Софья Бекас "Приручить Сатану"

– А Вам бы подошло имя Олег, – добродушно заметила Ева, наблюдая за скачущими по поверхности озера камушками. На некоторое время каждый из них задумался о чём-то своём, и девушка вдруг вспомнила его странные слова, сказанные в их первую встречу. – Кристиан, – окликнула Ева молодого человека, привлекая его внимание, и тот вопросительно хмыкнул, показывая, что слушает. – Почему Вы сказали мне, что не стоит противиться тьме?

Кристиан грустно усмехнулся, покачал головой, будто Ева спросила какую-то элементарную истину, которую, почему-то, кроме него никто не может понять.

– Многие люди, – заговорил он, словно учитель, терпеливо объясняющий в сотый раз один и тот же материал, – ошибочно полагают, что любить зло – грех, однако это не так. Любовь – это чистое и хорошее чувство, и ничего плохого в нём нет, к кому бы оно ни проявлялось. Наоборот, хочешь победить зло – будь к нему добр, быть может, оно просто не знает любви. Жестокость порождает жестокость. А вот если объект нашей любви заставляет нас встать на путь зла, и мы поддаёмся его уговорам, вот тогда да, это мы совершили грех. Решил Вам сказать, мало ли…

Кристиан поднялся, подал руку Еве и помог встать. Девушка отряхнула платье, снова задумавшись над его словами, и не заметила того момента, когда тихое «до свидания» скромно прозвучало в воздухе, а когда Ева подняла глаза, Кристиан уже шёл по воде, оставляя на ней еле различимые круги, словно под его ногами была не хрупкая поверхность озера, а всё ещё твёрдая земля. Его тонкий шейный платок опять развязался, и теперь утренний ветерок белым флагом развевал его над хрустальным повидлом.

– До свидания!.. – крикнула Ева ему вдогонку, и эхо отзеркалило её голос. Кристиан обернулся, опустил голову в вежливом поклоне, улыбнувшись одними краешками губ, и пошёл дальше. Тут Ева почувствовала, что всё вокруг начинает ускользать от неё, распадаться на мелкие осколки, и…

Ева крепко зажмурила глаза и сладко потянулась. Лучи солнца робко пробивались сквозь полупрозрачные занавески и, отражаясь от зеркальной поверхности игривыми зайчиками, окрашивали комнату в яркие пятна. Половина восьмого утра. Девушка повернулась на бок и с интересом оглядела свою временную спальню: широкая двуспальная кровать была придвинута к стене и явно предполагалась для одного человека. В противоположном углу стоял небольшой и абсолютно пустой стол, так что по нему можно было с уверенностью судить о двух вещах: помимо того, что Саваоф Теодорович был педантом, гостей у него бывало не очень много. Огромный гардероб, как показалось Еве, способный вместить в себя все её вещи, занимал почётное место рядом с дверью, а сбоку от него располагалось высокое зеркало с подсветкой в полный человеческий рост.

Ева переоделась во вчерашнее платье, которое одолжил ей Саваоф Теодорович, и вышла в коридор. На кухне кто-то гремел и, судя по аппетитному запаху, разносившемуся по всему первому этажу, готовил завтрак, тихо насвистывая какую-то знакомую мелодию. Ева невольно покосилась на подвальную лестницу: первые две ступеньки как будто светились, залитые солнечным светом, а остальные были скрыты в темноте, так что казалось, что лестница ведёт в бездну. Передёрнув плечами от нахлынувших воспоминаний, девушка вышла в гостиную.

Саваоф Теодорович стоял за плитой и что-то помешивал в небольшой кастрюльке, изредка бросая туда заранее приготовленные ингредиенты. Ада лежала на диване, укрытая сверху тонким пледом, и, видимо, досыпала свой законный воскресный сон. Ева хотела тихонько кашлянуть, чтобы обозначить своё присутствие, но Саваоф Теодорович сам будто почувствовал её и, не оборачиваясь, сказал:

– Доброе утро, Ева! Как спалось на новом месте? Ничего не тревожило? – на кастрюлю опустилась стеклянная крышка, и он наконец повернулся к девушке лицом. В солнечных лучах его тёмные глаза казались двумя большими маслинами, в глубине которых иногда вспыхивали янтарные искорки.

