Татьяна Дмитриева "Книга поколений. Нижегородским троцкистам посвящается"

Мой дедушка относится к числу тех лиц, которые не вернулись из застенков НКВД. Официально родственникам сообщили приговор: 10 лет без права переписки. Это могло означать все, что угодно. В нашем случае эта формулировка прикрывала тот факт, что дедушку застрелили прямо во время допроса, когда с помощью побоев не смогли выбить из него нужные следствию показания.

Об этом бабушка узнала по «тюремному телеграфу», когда уже отбывала заключение в лагере. Тогда к ним поступил заключенный, который сидел в тюрьме вместе с дедом. Из биографий тех, кто фигурирует в этой книге, я поняла, что у многих судьба делала трагические зигзаги. Сначала их приговаривали к ссылке, тюремному заключению или исправительным лагерям, а потом арестовывали повторно и приговаривали уже к высшей мере. Скорее всего, так было и с моим дедом. Сначала – 10 лет без права переписки, а потом снова – допросы, допросы. Теперь уже нужен был компромат не на бабушку…

Теперь его «крутили» на компромат на Рокоссовского и Блюхера. И застрелили, когда он отказался свидетельствовать против Блюхера. Так ли это, не знаю, но попытаюсь узнать, возможен ли такой ход событий, исходя из фактографии, точнее, исходя из фактов биографии.

Оказывается, обвинения в троцкизме следователям оказалось мало, и его стали раскручивать за знакомства времен Гражданской войны. Скорее всего, это произошло уже позже, в 1937—1938 году. Тогда было нормальным арестовывать уже осужденных повторно и ужесточать наказание. Из анкеты к протоколу допроса по поводу «активной контрреволюционной троцкистской деятельности» Жестяниковой Розы Вульфовны мы узнаем, что в Гражданскую он воевал с 1918 по 1921 год в 35-й стрелковой дивизии в качестве старшего начальствующего состава – военкома батареи, политрука и секретаря партийной ячейки.

Его воинская 8-я категория учета означает, что он занимал должность помощника командира полка или ему равную. Со слов моего отца, который видел своего отца последний раз в возрасте 10 лет, дед в Гражданскую командовал полком. Это вполне могло быть в случае гибели комполка.

Это разговор состоялся, когда в школе я изучала биографию Гайдара и сказала отцу: надо же, он был совсем молоденький, когда в Гражданскую командовал полком. На это отец ответил: твой дед был не многим старше, когда ему тоже пришлось командовать полком. Он воевал у Рокоссовского и знал Блюхера. Тут он тяжело вздохнул и дальше рассказ прервался. Уже позже, когда я немного повзрослела, отец рассказал, что узнал от матери, что деда убили на допросе, когда с него пытались получить компрометирующие показания на Рокоссовского и Блюхера.

Так ли это, мы узнаем, если получим архивное дело на заключенного Гришанина Николая Ивановича, которое пока найти по архивам не удается. Возможно, дело просто уничтожили, так как даже в те времена для расстрела нужно было хоть какое-то подобие законности – решение Особого Совещания или Особой Тройки. Последние его показания по бабушкиному делу датируются 1937 годом, значит, тогда он еще был жив.

Мог ли дед знать что-то о Рокоссовском или Блюхере? Оказывается, они вполне могли встречаться, хотя вряд ли могли иметь тесные отношения – слишком разное положение они занимали в армейской иерархии.

Однако история 35-й стрелковой дивизии наводит на размышления о том, что знакомы они вполне могли быть. Дивизия освобождала от белогвардейцев Урал и Сибирь. Дивизия Блюхера принимала участие практически во всех операциях по освобождению Сибири. В ноябре 1919 года 51-я дивизия Блюхера вошла в состав 5-й отдельной армии, где служил Рокоссовский, который в августе 1920 года был переведен туда на должность командира 35-го кавалерийского полка 35-й стрелковой дивизии, входившей тогда в состав 5-й армии. Именно в 35-й стрелковой дивизии и служил дедушка.

