3
«Наши» синтетики неподвижно стояли в пяти шагах от скамьи. Множество других бездушных машин сновали по зелёной зоне. Время от времени они подходили к клумбам и технично их обрабатывали. Роботы орудовали даже на тех клумбах, которые выглядели безупречно. Дело понятное. Клумбы всего лишь повод. Таким бесхитростным образом машины осуществляли контроль за посетителями зелёной зоны. В помощниках у синтетиков были дроны-окулюсы. Они висели в воздухе в трех метрах от поверхности квадратуры и пристально наблюдали за гражданами, которые занимали двухместные скамейки. Одиночки их не интересовали.
– Я нашёл себя.
– Люк, мне это давно известно. Ты уже об этом раз десять говорил: закончил с отличием СГУ, диплом артикулятора-программиста, работаю преподавателем на кафедре артикулятории – мечта сбылась!
– Ну не совсем сбылась.
– Ну не совсем сбылась, – усилив эмоционально, повторил Гриня мою реплику. – Конечно не совсем. С этим дипломом ты хотел устроиться на завод по производству братьев наших синтетических артикулятором-программистом, чтобы заниматься усовершенствованием алгоритмов для распознания ими «чаго речет человек». Но тебя не взяли. Ты – ненадежный элемент, Люк. Ты не прошел испытание. Не прошел. А вот если бы я был в числе перворядцев, – Гриня замедлил речь, потом сказал – выстрелил: – я бы справился!
Похлопав меня по плечу, Гриня залился истерическим смехом. Очки от вибрации скатились по переносице. Гриня вернул их на место, и неожиданно для нас обоих смех резко оборвался, словно внутри друга щёлкнул тумблер.
– Я нашёл себя. – Речитативом повторил я.
– Да, конечно. Знаем, слышали уже.
– Это первые три слова предателя.
Реакцию Грини я предположил заранее – он удивился.
– Да ладно?! Это точно? Банальней не придумаешь. Дружище, может ты ошибся? Да эту фразу, кто только ни говорил. Я раз сто. Ты не меньше. Да блин. Эта фраза до дыр затерта! Мне кажется ты что-то там напутал, Люк. Слишком просто для предателя такого масштаба. Блин, надо же, а! Ты погубил свою жизнь, свою карьеру из-за слов, которые говорят все, по делу и не по делу. И этот урод, предатель, оказался такой заурядной тварью, как и большинство живущих в этой грёбаной колбе!
– Гриня, друг, остановись. Эти вон жёлтым замаячили. Остынь.
Гриня хоть и предался эмоциям, подбирал каждое слово. Если бы он сказал «грёбаное государство», то глаза у синтиков загорелись бы красным и со счета моего меркантильного друга списали бы, по меньшей мере, несколько тысяч нулей.
– Да пошли они в жопу, пучеглазые, безмозглые железяки! – неистовство Грини нарастало. – Люк, задумайся! Что ты натворил! Загубил жизнь себе, родителям. Каково им доживать в ссылке? Ты хоть раз об этом задумывался? Луч солнца больше никогда не коснётся их лиц. Никогда. И все из-за твоей глупости, из-за твоей прихоти. Ради чего, Люк? Ради чего?
– Что ты такое говоришь? О чём ты, Гриня? Я всего лишь не справился с испытанием. Да, последствия ужасны. Но я был ребенком. Я просто оказался слаб. Я виноват перед родителями. Но… как мне это исправить? Ошибку исправить невозможно, ошибку можно только заретушировать безупречными делами.
– Люк, мне не надо брехать. – Гриня посмотрел на меня исподлобья, строго, но с улыбкой. – Я с самого начала тебя раскусил. Сволочь, ты, Люк, редкостная сволочь. Конченый эгоист. Удивляюсь, как ты до сих пор к клумбе не ринулся землю жрать? Стальные нервы тебя сдерживают. И в перворядцы ты попал благодаря стальным нервам. И молодцом ты всегда держался благодаря стальным нервам. И в числе первых по многим дисциплинам ты был благодаря стальным нервам. Ты единственный с нашего потока смог залезть в чан с опарышами и полчаса там просидеть. Ты единственный прошёл испытание «двойки ни за что». Тебе в течение года ставили несправедливые двойки по всем предметам. Педагоги многие не выдержали испытания – просто перестали тебе выставлять оценки. А ты выдержал, ни разу не заартачился. Хотя в тот год это испытание только-только внедрили в учебный процесс и никто из учеников не знал о нем. Тогда с полдюжины учеников было отсеяно. Только ты и ещё какой-то парень с параллельного класса до конца года продержались. И то он под конец начал впадать в истерику. Благодаря дорогущим таблеткам продержался. А ты – хоть бы хны! Благо я не попал в число испытуемых. Ты единственный прошел испытание «Изгой». Тебя в течение пяти минут все твои одноклассники обливали мочой, закидывали дерьмом, сгнившими овощами и фруктами, разбивали о твою голову тухлые яйца, плевали в лицо, материли тебя, обзывали землеедом и предателем. Я лично нассал тебе за шиворот.
