Вячеслав Воейков "Полигон непуганных бомжей"

Полигон непуганных бомжей
Вячеслав Воейков

Эта история о людях, на которых мы не обращаем внимания.Всего лишь изменив точку зрения, ты уже идешь по другой дороге жизни.

Полигон непуганных бомжей

Вячеслав Воейков

© Вячеслав Воейков, 2023

ISBN 978-5-0060-3832-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВЯЧЕСЛАВ ВОЕЙКОВ

Полигон непуганых бомжей

Всего лишь изменив точку зрения,

ты уже идешь по другой дороге жизни.

Первая часть

Глава 1

Мрачное осеннее небо нависло над полигоном.

В восемь часов утра оглушительный рев бульдозера взорвал тишину и пронесся над лачугами бомжей. На извилистых тропах между мусорными кучами, словно призраки, возникающие из ниоткуда, один за другим стали появляться люди. Подгоняемые сзади сизым туманом, они медленно тянулись к месту, где работал мощный железный гигант, и сбивались в кучку. Разные по возрасту, с одинаково тусклыми и бесцветными лицами, собравшиеся больше напоминали живую грязную и опухшую от вчерашней пьянки массу.

Все как один в этой шевелящейся, глухо переговаривающейся толпе держали в руках зеленые строительные мешки, пропитанные вонью и грязью. Еще не совсем проснувшиеся бродяги с равнодушным видом уставились на грозного монстра, появление которого вырвало их из сонного забытья.

А железный амбал, продолжая всей своей мощью врезаться в мусор, угрожающе урчал, рычал, выбрасывал из трубы клубы черного дыма и медленно растаскивал хлам в разные стороны, утюжа его под собой.

Бульдозер, железный раб, послушно делал свою работу.

Тучи на небе сгущались, темнели и опускались все ниже. Перед глазами жителей свалки всплывала безнадежная перспектива начавшегося дня.

Они угрюмо смотрели на ревущую махину, как и на весь мир, безучастными глазами, подавленные живущими в их головах болезненными страхами и мрачными мыслями…

Наконец кто-то рявкнул:

– Сидор! Ты че глазеешь? Недопил вчера?..

От этого крика бомжи оживились и словно по команде всей оравой накинулись на развороченное месиво, ожесточенно вороша его крюками, выискивая и складывая в вонючие мешки нужное для них барахло. Когда мешок наполнялся доверху, отяжелевшую тару прятали здесь же, в отработанном отвале, и, не останавливаясь, продолжали поиски того, что могло пригодиться.

А железная махина, не прерываясь, методично выполняла свою работу. Время от времени она неожиданно замирала, разворачивалась, и гусеничный привод вновь врезался в пласт, как ножом срезая новый слой…

Вскоре на полигоне выросла огромная куча, которую неугомонный бульдозер упорно двигал и двигал вперед…

Через какое-то время ревущее железо ненадолго остановилось, прокрутилось на одной гусенице и, выстрелив черным дымом из трубы, тяжело отдуваясь, поползло на бомжей. Те сначала кинулись врассыпную, а затем пристроились сзади и пошли за ним, как грачи по взбороненной земле, тщательно осматривая каждый сантиметр.

Неожиданно что-то грохнуло. Все, кто находился на полигоне, повернули головы в сторону огромного мусорного холма и застыли от удивления. На их глазах вершина гигантского кургана вздрогнула и стала оседать, проваливаясь внутрь в образовавшуюся воронку…

Обвал сопровождался каким-то утробным гулом, который внезапно усилился, сотрясая землю.

Свалочный газ, образовавшийся внутри полигона в результате разложения гниющих масс, по какой-то причине пришел в движение и начал буйствовать. Ядовитые вещества, накопленные за годы существования свалки, вспучили ее тело, разрывая изнутри. От напряжения оно начало конвульсивно выгибаться, стонать и задыхаться.

Огромная воздушная масса больше уже не могла оставаться внутри. Газ сотрясал всю поверхность полигона мелкой дрожью и с силой рвался наружу в поисках выхода…

И в какой-то момент произошло страшное: оглушительный взрыв разнесся по всей территории, окончательно поглотив верхушку холма в клубах взметнувшейся вверх пыли. Внутри глубокого кратера началось самовозгорание…

Содрогавшееся тело свалки выбросило токсичные вещества, выдохнуло, успокоилось и замерло…

В воздухе расплылось ядовитое облако ужасного смрада.