Надо иметь в виду, что вероятность знакомства не так уж велика: Гришанин был артиллеристом, а Блюхер и Рокоссовский – кавалеристами. Если с Рокоссовским они занимали примерно одинаковое положение – командиров полка, то до комдива Блюхера моему деду было далеко.

Как видно из приведенных обстоятельств, дедушка, тогда совсем юный офицер, все же мог пересекаться и с Рокоссовским, и с Блюхером. Не думаю, что они были дружны, или что дедушка имел на них хоть какой-то компромат. Но даже, если и имел, то не рассказал, а ели не имел – то не выдумал, за что и получил расстрел на месте без приговора суда.

Если учесть, что аресты обоих командиров Красной армии датируется 1937—1938 годами, то, скорее всего, и смерть моего дедушки произошла не ранее этого периода. Хотя компромат на обоих командиров Красной армии начали собирать еще в 1937.

Жестяников Яков Вульфович

Как уже понятно из отчества, Яков был родным братом бабушки Розы. Про него нам известно не много. Его судьба при мне никогда не обсуждалась, но из протоколов допроса бабушки ясно, что он подозревался в активной контрреволюционной и троцкистской деятельности. Из «Ленинградского мартиролога» известно, что он обвинялся по статьям 58-7-8-9-11, то сеть ему инкриминировалось:

– вредительство с подозрением в шпионаже;

– терроризм, включая террористические намерения;

– диверсионная деятельность;

– организационная контрреволюционная деятельность.

Яков Вульфович (Владимирович) – еврей, состоял в ВКП (б) с 1918 по 1926 годы, на момент ареста проживал в Ленинграде и служил начальником отдела снабжения завода «Двигатель». Был арестован 15 октября 1936 года (практически синхронно с моей бабушкой и дедушкой, на полмесяца раньше).

5 мая 1937 года Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР приговорила его к расстрелу. Приговор привели в исполнение на следующий день, 6 мая. Некоторые подробности мы узнаем из протоколов допроса его сестры, моей бабушки.

Полностью реабилитирован посмертно.

Жестяников Лев Вульфович

Жестяников Лев Вульфович (Владимирович) – второй родной брат бабушки. Про него мы знаем только, что он был исключен из партии и переведен на работу в Сибирь. Поводом к обвинению его в троцкизме послужила какая-то рецензия на одну из его книг о фашизме, в которой автор рецензии углядел близость с взглядами троцкистов. Первая книга, изданная в 1931 году, называлась «Итальянский фашизм». Ее до сих пор можно найти в Российской государственной библиотеке.

Вторую книгу «Фашизм и социал-фашизм», изданную в 1932 году, можно даже найти в интернете. Я ее добросовестно прочла, но ничего «троцкистского» в ней не нашла. Разве что он большое значение придавал международному рабочему движению, а значит, уповал на мировую революцию. Но это вовсе не означает, что он вслед за Троцким считал невозможным построение социализма в одной отдельной стране.

Вторым возможным обвинением могло быть то, что он использовал термин «социал-фашизм», введенный Троцким в отношении европейской социал-демократии. В принципе, обе книги пропитаны исключительно пролетарским и коммунистическим духом, в них изобильно цитируются работы Ленина, Сталина и II Интернационала. Может быть, в этом усмотрели приверженность троцкизму – в ссылках на конгресс международного рабочего движения, за которое так ратовал Троцкий?

Интересно, что судьба Льва Жестяникова прослеживается только до 1937 года, что наводит на некоторые размышления. Лев и его жена были преданными коммунистами. Он вступил в партию в 1917 году, а его супруга – в 1919. С 1921 года проживали в Барнауле и Бийске, в 1924 году семья переехала в Сталинград, а в 1927 году – в Ленинград. Скорее всего, переезжали они не добровольно, а работали там, куда их посылала партия. С 1934 по 1937 год Лев Вульфович Жестяников был направлен на практическую работу в Сибирь. Возможно, это уже было связано с необходимостью отстранить его от преподавательской работы. Он занимал должности в исполнительном звене сначала в г. Ленинск (на Кузбассе), а позже в селе Колывань западно-Сибирского края.