– Дак это был ты?
– Представляешь – да! Это сделал я, Люк. С превеликим удовольствием! Я ж тебя ненавидел всей своей душонкой. Ты был лучшим. А я всегда отставал от тебя. На полшага, не больше.
– Ну ты и… – мне хотелось заехать кулаком по вечно довольной физиономии друга, но я сдержался.
– Люк, я прекрасно помню тот день. Ты на всё это никак не отреагировал. Сходил вымылся и спокойно вернулся в класс. Можешь кому угодно сказки рассказывать. Но я более, чем уверен. Ты нарочно оторвал глаза от точки и посмотрел на предателя. Ты – расчетливая, циничная скотина, Люк!
– Всё? Выговорился? Предатель сказал ещё одно слово. – Я тяжело сглотнул. – Это слово из списка запрещенных.
– Ооо! Это уже интереснее! – Гриня зажёгся. Глаза его блеснули азартом, зубы зачесались. – Так, дружище, за нули не беспокойся. – Гриня положил свою тяжёлую руку на моё плечо. – Какой бы штраф ни назначили, я тебе подарочным переводом кину на счёт. Больше сотни тысяч не должны начислить. Ради такого дела и нулей не жалко.
– Подожди, подожди, Гриня. Смотри.
– Куда? – Гриня поправил непослушные очки.
– Туда, на десять часов. – Указывая головой, ответил я.
– Тааак. Одного на квадрат, второго – скрутили. Похоже завтра, крайний срок послезавтра трансляция будет.
– Ты уверен?
– Смотри, смотри. Первого под квадрат отправили. Второго – уводят. Однозначно: добалакались. Услышавшего – на колбасу, сказавшего – на квартет. Первый – свидетель. Второй – предатель. Участь у обоих одна – смертный приговор. Для услышавшего – незамедлительный. Он уподобился землееду – подхватил заразу. Ментальную заразу. Услышавший – случайная жертва. Но тем он и опаснее. Он не контролирует услышанное, не осознаёт его, в отличие от сказавшего. Сказавшего промурыжат пару дней – и на эшафот. Вот и созрел очередной предатель. От свидетеля хоть какая-то польза – людей собой насытит. А от предателя никакой пользы. Тело отправят за купол на съедение землеедам. Бесполезного – к бесполезным тварям!
– Землееды не едят трупы. Они вообще ничего не едят, кроме грунта.
– Да какая разница, Люк!
– Эти бесполезные твари тоже были когда-то людьми.
– Люк, ты это серьезно?
Я пожал плечами. Мне почему-то стало жаль землеедов.
– Ладно, проехали. Выкладывай давай, что предатель сказал. Я уже настроился потерять добрую часть своего состояния. – Гриня саркастически улыбнулся. Все то время, что мы общались, он не переставал являть всем своим видом фирменный глянцевый оптимизм. Меня это немного раздражало. К тому же я нервничал: активно жевал губы, учащенно дышал, надолго закрывал глаза. Лучший друг хотел от меня всего лишь слова, а я тянул время, мне не хватало решимости.
– Люк, да не переживай ты. Все оплачу. Расслабься. Не держи его в себе. Избавься от него. Не хочешь нарушать закон? Хочешь держать планку законопослушного гражданина? Брось, Люк. Не удержав взгляд на точке, ты настолько низко опустил планку, что штраф в сто тыщ нулей – сущий пустяк для твоей запятнанной репутации. Ниже только – стать предателем. Но ты ж не такой?
Гриня тяжело вздохнул. Так туго и так объёмно он ещё никогда не вздыхал, по крайней мере в моем присутствии.
