Дэвика Рани "Духовные люди"

– Ни хуя себе – пронеслось в голове.

У меня есть отличительная черта: по жизни я соображаю хорошо, но медленно. А в экстремальных ситуациях быстро, но не очень хорошо. В общем, трясущимися руками я стала гуглить координаты российского посольства в Катманду, и в этот момент вырубился интернет, следом полегла сотовая связь. Тааааааак. Вокруг какой-то кипиш. Я возвращаюсь в свой отель. Хозяин и его семья сидят на улице, говорят, что пошла трещина по зданию, что оставаться внутри нельзя, что они пойдут ночевать на площадь, так как только на открытом пространстве безопасно. Перспектива спать на улице не радует. Я не понимаю серьёзность ситуации. Он отговаривает меня заходить внутрь, потому что меня может завалить верхними этажами в любой момент. Безумству храбрых поём мы песню! Не понимала я что происходит, но сам хозяин периодически бегал в здание и звонил куда-то по городскому телефону, поэтому мне казалось, что он преувеличивает опасность. Я позвонила в посольство. Никто не ответил. Кругом были какие-то груды камней, всё острое, обломанное, нервное и сюрреалистичное. Крики людей, сливающихся в многоголосое месиво… Хотелось спать.

Абсолютная нереальность происходящего. Хорошо, будем принимать (не) реальность порционно. Я смотрю кино про природный катаклизм, мне бы погуглить, что делают герои в таких фильмах, но интернета не было, я не знала технику безопасности при землетрясениях. Кошечкой прокрадываюсь на третий этаж, в комнате сушится бельё. Беру рюкзак с ноутбуком и камерой, кладу туда пару нижнего белья, две футболки, штаны, зубную пасту, щётку, мыло, шампунь. Трясущимися руками. Пытаюсь думать одну мысль за одно действие, не дать пространства панике. Большой рюкзак со всеми вещами оставляю. Закрываю дверь и спускаюсь вниз. Всё это время руки дрожали, тело тряслось, не было страшно в голове, но было страшно в теле.

Хозяин сказал мне купить как можно больше воды, а то магазины могут закрыться. Люди стояли снаружи своих лавок, боясь быть заживо погребёнными внутри, я купила воду два литра и печенье.

Вернулась к отелю. Хозяин паковал одеяла.

– Что мне делать? – спросила я

– Понятия не имею, – ответил он.

А я хотела, чтобы он имел понятие, ведь он – местный житель, и знает, как вести себя во время землетрясений, и, вероятно, знает, раз уж держит отель, куда девать иностранных постояльцев. Но он не знал. Или ему было плевать.

Я очень устала, мне хотелось спать. Было страшно. Я не имела ни малейшего понятия, куда идти, что делать, как думать. Шива поможет, решила я, нацепила рюкзак, и пошла бродить по Тамелю, приходя в ужас от увиденных разрушений. Многие дома сильно пострадали. Я тогда не думала, что там внизу люди под завалами, уже потом, спустя пару дней, пришло осознание. А живые там были и умирали. А я шла по Тамелю, тяжесть рюкзака неприятно давила плечи. Мне было тяжело от рюкзака, а кому-то от свалившегося на него здания.

Время близилось к закату, кругом царила паника, всё закрывалось, сворачивалось в улитку. Какой-то дедушка, посреди улицы торговавший сигаретами и чаем, окликнул меня: «Хэй мисс, идите-ка сюда», налил мне чаю, поджёг сигарету, я же не курю, в смысле бросила. Рука, как чужая, тряслась. А я смотрела на это всё, какое оно нереальное, как в компьютерной игре, меня загрузили сюда, а я не знаю, как выйти, и правила игры мне неизвестны. А Бог, это, стало быть, тот, кто создал игру и наблюдает за ней через меня. Я пыталась наблюдать себя.

Скажу вам одну вещь: страх очень сильно выключает «психологический ум», вот тот, кто жалеет себя, или страдает о судьбах других людей, его не было тогда, такого ума, а было чистейшее наблюдение, как в идеальной медитации. Я просто курила, просто пила чай, смотря на Тамель в лучах закатного солнца. Дедушка сказал, что он со своей семьёй пойдёт ночевать на площадь, что у него есть много одеял, и что у меня целы руки-ноги-голова, остальное – не беда. Говорит, сварим рис и дал[24 - Традиционный индийский и непальский суп из маша или гороха.], покурим, мисс, всё будет окей. Сказал приходить через час. Я ушла. А потом напрочь забыла, где же он стоял со своим чаем. Долго бродила и не могла найти, проклятый Тамель с его лабиринтами. Стемнело, становилось жутко холодно в горах ночью. И пришло осознание – некуда идти, вот совсем.