– Благодарю Вас, Саваоф Теодорович, спалось просто прекрасно! – весело ответила Ева, присаживаясь на край дивана и гладя по голове Аду, которая сначала хотела перевернуться на бок, но, заметив сияющее лицо девушки, нехотя открыла глаза. – Ах, мне снился такой яркий сон! – продолжала она, когда всё семейство уже было за столом. – Будто я сидела на берегу озера и разговаривала с…

Ева замолкла, не зная, как описать своего собеседника.

– Разговаривали с кем? – непринуждённо переспросил Саваоф Теодорович, кладя себе в тарелку кусочек сливочного масла.

– Даже не знаю… Я никогда не видела его в жизни или не помню этого, но первое более вероятно.

– Нам никогда не снятся просто люди. Всех тех, кого мы видим во снах, мы видели хотя бы раз и в жизни, – заметил мужчина.

– Да, я знаю. Может быть, я видела его где-то в метро… Не помню. Ещё во сне он сказал мне, что его зовут Кристиан.

Ева не заметила, как рука Саваофа Теодоровича замерла на полпути, а взгляд потемнел и будто похолодел. Правда, напряжение через миг прошло, и на лице мужчины осталось только суровая серьёзность.

– А Вы помните, как он выглядит?

Ева рассказала. Саваоф Теодорович угрюмо отпил из своей чашки кофе – выглядел он довольно расстроенно.

– Что-то не так?

– Жаль, что я? Вам не снюсь, – ответил он и глубоко вздохнул. «Но это мы исправим».

Ева виновато улыбнулась и опустила глаза.

Завтрак подошёл к концу, и вскоре Саваоф Теодорович удалился в свой кабинет, а девушка осталась в гостиной с Адой, где по просьбе девочки они вместе стали читать сказки.

За мужчиной с лёгким щелчком закрылась дверь, и он сразу облокотился на неё, подняв голову вверх. Какая-то противная злоба и досада разъедали грудную клетку и противно ныли где-то глубоко внутри, постепенно изводя, словно зудящий над ухом комар. Отвратительное чувство. После завтрака настроение стало паршивейшим, поэтому Саваоф Теодорович поспешил уйти и всё относительно спокойно обдумать. Он прислонился спиной к книжному шкафу и задумчиво посмотрел в окно, где яркое весеннее солнце отражалось от оставленных вчерашней грозой луж солнечными зайчиками. Кристиан. Раздражение новой волной поднялось в груди, поэтому Саваоф Теодорович отвернулся от окна и стал рассматривать нечто более спокойное, например, свой кабинет. Ему нравилась эта комната, напоминала тот, что у него там, только габариты, конечно, другие. Ева… Ева не виновата, Ева тут не причём. Да. Ева тут не причём. Подумав о девушке, Саваоф Теодорович вдруг что-то вспомнил и растворился в воздухе.

Появился он, впрочем, совсем недалеко: в соседней комнате, а именно в своей спальне. Она была выполнена в таком же стиле, как и рабочий кабинет, но всё-таки была более уютной по сравнению с ним и гораздо больше. Саваоф Теодорович посмотрел в угол и сразу нашёл то, что искал: на небольшом трёхногом мольберте был прикреплён лист формата А3 с почти завершённым образом белокурой девушки, которая смотрела на него спокойным нежным взглядом голубых глаз. Сама собой в его руке нарисовалась кружка крепкого кофе, и он приступил к работе.

Ева и Ада медленно шли по парковой аллее. Солнце весело смеялось у них над головой, просачиваясь жидкими золотыми каплями сквозь листву, и покрывало мокрые после ночной грозы дорожки жёлтыми светящимися пятнами. Утренний ветер шелестел где-то высоко в кронах, запутывался в них и вскоре оставлял всякие попытки выбраться из тонких ветвей, прочной клеткой окружавшие верхушки деревьев; облака бумажными корабликами плыли по голубой реке неба, и на её фоне, словно стайки маленьких рыбок, резвились звонкоголосые птицы.

Жидким серебром блеснуло озеро, и ноги сами понесли Еву к нему, словно эта вечно спокойная гладь притягивала к себе магнитом. Всё было тихо. Лёгкий шелест волны заглушал всякие попытки ветра прорваться сквозь дубовые стены – такая тишина стояла над озером. Ева расстелила покрывало, отпустив Аду бегать по берегу, и разложила вещи: термос с горячим чаем, любимые конфеты и всё остальное, так же приготовленное Саваофом Теодоровичем. Странно. Он ведь не особо пьёт чай, но готовит такой вкусный. И откуда-то знает, какие она любит конфеты, хотя сам предпочитает на сладкое только выпечку. Знает, что она наверняка захочет посидеть у этого озера, поэтому предложил взять с собой толстое покрывало и солнечные очки, чтобы не слепило глаза. А ещё он знает, что травянисто-зелёный цвет хорошо подчёркивает её голубые радужки и золотые волосы, поэтому платье сегодня утром было официально подарено ей с немного грустными словами «всё равно она его не носит».