– Хочу тебе кое в чем признаться, дружище. Ради этого момента, только ради него, я отказался от жизни в Солнцеграде. Солнцеградцам категорически запрещено, под страхом смертной казни, общаться с гражданами нижних секторов. Мы бы никогда здесь так мило не посидели вдвоем, не побалакали бы.
– Может оно было бы и лучше, не сидеть и не балакать. – Я продолжал нервничать – старательно тёр взмокшие ладони о льняные брюки из нищешопа.
– Брось, Люк! Хватит уже! Дай своему лучшему другу стать первым в истории Нового Эдема человеком, узнавшего последнее, предсмертное слово одного из самых лютых предателей.
Глаза Грини горели. Да нет, не только глаза. Гриня весь горел. Его изнутри выжигало чувство предвкушения. Похоже, он даже не осознавал своего состояния.
– С какой стати первый?
– Хорошо, хорошо. Первый – ты. Я – второй. Так и быть. – Протараторил Гриня.
– Это слово из списка запрещенных.
– Да-да, я понял. Ещё бы. Чего ещё ждать от предателя подобного масштаба?
– Нет, не могу.
– Ну может как-то завуалированно получится? Ты же уже опробовал свой навык. Хочу заметить: у тебя получилось.
– Это слово из списка запрещенных. Из списка запрещенных с утраченным смыслом.
С моего лба хлынули потоки пота.
Гриня вмиг помрачнел – глянец сошел с его лица. Замер. На мгновение остановил дыхание. Потом вновь раздышался и медленно встал со скамьи. Вытянул руки в мою сторону, выгнул ладони (такой жест означал максимальную степень неприятия собеседника) и сказал:
– Люк, дыши глубже. Не давай ему овладеть тобой. Возьми под контроль.
Слово действительно стремилось вырваться на язык. Перейти из состояния мысли в состояние звука. Обрести речевое выражение. Размножиться – осесть в ещё чьей-то голове.
– Но я хочу его сказать. Гриня, я постараюсь завуалированно. Железяки ничего не поймут.
– Нет, Люк, нет! Не смей! – мой друг кричал и умоляюще смотрел на меня. Его лицо было изжёвано страхом. – Алгоритм в глазу синтика распознает любое слово из списка запрещенных с утраченным смыслом, как бы ты его ни завуалировал.
Гриня не спеша подошёл к ближайшему квадрату. Нагнулся. Коснулся ногтем указательного пальца плоскости.
– Прости, Люк. Ничего личного.
– Я хочу его произнести. Почему нет? Это всего лишь слово. Тем более мы не знаем его смысла. Гриня, мы не знаем его смысла! Это всего лишь набор звуков… Бессмыслица!
Гриня провалился под квадрат.
Тяжело и часто дыша, я остался сидеть на скамье.
4
Синтетики сопровождения ушли восвояси, вернулись в стройное скопление себе подобных. Их клиент, мой лучший друг, антимодный очкарик Нового Эдема, ушел под квадрат. Ушел подобно тому землееду, подобно недавнему свидетелю предательства. Только в отличие от них Гриня отправился туда добровольно. Под квадратом он попал в такую же капсулу, что и эдемцы-преступники. Только помчался он в ней не на колбасный завод, а туда, куда ему захотелось. Скорее всего друг помчался домой, чтобы погрузиться в ванну с антистрессовым желе и потребить расслабляющий сидр. А может направил капсулу в Музей Отрезвления, чтобы утишить смуту, которая наверняка возникла внутри порядочного эдемца после последних мгновений нашего разговора.
Дрон-окулюс, зависавший недалеко, также улетел, туда, где в нем была потребность. Я остался наедине с собой. Одиноко сидящими система не интересовалась. Даже если одинокий посетитель зелёной зоны пробормочет вслух что-то запретное, то произойдет, как говорилось в Книге Закона, бесполезный круговорот слова: мозг, язык, уши, мозг. Обладатель слова просто убедится – это его личная ноша, личная проблема. Пустил в себя слово – обуздай его, приручи. Иначе, оно овладеет тобой и вырвется наружу.
Как только Гриня провалился, у меня пропало всякое желание проговаривать последнее слово предателя. Оно словно затаилось во мне, упокоилось. Но даже если бы я хотел его проговорить, вряд ли смог бы.
Меня одолел страх.