Обитатели свалки в молчании бессмысленно таращили глаза на происходящее, а затем раздался общий выдох, заглушаемый трескотней бульдозера.

– Там прямо все кипит, – покачав головой, со страхом в голосе проговорил худой болезненного вида бомж с седыми волосами. – Это похоже на ад, – уже шепотом добавил он и трясущимися пальцами стал застегивать замызганную куртку.

В эту секунду сквозь рев работающего трактора донесся чей-то полный ужаса вопль. Сбившиеся в кучку бомжи повернулись на крик и уставились на железного зверя. Прямо на их глазах копошившаяся в мусоре фигура в старом сером плаще, отчаянно размахивая руками и ногами, исчезла под гусеницами, раздавленная тяжелой махиной. Пронзительный крик несчастного взлетел над толпой и потонул в мощном реве бульдозера…

А монстр, грозно хрипя, равнодушно продолжал свое движение. Мощные ножи раз за разом с силой врезались в мусорные пласты, и железная громада легко перемещала их дальше, разравнивая и утюжа своей тяжестью все, что попадалось на пути.

– Дурак он, этот Федька… сам виноват, – шмыгнув носом, проговорил один из бродяг. – Не надо было лезть, пока железка не прошла.

– Да он и всегда был никакой, – со злостью поддержал другой.

Две стоявшие рядом женщины только ошеломленно хлопали глазами и вздыхали.

– Ладно, вечером выпьем за его упокой, – почесал переносицу маленький лысый бомж и со вздохом добавил: – Пусть ему хоть на небесах будет хорошо…

– Ага, – поддержал первый.

– Ну, случилось и случилось, – равнодушно сказал кто-то. – Че встали, надо вслед за этим танком идти, а то что-нибудь интересное профукаем…

И бомжи снова с остервенением заработали крюками, раскидывая ненужное по сторонам. Завидев бульдозер, бросали работу и неохотно отходили в сторону, а после того как он удалялся, вновь, будто саранча, облепляли мусор, подвергая все тщательному досмотру. Работали молча. Только один раз кто-то жалостливо проговорил:

– Эх, жаль мужика! Это ж надо, только за лето восемь наших попало под железный утюг…

Угрюмая масса, не обращая на него никакого внимания, продолжала орудовать крюками.

***

Грохот железного чудища неожиданно оборвался. В наступившей тишине было слышно, как заскрипела железная дверь, и маленький чумазый тракторист спрыгнул на землю.

Он несколько раз присел, разминаясь и размахивая руками, потянулся в разные стороны и оглянулся на бомжей. Мазнув по копошащимся фигурам безразличным взглядом, сплюнул на мусор и пошел к охране обедать. Бродяги молча проводили его глазами.

– Смотрите! Смотрите! – гнусавым голосом вдруг вскрикнул худой бомж в коричневой кепке.

Все, кто стоял рядом, повернули головы в ту сторону, куда указывала рука кричащего.

Трое пацанов лет по четырнадцати, проворно скатившись с мусорной горы, подхватили спрятанные в отвале мешки с товаром и рванули за кучу.

– Э, але! Шпингалеты! А ну стой! Задавлю! – заорал худой обросший бомж, но не сделал и шага в их сторону.

Все понимали, что это пустые угрозы. Ни догонять похитителей, ни тем более что-либо предъявлять им не имело никакого смысла. Ловкие и прыгучие, как саранча, беспризорники быстро исчезли за большими кучами мусора. Лачуги оборвышей располагались немного подальше от свалки, чуть ли не на берегу реки. Там всегда горели костры, а когда наступала ночь, над тихим сонным полигоном с той стороны неслись пьяные песни, ругань и смех…

Бомжи не дружили со своими соседями, даже побаивались их и ходили мыться ниже по течению.

Бездомных детей, успевших многое повидать в своей короткой жизни, нисколько не пугала серая вонючая толпа, обретавшаяся на полигоне. Наоборот, они в открытую провоцировали и грабили бродяг, подбивая их на драку. Это было что-то вроде состязания в ловкости и быстроте. Сорванцы прятались за кучами хлама в укромных местах и наблюдали, как бомжи группами распределялась по местам распотрошения привезенного мусора. Дождавшись, когда те набьют свои мешки товаром, который можно продать, выскакивали из засады и, схватив добычу, исчезали между кучами хлама. Все было очень просто: один отвлекал сторожившего мешки бомжа куревом или «болтухой», настоянной на дрожжах, другие стремительно нападали и забирали трофеи… Молодость и азарт были на их стороне.