– Доброе утро.

Ева заозиралась в поисках обладателя этого мягкого голоса, который слышала уже дважды, но рядом никого не было.

– Кристиан?

– Откуда Вы знаете, как меня зовут? – около девушки появилась чья-то тень и, судя по движениям, подошла практически к самой воде. Да, это был он. Тонкий шейный платок едва заметно трепетал на неосязаемом ветру, так что Ева подумала, а не шевелится ли он сам по себе.

– Вы знаете, сегодня мне приснился сон, в котором мы разговаривали и пытались угадать имена друг друга. И я отгадала, – ответила девушка, наблюдая за тем, как тёмное отражение в воде наклоняется и поднимает что-то с земли.

– Мне тоже сегодня снился сон, – тихо сказал Кристиан, и по поверхности озера поскакал плоский камень, – Как будто я запускал «блинчики» и ходил по воде.

– Есть такое…

Оба замолчали. Ева с интересом наблюдала за размытым силуэтом, который один за другим бросал в озеро плоские камушки; почему-то смотреть на то, как предметы сами собой поднимаются в воздух, а потом со всей силы летят куда-то вдаль, было не страшно. Словно прочитав её мысли, Кристиан спросил:

– Вас не пугает, что Вы разговариваете с невидимкой?

– Странно, но почему-то нет. Может быть, потому что я видела Вас во сне и представляю, как Вы выглядите.

Кристиан тихо хмыкнул. Он хотел запустить ещё один «блинчик», но вдруг остановился, и плоский камешек как-то грустно упал обратно в траву.

– Ничего. Придёт время, и Вы обязательно меня увидите.

***

Саваоф Теодорович поднялся со стула и критически осмотрел своё творение. Голубоглазая девушка в травянисто-зелёном платье полубоком сидела на берегу небольшого хрустального озера и смотрела на зрителя спокойным ласковым взглядом; скромная полуулыбка на тонких губах казалось совсем призрачной, но в то же время никуда не девалась, оставаясь неким обязательным аксессуаром. Саваоф Теодорович аккуратно снял картину с мольберта, довольно ухмыльнулся и куда-то понёс, оставив дверь в свою спальню приоткрытой. Он спустился по лестнице, прошёл сквозь гостиную, нырнул в длинный тёмный коридор и вскоре оказался перед спуском в подвал. Щёлкнул выключатель, и комната наполнилась ярким электрическим светом, открывая вид на висящие картины. Саваоф Теодорович встал между своим портретом и изображением молодой пары, о чём-то сосредоточенно думая. Вдруг стена между ними стала разъезжаться, расширяться, и вскоре образовалось новое место для полотна, куда мужчина и повесил недавно нарисованный шедевр. Под картиной появилась бронзовая табличка с коротенькой надписью: «Ева». Портреты по соседству зашептались, но сразу замолкли и застыли, когда Саваоф Теодорович строго погрозил им пальцем и, довольный собой, ушёл к себе в кабинет.

Он уже было потянулся к связке ключей, когда вдруг заметил в своей спальне из-за приоткрытой двери странное шевеление. Мужчина нахмурился – он не ждал гостей – и заглянул внутрь: молодой человек с раскосыми глазами и штанами на подтяжках улыбался от уха до уха. Увидев его, Саваоф Теодорович хитро прищурился и тоже криво усмехнулся, протягивая ладонь для рукопожатия.

– Ну, добрый день… Как Вас?..

– Саваоф Теодорович.

***

Кристиан поднял с земли камень и пустил его по воде: пять равных кругов разошлись по глади озера, после чего камушек нырнул вертикально вниз. Пока побить рекорд пяти прыжков не получалось, хотя размытый силуэт, отражающийся в воде, долгое время усердно тренировался и стал в этом деле настоящим профессионалом. Продолжить попытки не удалось: ветер, наконец-то выпутавшийся из ловушки дубовых крон, взрыхлил до этого такое гладкое озеро и пустил по нему череду мелких, но достаточно высоких волн, так что очередной камень не проскакал и двух раз, как пошёл на дно, сбитый поднявшейся из ниоткуда водяной стеной.