Я устала ходить. Хотелось спать. Но спать было негде. Набрела на отель пять звёзд, села на ступеньки – не гонят и славно. Охранник принёс горячую воду, интернета у них тоже не было, и электричества. Выпитая горячая вода немного согрела. Хотелось есть. Я съела печенье. Это было ошибкой. Больше еды не было, магазины не работали. Ощущение паники витало в воздухе.

Охранник принёс вонючую куртку. Делать было нечего, мой спальник остался в отеле. В этот момент до меня дошло: а где все иностранцы? Почему я их не видела? Никого? Шла третья бессонная ночь… Я спала на ступеньках отеля в Катманду в вонючей куртке охранника. На рассвете охранник забрал куртку, и я ушла. На колонке почистила зубы, умылась. Собачий холод. Тамель лежал в груде камней. Я встретила группу людей, они сказали, что дорога завалена на подступах к Тамелю, надо разобрать завал, чтобы проехала техника и починила электричество и мобильную связь, что было землетрясение магнитудой 8.7 (из 9 возможных) и ожидаются ещё толчки и что мисс лучше бы свалить в свою страну при первой же возможности, но аэропорт закрыли.

В свою страну мисс свалить не могла, так как посольство Индии, по всей видимости, не работало. Я пошла с этими людьми, потому что не знала, что делать, мы по цепочке передавали куски камней, доски, непонятную хрень, раздирали в кровь руки. От усталости и голода кружилась голова. Я ушла. Далее я помню события весьма смутно. На перекрёстке я нашла иностранцев, они жили в хостеле и спали ночью на полу на первом этаже. Хозяин сказал, чтобы я платила триста рупий, если хочу спать тут, и ещё сто, если хочу в душ, душ находится на пятом этаже, и, если меня накроет там, у меня не будет времени спуститься с пятого этажа на первый – и это мои проблемы, а вода закончилась ещё вчера, поэтому я должна решать сама, куда буду ходить в туалет, но за пользование душем и туалетом всё равно сто рупий. Бизнес во время чумы. Так по-азиатски. Никто ничего не знал. Иностранцы с первого этажа казались мне менее адекватными, чем я, спать с ними ночью на полу не хотелось, и ещё платить за это деньги. Я взяла визитку этого притона и пошла шляться по округе с рюкзаком. Я очень устала бродить бесцельно, но что делать вместо этого, не знала. Была открыта булочная, булки были несвежие, я скупила всё; там стоял телефон, позвонила в посольство, мне сказали, что организуется помощь в русском культурном центре и дали телефон.

В русском центре сказали приезжать, у них есть тент, одеяла, чай и заварная лапша, спать есть где, электричества нет, но обещают сделать сегодня. До конца дня я пыталась всеми способами добраться до центра, но такси были битком, мотоциклисты и весь транспорт битком, все помогали всем, мне не помогал никто, но и я не помогала никому. Я вернулась в место, где разбирали завалы. Сил не было, кружилась голова, тошнило, кто-то дал мне чай. К вечеру на заваленной дороге забрезжил просвет. Люди свернули работу, сказали, что завтра очень много помощи прилетит с разных стран. Интернета не было, мобильной связи не было, невозможно было понять, что происходит. Люди говорили, что много людей под завалами и не хватает рук, нужна помощь.

Я не обрадовалась тому, что жива. Я воспринимала это как должное.

Не могу объяснить, почему я не пошла спать на пол за триста рупий. А пришла к ступенькам отеля. Я думала о том, вот бы принять душ, поесть и лечь спать. И больше ни о чём. Я села на ступеньки и стала смотреть в темноту.

Мимо прошли двое мужчин. «Иностранцы! Иностранцы!» – Радостно подумалось мне, очень хотелось к «своим», непальцы определённо своими не были. Они прошли мимо меня уже несколько шагов, когда один из них вернулся ко мне. В эту ночь отель пять звёзд откуда-то взял свет на вход (видимо, генератор), иначе бы меня никто не увидел. Ко мне подошёл молодой мужчина и, нагнувшись, чтобы я видела его лицо, спросил с французским акцентом:

– Тебе некуда идти?

