташу. Она уже открыла глаза и сладко потягивалась, когда я вошел.

– Доброе утро, милый… – Договорить она не успела: взглянув на ее лицо, я выронил поднос. Чашки вдребезги, сахар рассыпался по полу, сгущенное молоко медленно вытекало из уцелевшей розетки… Губы моей жены были перепачканы подсохшей кровью!

Она все поняла. Подхватив халат, опрометью бросилась в ванную, а через пару минут сквозь плеск воды мне послышались сдавленные рыдания. У меня самого был такой шок… Я всерьез задумался о том, каково интеллигентному человеку в действительности связать свою жизнь с настоящей ведьмой. Происходящее начинало слегка действовать на нервы, а если честно, то я впервые почувствовал признаки скользкого, безоглядного страха… Потом мне стало стыдно. Мои покойные родители никогда не простили бы своему мальчику трусости. «Сон разума рождает чудовищ…», по знаменитому офорту Гойи. Разберись, а уж потом бойся, если и вправду есть чего. В действительности ни один мир не в состоянии показать нам таких ужасающих монстров, которых рисует наше же воображение. Не знаю, как я должен был поступить в данной ситуации: устроить допрос с пристрастием, все простить и забыть навеки, просто пожалеть, немедленно развестись, отправить ее в монастырь на покаяние или в научный институт для серьезного изучения… Не знаю. Ясно было одно – ей плохо. Я пошел в ванную. Она сидела на холодном кафельном полу, закрыв руками лицо, и тихо по-девчоночьи ревела. Я сел рядом, силой подтянул ее к себе, и на моей груди она разрыдалась еще более бурными слезами. Возможно, я что-то говорил, как-то пытался утешить… Все слова забылись, вряд ли они были важными и многозначительными. Те, у кого на руках хоть раз безоглядно плакала любимая женщина, меня поймут. Можно говорить все, что угодно, значение имеют не сами слова, а их тональность. Я убаюкивал ее своей неуклюжей лаской, и вскоре Наташа притихла, лишь иногда судорожно-нервно вздыхая. Мне не хотелось ее расспрашивать. Если она так рыдала, то, значит, положение на самом деле куда хуже, чем я мог бы предполагать…

Она отводила взгляд, словно боясь прямо посмотреть мне в глаза. Я легко поставил ее в ванну и заставил принять теплый душ. Сам растер полотенцем, обернул в махровую простыню и на руках унес в кухню. Она все время молчала, но, когда я попытался усадить ее на табурет, чтобы налить чаю, тихо попросила:

– Не отпускай меня, мне страшно…

Тогда я осторожно сел сам и постарался поуютнее устроить ее на моих коленях.

– Расскажи, тебе легче станет.

– Но ты же видел… ты же сам все видел…

– Не надо. Не кричи и не плачь больше. Я не брошу тебя одну. Только, пожалуйста, расскажи мне все…

– Я… я же почти ничего не помню… – сбивчиво заговорила она, шмыгая распухшим от слез носом. – Там был город… мы куда-то бежали стаей. Потом я отстала, мне почудился запах страха из дверей какого-то дома. Я вошла… город давно заброшен, там никто не живет, но здесь оказалась девочка. Маленькая, очень худая и бледная, лет пяти… Она испугалась и закричала. Кажется, на ее крик пришли другие волки, те… оборотни.

– Что было дальше?

– Не знаю… не помню… я не могла… Боже мой, неужели на моих губах была ее кровь?!

Наташа смотрела на меня совершенно безумными глазами, а я не знал, что ей ответить. Наверное, она надеялась на то, что я большой, умный и сильный, что все само собой как-то исправится, сладится, изменится, если еще крепче прижаться ко мне, то все снова станет хорошо. Я гладил ее по голове, как ребенка, которому приснился страшный сон.

– Сережа! У тебя дрожат руки…

– Я знаю, любимая… не обращай внимания, это нервы.

– Ты… из-за меня?

– Конечно. Я, наверное, никогда не смогу не принимать твои проблемы близко к сердцу. Я волнуюсь за тебя…

– Завтра луна пойдет на убыль.

– Слабое утешение… А что мы будем делать в следующем месяце?

– Не знаю…

– Послушай, – вдруг вспомнил я. – Но ведь астрономически полнолуние длится лишь одну ночь, если быть точным, даже несколько часов. Почему же ты превращаешься в волчицу уже почти неделю?