Краденые мешки, спрятанные бомжами, давали шанс сегодня быть с деньгами или на худой конец получить в обмен на них пойло, которое называли вино-водочной гастрономией. А после особенно удачной вылазки можно было несколько дней валяться в своих лачугах в прострации и ни о чем не думать.

Беспризорники сбивались в стайки, понимая, что так легче выжить и обеспечить себе пропитание, например, просто отбирая добытое у бомжей. Им этот промысел нравился, он напоминал детскую игру в войну, где победа всегда доставалась более сильным и смелым.

***

К вечеру, когда солнце начинало клониться к закату, сортировка мусора прекращалась. Поеживаясь от холодного осеннего ветерка, пронизывающего старую рваную одежду насквозь, бездомные бродяги устало распрямляли согнутые спины и поднимали с земли свои мешки…

Наверху, за кучей мусора, у проходной, находился приемный пункт полигона. Все знали, что там, у закрытого шлагбаума, в ожидании их прихода собираются всякие темные личности, так называемые частники. У них можно было одним махом поменять собранный цветной металл, алюминий, макулатуру и многое другое на контрафактное спиртное, сигареты, а если повезет, то и на деньги… Нагруженные вонючими мешками, бомжи шли туда вереницей в надежде сорвать куш, который позволит им согреться и запастись едой, а значит, какое-то время продержаться.

От речки потянуло сырым и холодным воздухом, и вместе с ним между огромными кучами мусора стал расползаться смрад. Дурно пахнущий воздух окутывал всю огромную территорию полигона, заставляя толпившихся у шлагбаума частников материться, морщиться и зажимать носы. Но, несмотря на это, они не уходили, дожидаясь бомжей, так как обмен всегда получался выгодным и на нем можно было неплохо нагреть руки.

Никто не обращал внимания на небольшую группу из четырех мужиков и трех женщин, которые, обступив парня лет сорока плотного телосложения, наседали на него с претензиями. Тот стоял напротив, твердо расставив ноги, чуть пригнувшись и наклонив тело вперед, как для прыжка. Ноздри его широкого носа раздувались до невероятных размеров. Парень был на голову выше каждого из тех, кто его окружал, но бродяг это не останавливало, и, образовав полукруг, они не собирались отступать.

Оказавшийся в кольце громила то и дело поправлял сползавшую на глаза синюю спортивную шапку, на которой отчетливо виднелись черные отпечатки пальцев, будто кто-то приложился грязной пятерней. Исподлобья он внимательно следил, за движениями каждого из бомжей маленькими сузившимися глазками, в которых таились злость и угроза. На круглом обросшем лице его играла отвратительная усмешка, не сулившая противникам ничего хорошего. При виде этой злобной ухмылки те поеживались от страха, но не расходились.

– Антон, отдай то, что взял! – хриплым срывающимся голосом выкрикнул кто-то из бомжей и добавил чуть тише: – И можешь валить, куда хочешь.

Антон стянул надоевшую ему постоянно сползавшую шапку и тряхнул длинными грязными волосами. На секунду закрыл глаза, что-то обдумывая, а затем сделал шаг назад и расставил слегка согнутые ноги еще шире.

– Это кто там умничает? – угрожающе прохрипел он, вертя головой в разные стороны, чтобы держать всех в поле зрения. – Ну, чего уставились?!

От напряжения глаза его налились кровью, при каждом слове через редкие черные зубы брызгала слюна. Антон был явно взбешен, острый взгляд его маленьких, похожих на буравчики глаз поочередно останавливался на каждом из присутствующих, словно ощупывая и проверяя на прочность.

– Ну, че! Давно не видели меня! Че пялитесь, спрашиваю!..

Он попытался усмехнуться, но красное от гнева лицо исказила отвратительная гримаса. Бешеные глаза выискивали говорившего, пронзая каждого бомжа насквозь.

– Ну, кто там базарил? Выходи! Иди сюда… И забери то, что считаешь своим…

С глухим ропотом кучка бродяг колыхнулась и медленно расступилась. Навстречу Антону на полшага вперед выступил щупленький старичок лет шестидесяти. Правая рука его опиралась на толстую палку, видимо, служившую ему вместо костыля. Левая, нервно подрагивая и сжимаясь, теребила край толстого синего свитера.