– Некуда, – ответила я.

– Идём с нами.

Я молча встала и пошла. В ночь. С двумя мужчинами. Мне было всё равно, куда. Какое-то время мы шли молча. Они были в чёрном, мне сложно было их различать в темноте, несмотря на то что у них был фонарь. Один из них сказал, что они живут в двадцати минутах ходьбы от Тамеля, сегодня они купили тент, и у них много одеял, завтра они ожидают волонтёров из Европы, и обещают сделать электричество. «Я хочу спать» – сказала я. Он взял меня за руку. Второй держался особняком. «Ну и пусть, если они психи или маньяки, мне терять нечего», и поразилась тому, что мне не было страшно. На психов они не походили, да и мне было без разницы. Хотя что психи выглядят как-то особенно? Поражалась тому, как странно работает ум в экстремальной ситуации. У моего нового друга оказалась комната на первом этаже, там было всё же несколько ступенек наверх, то есть не очень низкий первый этаж, что в данном контексте являлось минусом; в комнате была большая кровать и длинный узкий диван. Это был гостевой дом с садом и бассейном, в саду возились люди с фонарями, устанавливая тенты и палатки. Мой новый друг сказал, что будет сидеть в комнате, морозиться в палатке ему не сдалось, и чтобы я ложилась спать, но, если мне четыре верхних этажа размозжат череп, это не его проблемы. Почему все мне говорят, что это не их проблемы, я что настаиваю на обратном? Поскольку череп мне уже мозжило, я решила, что у меня антитела к этому и упала на кровать.

Было холодно. Лёд просачивался сквозь кожу, лёд душил меня изнутри. Я умирала. Внезапно я открыла глаза, увидела звёзды и почувствовала, что всё вокруг трясётся. Я решила, что сплю, и что снова надо проснуться, как в фильме «Начало». Очень хотелось спать. Спать. Но всё тряслось и внутри тошнило. Я резко поднялась и поняла, что лежала в одной майке на земле и что снова землетрясение. Рядом сидел мой новый друг, обхватив голову руками. Хотелось смотреть на звёзды, лёжа на спине, но кружилась голова. Кружился мир вокруг, как в стиральной машине. Потом всё успокоилось. И земля, и голова.

Мой новый друг протянул мне руку и сказал: «Лука». Так мы познакомились. Выяснилось, что я отрубилась намертво, Лука почувствовал толчки, схватил меня в охапку, вынес на улицу и положил на землю. И только от холода земли я проснулась.

Мне опять кто-то всунул в зубы сигарету, поджёг. И это оказалась совсем не сигарета. Какая уже разница. Может, помрём все тут. Я сидела в компании незнакомцев, и мы передавали по кругу косяк. Почему-то все казались счастливыми. Потом мужчины пошли обследовать здание на предмет трещин. Трещин не нашли, но было темно, возможно, сверху не разглядели. Мы с Лукой залезли в тент, но не могли уснуть от холода. Так прошла ещё одна ночь без сна. С этого дня я решила спать с сумкой с деньгами и документами на себе, с кофтой на поясе завязанной и с кедами под головой, потому что никогда не знаешь, сможешь ли вернуться в помещение, а лежать в майке на земле мне не понравилось.

На утро мы с Лукой пошли умываться на колонку. Я воняла. Лука предложил прийти ночью, он покараулит, а я помоюсь. Ага. В горах ночью ледяной водой – отличная идея, но вариантов не предвиделось. Он напугал меня вшами, и я помыла голову. Потом подумала, что в другом месте тоже могут завестись вши, и может, предложение Луки не так и плохо. Как выяснилось позже, сам Лука не мылся вообще за всё время повторяющихся толчков в течение месяца.