– Это зов. Пока глаз человека видит полную луну – Силы Тьмы берут свое. Обычно именно семь дней каждого месяца мы приобретаем возможность перекидываться в зверя. Хотя я… о чем я говорю? Какая возможность? Можно подумать, что кто-нибудь спрашивает наше мнение… Чужая воля безжалостно превращает меня в волка и выбрасывает в неведомый мир. Любимый, – Наташа вновь пристально вгляделась мне в глаза, ее черты исказились болью, – я не могла убить ребенка! Ты веришь мне?

– Верю.

Я не лгал ни ей, ни себе. Где-то глубоко в подсознании зрела твердая уверенность, что моя жена ни в чем не виновата. Да, кровь… Да, на ее губах… Да, она – ведьма. Но она моя жена, и я буду последним подонком, отказывая ей в помощи и защите. Что-то не так в том неведомом мире. Разберемся без суеты…

* * *

– Не отпускай меня туда, ладно? – по-детски наивно просила Наташа. Мы по-прежнему сидели на кухне. Она уже успокоилась, слезы высохли на щеках, и только припухшие веки выдавали, сколько ей пришлось сегодня плакать. Я заставил ее немного поесть, достав из холодильника остатки рыбного салата и помидоры. Помидоры вообще были ее слабостью. Она рассказывала, что однажды, читая книгу, в течение полутора часов неторопливо съела целое ведро ярко-красных «яблок любви». Думаю, это было правдой, в дни ее плохого настроения я покупал хотя бы один помидор и сразу становился в ее глазах самым замечательным мужем на свете. После кофе она еще раз повторила:

– Я не хочу туда больше, я боюсь…

– Девочка моя, нас никто не сможет разлучить. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно должен быть способ как-то избавиться от этого проклятия. Давай поищем по библиотекам, я прочел массу умных книг, что-то подобное там наверняка встречалось, просто надо вспомнить и найти. Этой ночью я крепко-накрепко прижму тебя к себе и ни за что не отпущу!

– А если я превращусь в волчицу?

– Тогда я тебя поцелую, и проклятие злой колдуньи развеется как дым!

Она улыбнулась вместе со мной:

– Ах, Сережка, какой же ты все-таки родной…

– Стараюсь… налить еще чашечку?

– Ага, с лимоном, пожалуйста.

Я встал у нее за спиной, зажег газ и… увидел застрявший в Наташиных волосах клочок серой шерсти. Волчья? Не долго думая, я вытащил его и бросил в пламя горящей конфорки! Шерстинки мгновенно сгорели, оставив в воздухе удушливый запах…

– Что ты сделал?

– Там у тебя зацепились несколько волосков волчьей шерсти и…

– Ты их сжег?! – Наташа мгновенно вскочила с табуретки, схватила меня за грудки и совершенно безумным голосом закричала: – Что же ты наделал?! Дурак… Господи, какой же ты дурак! Это… этого нельзя… Ты ведь погубил меня, понимаешь?! Я – ведьма, оборотень, а ты сжег мою шерсть…

– Глупости! Успокойся, пожалуйста. Уверяю тебя, ничего страшного не произошло. Сейчас я открою форточку, и весь запах уйдет…

– Зов… опять зов… – Она отвела взгляд, ее слова становились все тише и тише. – Ты опоздал… вернее, мы опоздали… Сережа, Сереженька, Сережка мой… прощай, любимый!

В ту же минуту она исчезла. Просто как будто никогда и не стояла рядом. Я обмер… Все произошедшее было слишком нереальным для того, чтобы в это можно было поверить. Не мог же я в самом деле воспринять всерьез непонятное исчезновение собственной жены только из-за того, что какой-то клочок собачьей или волчьей шерсти сгорел в синем пламени газовой конфорки? Это… глупо, в конце концов! Мне совсем не улыбается отождествлять себя с недалеким Иваном-царевичем, поспешно спалившим лягушачью шкурку в русской печи. Тем более что ему-то, оказывается, лишь три дня подождать надо было. А в моем случае сроки значения не имели.

В какой-то тупой растерянности я опустился на табурет и просидел так не меньше часа. Все мысли неуклонно сводились к одному – ее здесь нет. Дальше – больше… Я начал нервничать. Что, если в ее исчезновении действительно виноват только я? Где она? Куда пропала? Когда теперь вернется и вернется ли вообще? Почему она со мной попрощалась?.. В том же отупелом состоянии я прошел к холодильнику, достал начатую бутылку водки и вернулся к столу. За ним уже сидели двое. Белый и черный. Оба с крылышками, у одного на манер лебединых, у другого – типа нетопыря. На лицо совершенно одинаковые, как близнецы, различались лишь цветом волос и прической. Белый – с роскошными льняными кудрями, художественно спадающими на плечи. Волосы черного гладко зачесаны назад, открывая большие залысины у висков, и перехвачены резинкой на затылке. Оба в длинных одеждах, у одного серебристо-белая парча, у другого – «мокрый шелк» иссиня-черного цвета. Мне было все равно, я уже во все верил. Такое бывает в двух случаях: либо переутомление мозгов, либо пьяные галлюцинации. Скорее первое, так как еще не пил вроде…

– Водочка? Разливаем на троих! – с ходу предложил черный.