В 1937 году он работал председателем райисполкома в селе Колывань. Странный пост, если учесть его преподавательскую и писательскую деятельность в Ленинграде.

Некоторые подробности его карьеры мы тоже узнаем из протоколов допроса его сестры, моей бабушки.

Далее проследить можно только судьбы его детей – Лии и Юрия.

Тетя Лиля

Лия Львовна Жестяникова и ее брат Юрий Львович уехали в 1937 году из Сибирского села Колывань в Ленинград на учебу.

Сын Льва Юрий, 1921 года рождения, поступил в ЛИИ (инженерный институт) на специальность «Двигатели внутреннего сгорания», а позднее перевелся на автомеханический факультет. В первую блокадную зиму от истощения попал в больницу, а в начале 1942 года вместе с институтом эвакуировался в Пятигорск.

Там он работал комбайнером в колхозе вместе со своими друзьями-студентами. После оккупации Пятигорска попал по доносу в гестапо, но там благодаря его внешности белокурого блондина ему удалось убедить фашистов, что он – не еврей. После освобождения Пятигорска Юра стал проситься на фронт, но его не хотели брать в армию из-за сильной близорукости. Но благодаря его упорству он все же был призван на фронт. Погиб в Краснодарском крае при обороне станицы Крымской в 1943 году.

Его сестра Лия всегда мечтала стать биологом, и поступила на биологический факультет Ленинградского Государственного университета. Она училась и работала. Семейные предания гласят, что работала она в Институте растениеводства, который тогда возглавлял Вавилов. Он был не только выдающимся ученым, но и защитником репрессированных – благодаря ему более 40 человек было спасено от «карающего меча революции». Среди них была и моя тетя Лиля. Позднее, в 1940 году, самого Вавилова тоже постигла участь «врага народа», но об этом будет отдельная глава.

Была ли угроза ареста Лии Львовны Жестяниковой связана с судьбой ее родителей или с арестом двоюродного дядьки Жестяникова И. Г., арестованного якобы за участие в убийстве Кирова, или с расстрелом дяди Якова, или с арестом тети Розы, – история умалчивает.

Но семейная легенда гласит, что она вышла замуж за офицера, которого обвинили в контрреволюционном заговоре. Мужней женой она пробыла три дня. Фамилию она не меняла, проживали они с будущим супругом в разных общежитиях, а после свадьбы сняли комнату, адреса которой не знал никто. Эти факты сыграли на пользу тете Лили, так как найти ее сразу не смогли. На третий день после свадьбы она, как ни в чем не бывало, вышла на работу и тут же была приглашена в кабинет к Вавилову.

Он предупредил ее, что к нему уже приходило НКВД, искали ее, но он ответил, что отправил ее в командировку в Туркмению решать вопрос с возможностью озеленения пустыни. Он догадывался, что мужа, вышедшего на службу, уже арестовали. Лия должна была выехать в командировку немедленно, даже не заходя в общежитие или на съемную квартиру за вещами, что она и сделала. Скорее всего, она пробыла там в течение 1938 и 1939 года, пока не улеглась шумиха с ее поисками НКВД, тем более, что обвинять ее особенно было не в чем – она и замужем-то пробыла всего три дня!

Вернувшись, она продолжила учебу. Великая отечественная война застала ее на практике в Одессе. Студенты с трудом, на перекладных, вернулись в Ленинград. Там Лия сразу вступила в батальон народного ополчения санинструктором роты. Опыт работы медсестрой у нее был с финской войны, потому что в 1940 году, параллельно с учебой в университете, она окончила годичные курсы медсестер.