– Вы часто сюда приходите? – спросила Ева, когда Кристиан раздосадованно положил руки в карманы и отошёл от края озера.

– Достаточно. Я здесь провожу всё своё свободное время, когда таковое появляется. Место такое… Хорошее.

– Да, хорошее, – согласилась Ева и замолчала. Ада уже сполна набегалась и наигралась, поэтому теперь без сил лежала на покрывале, отгородившись от остального мира большим полотенцем. – Наверное, мы скоро пойдём, – зачем-то сказала Ева в ту сторону, где предположительно стоял Кристиан.

– Да, мне тоже пора. До свидания, Ева.

– До сви… Погодите, откуда Вы знаете моё имя?

Но ей никто не ответил, только ветер подул сильнее, нагоняя на небо лёгкие облачка. В другой раз Ева бы подумала, что весь разговор с Кристианом ей померещился, но тогда она была уверена: два раза показаться ей не могло.

Дом Саваофа Теодоровича встретил Еву с такой же заботой, как и перед уходом, а вот самого хозяина дома нигде не было видно. Усадив Аду за обеденный стол и вручив ей в руки какую-то булочку, оставленную ещё после завтрака, девушка поднялась на второй этаж и аккуратно постучала в дверь рабочего кабинета. Внутри были слышны чьи-то голоса: солидный бас Саваофа Теодоровича и чей-то ещё, глухой и надтреснутый, будто его обладатель много курил или имел серьёзные проблемы со связками. Получив разрешение Саваофа Теодоровича в виде приглушённого «да-да», Ева зашла внутрь и замерла на половине пути.

– Познакомьтесь, – сказал мужчина, указывая рукой на собеседника. – Гражданин Бесовцев. Мой старый коллега и просто хороший приятель.

Человек сидел вполоборота к двери, так что девушка хорошо видела его раскосые глаза на выкате, худощавое сложение, впалые щёки… Паренёк с интересом обернулся на гостью и хищно, с искорками безумия улыбнулся, увидев Еву. У «человека в окне» теперь было имя.

– Саваоф Теодорович… – робко начала девушка, кивнув визитёру в знак приветствия. – Ада очень хочет есть после прогулки, что насчёт обеда?..

За столом все о чём-то оживлённо разговаривали, все, кроме Евы, которая пока переваривала не только очень вкусную карбонару, но и неожиданное знакомство с тем, кого до этого видела в своих страшных явлениях. Гражданин Бесовцев, видимо, действительно был очень близок с семьёй Деволинских, так как, несмотря на то что обращался к Саваофу Теодоровичу по имени-отчеству, говорил с хозяином дома на «ты». Ада тоже очень обрадовалась, когда увидела, кто пришёл к ним в гости, так что Ева сразу почувствовала себя немного лишней в компании старого семейного друга.

Когда трапеза подошла к концу, Саваоф Теодорович подошёл к уже известному шкафу и вынул из какого-то ящика колоду карт, ловко проделывая с ней разные фокусы.

– Будете играть? – спросил он из темноты гостиной, пропуская из одной руки в другую «пружинку».

– Я всегда «за», – ответил Бесовцев, опрокидывая в себя остатки чая. Саваоф Теодорович вопросительно посмотрел на Еву.

– Я не против, но только если не на что-то, – сказала Ева, задумчиво создавая ложкой в кружке маленький смерч из чаинок.

– Ну… – протянул Бесовцев, нагловато положив ногу на ногу. – Так не интересно. Предлагаю сыграть на желания.

– Только не на желания! – сразу воскликнула Ева: играть на желания ей хотелось меньше всего.

– А на что же? На деньги?

– Нет, почему. Можно… На конфеты, например.

Саваоф Теодорович и Бесовцев коротко переглянулись, а затем разразились добрым, искренним смехом. Ева потупила глаза и обиженно надулась.

– Ладно, – Саваоф Теодорович отодвинул в сторону вазу с конфетами, чтобы раздать карты. – Если желание Вам не понравится, можете не выполнять.

Ада тоже хотела поиграть со взрослыми, но её в итоге не взяли, поэтому ей пришлось довольствоваться пресловутыми конфетами и возможностью смотреть в карты отца.

Играли всего пять раз; не все пять раз проиграла Ева, два раза умудрился проиграть и гражданин Бесовцев, но девушка уже заранее обрадовалась, что взяла себе некую «акцию». Получалось так, что Ева должна была два желания Бесовцеву и одно Саваофу Теодоровичу, а Бесовцев, в свою очередь, по одному каждому из них.