– На двоих, – поправил белый. – Лично я пить не буду и ему не советую. Такая мерзость…

– Не слушай его! – подмигнул мне черный. – Давай хряпнем по маленькой. Кровь разогреем, а этот зануда пусть завидует…

– Фармазон! Тебе должно быть стыдно! У человека горе, а ты на что его толкаешь? Ох и любите вы все прибирать к рукам заблудшие души… стоит бедолаге хоть один раз споткнуться – ты уж тут как тут!

– Слушай, Циля… – угрожающе нахмурился тот, что с хвостиком. Только теперь я обратил внимание на маленькие рожки у него на лбу.

– Анцифер! Прошу обращаться ко мне по полному имени, – вежливо, но твердо потребовал его оппонент, и нимб над его головой засиял, как неоновая реклама. Я вздохнул, развернулся и направился в комнату. Когда в твою квартиру запросто приходят черт с ангелом обсудить собственные проблемы – еще полбеды, но если ты пытаешься с ними общаться – это уже шизофрения. Спасибо, я пока в своем уме…

– Эй, ты куда?

– Вот видишь, до чего человека довел…

– Ну ладно, сам уходишь, бросаешь гостей, хорош хозяин… но бутылку-то зачем уносить?!

– Стыдись!

– А чего? Он же сам ее достал, чего же теперь зажиливать?!

– Сергей Александрович! – Тот, что в белом, догнал меня на пороге комнаты и извиняющимся тоном попросил: – Вы уж не сердитесь на нас, вернитесь, пожалуйста. Простите, Христа ради, что без приглашения, но ведь, с другой стороны, и обстоятельства чрезвычайные. Вы вот переживаете очень, а психика у поэтов такая ранимая… Не приведи Господи, руки на себя наложите, как же можно?

– Можно, можно!.. – донеслось с кухни. – Валяй, Серега, не трать времени на болтовню. Семь бед – один ответ! Все равно тебе с твоими грехами Рая не видать как своих ушей, редактора стихи зажимают, серьезная поэзия в упадке, народ больше «чернуху» читает – ради чего жить? Иди сюда. Давай выпьем, а потом я тебе покажу, как петлю со скользящим узлом на гардины ладить.

Это меня добило. Я очень незлобивый и добропорядочный человек, но когда собственные галлюцинации перешагивают все границы и начинают над вами же издеваться…

– А не пошли бы вы оба?..

– Что?! – Они так удивились, что у белого захлопали ресницы, а у черного встал дыбом хвостик. Какое-то время мы втроем пристально разглядывали друг друга.

– Циля?

– Анцифер!

– Не важно, отбросим формальности… По-моему, он в нас не верит.

– Ничего удивительного, у человека большое горе…

– Ха! Да он первый мужчина в мире, считающий исчезновение собственной жены горем… Другой бы на его месте уже отплясывал румбу от счастья!

– Какой ты все-таки циник, Фармазон!

– Но ведь она же ведьма?!

– И что с того? Он ее муж, а как сказано в Писании: «Жена да спасется мужем своим…» Сергей Александрович, ну пройдемте же на кухню. Там у вас уютно, я, признаться, и чайничек успел поставить. Фармазон, выключи, слышишь – свистит?!

– Ну на фига ему чай? Циля, давай…

– Мое имя – Анцифер!!! – грозным, но тонким голосом взревел тот, что в белом, а нимб над его головой принял цвет раскаленного железа. – Я требую от тебя, нечистый дух, должного уважения и соблюдения элементарных норм вежливости!

– Ша! Ладно, ладно… не горячись! – примиряюще поднял руки вверх черный. – Что я такого сказал? Ну хорошо, я жутко извиняюсь… Все довольны? Просто мне тоже хочется помочь человеку, он же так и не выпускает из рук эту несчастную бутылку. А ну, поставь ее на стол!

– Ребята, у меня жена пропала, – неожиданно для самого себя сказал я. Близнецы сразу прекратили пререкания. Белый усадил меня на табуретку, а черный, завладев наконец вожделенной водкой, быстренько раздобыл рюмочки, заботливо разлил на троих и даже ухитрился успеть намазать бутерброды.