В 1941 году, уже работая в батальоне, она досрочно окончила университет, сдав все госэкзамены. С октября 1941 года она служила в звании старшины медицинской службы сначала в госпитале на Васильевском острове, а потом в госпитале, развернутом на базе Военно-Медицинской Академии.

За свой труд на благо победы Жестяникова Лия Львовна была награждена орденом «Отечественной войны» 2-й степени и медалями «За оборону Ленинграда» и за «Победу над Германией в Великой отечественной войне».

Здоровье ее было сильно подорвано в блокаду, но она продолжала работать в институте растениеводства и учиться в аспирантуре, после окончания которой в 1954 году защитила кандидатскую диссертацию на тему: «Анатомическое строение плодовой оболочки зерновки пшеницы и его значение для классификации рода Triticum».

У меня осталось лишь воспоминание о встрече с тетей Лилей, когда в конце 80-х я с детьми, тогда школьницами, приехала в Ленинград, и мы зашли навестить ее и ее дочь Машу – мою ровесницу, то есть примерно 50-х годов рождения.

Тетя Лиля поразила мое воображение своей преданностью партии и своей интеллигентностью. Рассказывая о родителях-коммунистах, она бросила фразу: «А все-таки он были правы, когда посвятили жизнь делу пролетариата и бедноты. Вспомните хотя бы картину „Бурлаки на Волге“ Ильи Репина. Как тяжело жилось простому народу!». Мы дружно кивали – тут не поспоришь.

Потом вспоминаю еще один эпизод. Мы попросили включить телевизор и показать местную передачу с Невзоровым, что-то типа «60 секунд», о которой так много говорили местные жители. Передача оказалась о современном искусстве, и ведущий за минуту успел осмеять какую-то выставку. Пожилая дама, тетя Лиля, прокомментировала этот опус примерно так: нельзя критиковать то, чего не понимаешь! Я вот тоже не понимаю абстракционизма, но я никогда не скажу, что это – мазня. Может быть мое непонимание – моя проблема, а не проблема художника!

Браво, я до сих пор помню этот разговор и вывод интеллигентного человека, который никого не осуждает, даже если мнение оппонента не совпадает с его собственным. К сожалению, с того времени мы больше не виделись – началась перестройка со всеми последующими прелестями дикого капитализма – безработицей, выживанием и прочими проблемами, а потом было уже поздно.

Жестяников Изолит Григорьевич

Жестяников Изолит Григорьевич, 1904 года рождения, – двоюродный брат бабушки, проживавший в Ленинграде. С ним она практически не была знакома, но по поводу родства с ним и ее осведомленности в его деятельности ее упорно «раскручивали» на допросах. А обвинялся он, ни мало, ни много, в организации убийства Сергея Мироновича Кирова. Настоящий убийца, Николаев, был давно арестован, но сам факт смерти Кирова послужил поводом для того, чтобы расправиться с Троцкистско-Зиновьевском центром в Москве и Ленинграде.

На момент ареста Изолит Григорьевич служил заместителем командира 4-го артиллерийского полка по политической части Ленинградского военного округа в г. Красногвардейске. Из всех членов семьи он был арестован первым – 21 декабря 1934 года. Его обвиняли в подпольной антисоветской деятельности, принадлежности к «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группе Сафарова, Залуцкого и др.», а заодно «в терроризме, диверсионной и контрреволюционной деятельности». Всего из этой группы было без санкции прокурора арестовано 77 человек, из которых 65 состояло в партии и занимало должности в партийных, хозяйственных и советских органах. Никаких конкретных обвинений им не предъявлялось, но все были приговорены к разным срокам наказания – концлагерям и высылке.

Всего за 2,5 месяца после выстрела в Смольном в Ленинграде и области арестовали 843 человека, за весь 1935 год – 26515, а в последующие три года – еще 64248.

Изолит Григорьевич прямо упоминается в материалах дела по убийству С. М. Кирова. На следствии всех арестованных допрашивали о принадлежности к зиновьевской оппозиции и знакомстве с Л. В. Николаевым – убийцей С. М. Кирова.