– Дамы вперёд, – учтиво намекнул хозяин дома, убирая карты обратно в коробку. Молодой человек с немного косым взглядом откинулся на спинку стула в ожидании своего вердикта и выпустил в воздух тонкую упругую струйку дыма, которая сразу превратилась в почти идеально овальное облачко. Сигареты в его руке Ева снова не заметила, а Саваоф Теодорович ничего не сказал по этому поводу, поэтому девушка только молча поджала губы. Она всерьёз задумалась над тем, что бы загадать относительно новому знакомому. Ничего путного и более интересного, чем мешок конфет, ей так и не пришло в голову, поэтому она просто назвала то, что давно хотела.

– Серьёзно? Куст белой розы? – Бесовцев даже поперхнулся, когда услышал её желание: признаться, он ждал нечто более экстравагантное. Ева пожала плечами и только сказала, что он может и не выполнять её просьбу, на что Бесовцев презрительно фыркнул, нагнулся под стол и, как факир, вынул оттуда маленький шипастый кустик в глиняном горшке. Расширенные от удивления глаза Евы остались незамеченными, как и её скромное тихое «спасибо».

– Ну что ж, – гражданин Бесовцев довольно потянулся, хрустнул пальцами и кровожадно улыбнулся в предвкушении улова. Ева постаралась выглядеть спокойной, но на самом деле внутри она очень волновалась. – Я хочу, чтобы ты… Однажды поздней ночью посмотрела в окно. Сможешь выполнить?

Ева снова удивлённо на него посмотрела, но на этот раз её непонимание встретили хитрые глаза Бесовцева.

– Да, но ведь Вы никак не проверите выполнение желания…

– О, поверь, мне это не нужно. Так что, ты согласна? И да, избавь меня, пожалуйста, от своего вежливого обращения на "Вы" – чувствую себя стариком.

– Как скажешь. Я согласна.

– Отлично, – Бесовцев довольно потёр друг о друга ладони, придумывая ещё одно желание, и, видимо, забывшись, выпустил тонкую струйку дыма, сразу превратившуюся в маленькую серенькую птичку. Саваоф Теодорович, до этого не вмешивающийся в их разговор и думающий о чём-то своём, слегка махнул рукой, заставляя птичку рассеяться в полупрозрачное облачко, и строго посмотрел на Бесовцева, который под его взглядом сразу вернулся с небес на землю.

– И… Спой нам что-нибудь.

– Спеть? Что именно?

– На твоё усмотрение, – Бесовцев лукаво посмотрел на хозяина дома и как бы невзначай сказал: – Саваоф Теодорович прекрасно играет на скрипке, ты знала?

– Да, доводилось слышать… Очень красиво.

– Поверь, с его сопровождением даже самые ужасные звуки будут казаться прекрасной песней, но, я думаю, ты и так неплохо поёшь, – сказал Бесовцев, выпуская под нос слабый дымок, так что он стал похож на китайского дракона с длинными усами. Саваоф Теодорович шуточно закатил глаза, поражаясь его наглости, но всё-таки встал со стула и пошёл за скрипкой, шепнув Еве на ухо, чтобы она пока выбрала музыку. Девушка знала наизусть не так уж много песен, так что вариантов было немного.

– «Пшеничные волосы», – сказала она, когда Саваоф Теодорович вернулся со скрипкой. Тот понимающе кивнул и попробовал пару нот.

– «Снова всходит луна, предвечерние полосы

Освещают надеждой пшеничные волосы…»

Как только прозвучали первые строчки песни, Ева совершенно забыла про какое-либо волнение: Саваоф Теодорович отлично играл, будто всю жизнь учил именно эту партию.

– «…Что струятся в руках, словно жидкое золото,

Словно мёд, наконец-то застывший от холода.

Я люблю эти волосы цвета пшеницы,

Что качаются в поле под щебет синицы,

Что хранят чёрно-белое дерево, трепет,

Когда думают, что их никто не заметит.

Они лентой песчаной вдоль берега вьются,

Как змея, с пересохшей пустыней сольются,

И не шелест волны мне мерещится снова -

Это волосы шепчут подобия слова.

Я смотрю и не вижу пшеничные пряди,

Потому что они развеваются сзади,

Потому что они, словно ангел-хранитель,

Раскрывают свои обнажённые крылья.

Я их ласковый шёлк пропускаю сквозь пальцы;