Многие вещи я помню очень сумбурно. В основном мы шлялись по городу в поисках еды, лавки все были закрыты, то тут, то там на улице можно было встретить лавочников, продающих 3—5 картошин, пару помидоров, несколько луковиц, горстку риса, потому что люди боялись открывать свои лавки, торговать на развес, никто не знал, когда сможет приехать транспорт, привезти что-то, поэтому все экономили, продавали по чуть-чуть, чтобы были деньги на спички, на пару сигарет, на кусочек мыла, ещё какие-то мелочи. Вечером мы собирались по несколько человек, сваливали в кучу улов за день и варили на газовом баллоне в кастрюле всё вместе и делили. Всё время хотелось жрать и спать. В какую-то ночь я помылась на колонке и меня трясло ночь напролёт, и я стучала зубами, выбешивая Луку. Появился страх спать. Боязнь не почувствовать толчки. Ни я, ни Лука не могли спать в тентах – сырая холодная земля, слышно дыхание людей рядом, слишком много рядом незнакомцев, я не могла так спать. Я предложила Луке дежурить по очереди: половину ночи я, половину – он. Но он боялся, что я не разбужу его от мертвецкого сна и не спал совсем, предлагал мне спать целиком. Толчки повторялись почти каждый день в течение недели, я научилась мгновенно просыпаться, бежать галопом на улицу, а потом уже разбираться – померещилось или нет. А мерещилось часто. На четвёртый или пятый день починили электричество и интернет, на седьмой примерно появилась вода. Многие, кстати, обзавелись вшами тогда. А я послушалась завета Луки мыться на колонке. Сам он так и не мылся.

Приехало много волонтёров, которые днями напролёт разгребали завалы, работали в полевых госпиталях, а ночью рубились в карты, пили привезённый дорогой алкоголь и курили местный гашиш. Они были альпинистами, медсёстрами и врачами, бросившими всё, чтобы приехать в богом забытую страну, жить в нечеловеческих условиях и спасать жизни. Они жили в палатках в нашем саду. Я не могла понять, что движет этими людьми. Они искали без вести пропавших, ночами отрывались и никогда не обсуждали события дня. Было одинаково и мужчин, и женщин. Мне неудобно было спросить, почему они это делают. В моих глазах они были почти святыми.

Хозяин отеля, где мы тусовались, приволок откуда-то баллон газа, у волонтёров были запасы бич-пакетов, а где-то дней через пять магазины постепенно открылись. Мы не голодали, но ели меньше обычного: одноразовое питание по вечерам в течение пяти дней. Мы покупали овощи и рис и готовили в котелке: я, Лука, и двое его друзей. Везде висели от руки написанные таблички NO TENT. Катманду превратился в палаточный лагерь. Как и весь остальной Непал. Как выяснилось позже, погибли двое молодых ребят-дипломатов – их завалило лавиной в горах. Их отец их искал, он писал во все русскоязычные чаты с просьбой помочь. Удалось найти людей, кто видел их утром перед землетрясением, они выдвигались согласно расписанию по маршруту, их видели другие ребята, кто спускался уже вниз, и они остались живы, а дипломаты пошли вверх и погибли. Их отец так надеялся, так верил, что они чудом спаслись, что лавина прошла мимо, что спасатели их достали, что они где-то без связи, а может в госпитале без сознания. И таких историй было сотни. Все чаты и форумы раздувались сообщениями, люди искали друг друга, надеялись. Хотелось всё это развидеть. Сердце плакало внутри, но никто не видел. Глаза не имели слёз. За две недели до этого у меня умерла мама. Я никому не могла рассказать об этом. Мне некому было сказать. Я была в эпицентре смерти. Но оставалась жива.

ГЛАВА 4. ЛУКА

На самом деле зовут его Лукас. Он ярый фанат России, поэтому решил модифицировать своё имя. Он очень сильно обрадовался, узнав, что я русская, но я быстро не оправдала его надежд, сказав, что терпеть не могу Толстого (а это его любимы писатель), что Наташа – это имя нарицательное для девушки лёгкого поведения, и что я не люблю российского царя. А вот последняя новость повергла Луку в шок: как, ведь царь всея Руси держит за писюн весь мир, его нельзя не любить… В общем, Лука грезил Россией, спрашивал, насколько ему безопасно путешествовать там, как дела с английским… Было жаль его разочаровывать, что и с английским всё не очень, Россия не та, как в «Войне и мире».

У Луки был весьма хипповый образ жизни: он волонтёрил по миру, в частности, клепал сайты разным отелям или школам, а за это жил и ел бесплатно и иногда получал какие-то гроши. Так он проехал всю Южную Америку, в Азии был в Бутане и Японии, и вот землетрясение застало его в Непале. В нём всё выдавало интеллектуала из хорошей семьи, он представить себе не мог, как можно дуть гашиш с непальцами и волонтёрами, сидя на земле, есть картошку из общего котла и мыться на колонке. У него было несколько дорогих экстравагантных чёрных костюмов, он пудрил лицо и рисовал брови, иногда просил подводить ему глаза. В какой-то момент я поняла, что у него начались проблемы. Однажды я проснулась, оттого что его глаза сверкали в темноте, как у хищника. Я уже побежала на улицу, но Лука сказал, что толчков нет.