Примерно 30 человек из них признали свою принадлежность к оппозиции и называли имена тех, с кем поддерживали отношения. В связях с Николаевым не признался никто. 25 человек, в том числе и Жестяников, признали свою принадлежность к зиновьевской оппозиции в прошлом, что до XV съезда партии (до 1927 года) к ней примыкали. Позже оппозиционной деятельностью не занимались и фракционной работы не проводили, хотя и имели отдельные случайные встречи с некоторыми зиновьевцами.

Остальные заявили, что ни в какую оппозиционную группу никогда не входили и даже не знали о ее существовании. Обвинительное заключение не выносилось, конкретных обвинений не предъявлялось, фактов преступной деятельности выявить не удалось. Как шутили в то время – «ни за что у нас 10 лет дают».

Принадлежность Жестяникова Изолита Григорьевича к контрреволюционной организации изобличалась показаниями Звездова и Ханика. Членство в организации Жестяников отрицал, но подтвердил знакомство с Хаником и показал, что слышал от него антипартийные разговоры.

Ханик Лев Осипович

Лев Осипович Ханик, украинец, родился, в 1902 году на хуторе Терновка Гайсенского уезда Подольской Губернии в семье рабочих. Служил в Красной армии во время Гражданской войны, потом был на комсомольской работе. С мая 1927 года по март 1928 работал в торгпредстве в Турции. В июле 1927 года был заочно исключен из партии за фракционную работу. 29 июля подал заявление о присоединении к письму Румянцева о подчинении решениям 15 съезда и снятии своей подписи от платформы ленинградской оппозиции.

Принимая во внимание отход Л. О. Ханика от оппозиции после его личного объяснения, парттройка ЦКК восстановила Ханика в партии с перерывом в стаже. Он окончил 2 курса ВТУЗа, работал инструктором по промышленности и транспорту в Кронштадтском РК ВКП (б).

Л. О. Ханик с 1918 года был членом ВЛКСМ, а с 1920 года – членом ВКП (б). Был арестован 8 декабря 1934 года в связи с убийством С. М. Кирова и обвинялся по статьям 58—8 и 58—11 в контрреволюционной террористической деятельности.

На допросе от 13 декабря 1934 по обвинению Николаева Л. В. и других в убийстве Кирова Л. О. Ханик показал, что действительно был членом «Ленинградской контрреволюционной организации, образовавшейся на базе бывшего троцкистско-зиновьевского блока» и что в 1933 году по инициативе Зиновьева был создан Всесоюзный центр организации.

На вопрос о его личной роли в организации Ханик ответил, что являлся руководителем отдельной группы «Боевого землячества». На вопрос, кто входил в эту группу, Ханин назвал 10 ее членов, и среди них Жестяникова Изолита.

В числе основных направлений деятельности группы Ханик назвал:

•борьбу с существующей политикой партии;

•подрыв авторитета существующего партийного руководства и замены этого руководства лидерами нашей организации ЗИНОВЬЕВЫМ, КАМЕНЕВЫМ и другими;

•борьбу с руководством партии (Сталиным, Молотовым, Кагановичем и Кировым).

Убийство С. М. Кирова членом их организации Леонидом Николаевым находилось в русле этих установок. Ханик подтвердил участие в организации, но его осведомленность в подготовке убийства Кирова отрицал. Жестяников Изолит знакомство с Ханиным подтвердил, но принадлежность к его группе и к организации в целом отрицал. Он подтвердил, что слышал от Ханика антипартийные разговоры.

29 декабря 1934 года Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в Ленинграде Ханик приговорен к высшей мере наказания, приговор приведен в исполнение. Дело прекращено в 1990 году.

Изолит Григорьевич Особым совещанием при НКВД СССР был приговорен к 5 годам заключения в концлагере.