Даже мысленно проговаривать это слово было страшно. Мне казалось, что его слышат все. И для этого нет необходимости облекать его в звуковую форму.
Покинув зелёнку, я двинулся по главной улице города-государства. Гринина стратегия «быстро идёшь – быстро богатеешь» меня не вдохновляла. В своих пеших передвижениях я руководствовался иной формулой: не спеша идёшь – долго живёшь.
Широкая в полкилометра улица пронизывала прямой стокилометровой линией Новый Эдем, разделяя его на две половины. Я шел по правой, вдоль «Шипов Земли», района маргиналов и отщепенцев. Островерхие стометровые башни были настолько одинаковы, что если бы не комбинации нулей и единиц на их округлых рёбрах, то никакая мышечная память не помогла бы. У древних для таких случаев были навигаторы. Но и города у них были совсем другими.
Мне не нужны были ни навигатор, ни цифры на домах. Магазин, в котором работала моя девушка, я мог найти с закрытыми глазами.
– Привет, Лиза!
– Привет, Люк! – девушка в оранжевой футболке с логотипом ритейла ответила не оборачиваясь. Закрепив на стенде последнюю бирюльку, Лиза повернулась ко мне. Поцеловала в щёку. – В зелёнке был?
– Ну да, – неохотно ответил я.
– Вижу, долго там пробыл. Хорошенько надышался и насмотрелся. Зеленью весь пропах. Смотри, Люк, много дышать тоже неполезно. – Лиза пронзила меня взглядом исподлобья. – Согласно новым исследованиям частое и продолжительное вдыхание зелени увеличивает риск приступа землеедства. Говорят, участились случаи. Вроде как в зелёных зонах даже штат синтетиков увеличили, чуть ли не в полтора раза. Правда, не правда, утверждать не буду.
Лиза присела на стул за прилавок.
– Синтиков действительно стало больше. И приступ на днях видел.
– Ага. Всё таки зачастил в зелёнку, да?
Я не знал что на это ответить. Приличный, уважающий себя и закон эдемец посещал зелёнку не чаще раза в месяц. Для здоровья, не более. Я же с некоторого времени стал ходить туда намного чаще. Какая-то необъяснимая тяга появилась у меня к желанию посмотреть и подышать. Какое-то умиротворение я находил для себя в этих незамысловатых действиях.
– Кстати, сегодня с Гриней видели, как одного под квадрат отправили, другого – увели. Завтра или послезавтра трансляция будет. Смотри – не пропусти! – добро улыбнулся я. Лиза не менее добро улыбнулась в ответ.
– Кстати, как тебе? – Лиза, покрутившись на стуле, прикоснулась к накладке, которая лакированным триколором красовалась у нее на месте ушной раковины. – Вчера вот поменяла.
– Тебе очень идёт! – Я потянулся через прилавок к Лизиным губам. Она потянулась навстречу. Мы коротко поцеловались. – У тебя этого богатства целый магазин – можешь хоть каждый день менять. А в прошлый раз у тебя вроде подвеска была, такая, серебристая с зелёным отливом?
– Ну нет же, Люк! В прошлый раз тоже была накладка, двухцветная, круг в кольце. А вот до неё да, подвеска, серебристая, с фиолетовым отливом, а не с зелёным. Кончай уже в зелёнку шататься! А то скоро тебе везде будет зелень мерещиться.
– Ладно, буду меньше… посещать… зелёнку.
Я задумчиво окинул взглядом помещение. Оно вдоль и поперек было забито аксессуарами для одноухих. Набивший оскомину рекламный слоган «красивая асимметрия лучше, чем некрасивая» сделала сеть магазинов «Небезуха» немыслимо популярной.
В магазин зашли трое одноухих. Один из них фривольной поступью подошёл к прилавку.
– Привет, красотка! Для нас бирюлек не найдется?
– Стенд с аксессуарами для мужчин сразу за подвесками из трёх благородных. – Лиза указала за спину молодого человека. – Вон там.
– Дак может ты оторвешь свою попочку от стула и проконсультируешь? Покажешь, расскажешь. Поведаешь о новинках. – Молодой человек опёрся на прилавок, нарочито шмыгнул носом. Осклабился.
– Новинок пока нет. На следующей неделе будут. Приходите. Будет презентация. Всё покажу, расскажу.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69502318&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