– Лука, в чём проблема? Если проблема во мне, я уйду в палаточный лагерь жить, не волнуйся.

– Нет, не уходи, я боюсь быть один, пожалуйста не уходи.

На другой день я пошла в свой отель и забрала все вещи, в том числе и спальный мешок, на тот момент уже несколько дней не было толчков, и я решила, что буду жить с волонтёрами, волонтёрить их работу, чем жить с психом, я стала побаиваться Луку. Но мне стало его жалко. Лука начал бояться голода и натаскивал лапшу и печенье в безумных количествах. Почему синтетическая лапша лучше картошки и бобов на костре, Лука объяснить не мог. Под кроватью образовался стратегический запас еды. Я пыталась уложить его спать, пыталась накурить или напоить, объясняла, что ему надо попуститься, что я буду рядом, а если он боится, что я не разбужу его, то мы пойдём вместе спать в палатку, ничего не случится, у меня есть спальник, в спальнике он не замёрзнет. Ничего не действовало. Человек не спал вторую неделю. Возможно, меня попускало курение косяка по кругу вечерами с непальцами и волонтёрами, и я могла расслабиться и спать, или же я просто очень сильно люблю спать. Но с Лукой нужно было что-то решать.

Хозяин нашего отеля – француз был другом Луки, и я попросила его поговорить с Лукой. Я не знаю, состоялся ли разговор, все были заняты более насущными проблемами, психологическим состояние друг друга никто не интересовался. Лука боялся мыть даже лицо, чтобы землетрясение не застало его врасплох. Я научилась мыться за минуту. Очень чётко помню – мне было всё равно. Затрясёт – я выбегу в полотенце —ну и что. В чём проблема выбежать с мыльным лицом я не понимала. В отеле ещё на тот момент воду не починили, и хозяин провёл трубу в деревяный сарайчик, люди мылись там, можно было вымыться без риска: стена и крыша сарайчика была из веток не могла убить, обвалившись в случае очередных толчков. У Луки было явное расстройство. Ему нужна была помощь. Я опасалась находиться с ним рядом. По моему мнению, я была в адеквате. Но кто знает, Лука тоже был уверен, что он окей. У нас накопились огромные коробки бич-пакетов и печенья, когда под кроватью не осталось больше места, Лука стал штабелями складывать еду у стены. Лука без спроса брал мою косметичку, красился, я боялась ему перечить, а он спрашивал: «Ну как?», я немного поправляла стрелки, и он уходил гулять. Я была уверена, что он гей и ходит гулять со своим бойфрендом, но он уверял меня, что ему нравятся девочки, как мальчики, и показывал своих японок, похожих на лесби. Мне было не до хитросплетений его психики. Я паковала пайки целыми днями для людей, лишившихся крова: одеяла, средства гигиены, еду, а утром волонтёры разъезжались по деревням, а альпинисты-спасатели искали людей в горах, приходили мрачнее тучи и пили, и курили – они не находили живых. Становилось всё напряжённее и тяжелее. Было понятно, что теперь придётся вытаскивать только трупы. Слишком много времени прошло, никто столько не продержался бы под завалами раненый, без еды и воды.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69507916&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Садхака – духовный искатель, тот, кто выполняет садхану – духовную практику.

2

Истинный, внутренний гуру.

3

Мужская юбка до пола из натуральных тканей.

4

Спуски к реке в виде ступенек для религиозных целей.

5

Шиваитский религиозный ритуал.

6

Каста служителей культа в Индии.

7

Один из семи священных городов индуизма.

8

Город в Гималайских предгорьях, мировая столица йоги. Дословно «город мудрецов».

9

Матаджи, благослови нас. «Мата» – мать на хинди, «джи» – уважительное обращение. Богинь в индуизме называют матерью. Местные приняли Эльвиру за инкарнацию Богини.

10

Приветствие в Индии, дословно означает «я приветствую в вас бога».

11

Индуистский бог.

12

Гуру в традиции адвайта-веданты (одна из традиционных школ философии индуизма).

13

учитель