Дело было пересмотрено в судебном порядке в 50-60-х годах. Суд вынес решение о прекращении дела в связи с отсутствием состава преступления. Комитет партийного контроля при ЦК КПСС восстановил в числе многих других и И. Г. Жестяникова.

Не был реабилитирован один человек, который сначала дал ложные обвинительные показания на 111 человек, а потом вел в лагере провокационную деятельность за поблажки и дополнительный паек. Несмотря на это его в 1942 году расстреляли «за антисоветскую троцкистскую террористическую деятельность». Фамилию его не называю, чтобы тень его предательства не легла на его потомков. Я далека от того, чтобы его оправдывать, но все же есть некоторые сомнения в том, как бы мы повели себя на его месте. На месте каждого из них. И все же есть надежда, ведь 76 из 77 арестованных вели себя достойно.

Материалы взяты из открытых источников фонда Александра Яковлева.

Судьба Изолита Григорьевича Жестяникова сыграла свою роль в судьбах всех родственников. Известно, что из партии был исключен его брат, Жестяников Давид Григорьевич. Он был снят с должности заведующего райвнуторга Валдайского района. На партийном собрании ему задавали вопрос, как он, коммунист с 33-летнем стажем, не разоблачил своих братьев?

От товарищей по партии он получил решение: «за связь с врагами народа и за сокрытие от парторганизации, что его братья исключены из партии и репрессированы, из рядов партии исключить». После исключения из партии беды нарастали лавинообразно, но нам известно только о снятии Жестяникова Давида Григорьевича с должности. Что было потом, история умалчивает, хотя могло быть все, что угодно, начиная от концлагеря и заканчивая расстрелом. Надеюсь, что жизнь его пощадила.

Уроки истории

Когда-то мои ровесники учились в советское время, когда преподавание велось куда более основательно, чем теперь, но, тем не менее, мы многого не знаем или понимаем так, как оно преподавалось тогда. Для нас Троцкий – враг, который был убит за границей ледорубом, чтобы не вредить стране.

Рокоссовский – герой Отечественной войны и Маршал Победы; Блюхер – лихой кавалерист времен Гражданской; Киров – соперник Сталина, убитый в Смольном; а Вавилов – ботаник, видный ученый, государственный деятель, репрессированный Берией.

Еще меньше мы знаем о народных комиссарах тех лет – Ягоде, Ежове и Берии. Наша память удерживает только стереотипы. Своего мнения у нас нет ни по одному из вопросов.

И вот, собирая материал, я с удивлением узнала:

– что Троцкий был по многим вопросам прав, и думающие люди не могли не сомневаться в его правоте по ряду установок, а именно это ставилось в вину моим родным;

– что Вавилов был не только гениальным ученым и выдающимся организатором, но и очень порядочным человеком, который спас от репрессий десятки человек, а сам пострадал;

– что Рокоссовский и Блюхер были арестованы почти одновременно, но их ждали совсем разные судьбы;

– что мы зря ставим знак равенства между Ягодой, Ежовым и Берией, ошибочно приписывая Берии массовые злодеяния, хотя он был сильным хозяйственником, видным организатором, а репрессии при нем пошли на спад;

– что Сергей Миронович Киров вовсе не был соперником Сталина, а тайна его убийства до сих пор до конца не раскрыта.

Кроме этих известных исторических личностей на судьбы моих родных повлияло дело Наркома почт и телеграфов И. Н. Смирнова, с которым была знакома моя бабушка и знакомство с которым ставили ей в вину.

Ленинградским и Нижегородским менее известным троцкистам будут посвящены отдельные главы по ходу партийных и следственных мероприятий.

Все эти люди сыграли свою драматическую роль в судьбах моих близких, поэтому о них многое нужно сказать для понимания происходящих тогда событий.

Из исторических страниц особенно важными для понимания являются те, которые описывают события, связанные с троцкизмом – течением внутри партии РСДРП (б). Те, кто считает себя знатоком истории, могут эти главы опустить. Но не думаю, что среди моих читателей много таких знатоков.

Троцкизм