– Смотри не поймай тиф! – сказал Петр.
Я об этом как-то не подумал. Сейчас я впервые услышал о тифе в Белой армии. Еще в Москве он свирепствовал перед тем, как я уехал, но я отчего-то его не боялся.
– Ничего, не поймаю!
Я помню, как Петр провожал меня до поезда. Мы стояли на платформе, прислонившись к теплушке. Петр, как часто, стал философствовать.
– Смотри, как ярко светят звезды. Если хочешь сойти с ума – то только постарайся понять две вещи: «время» и «бесконечность». Ни то, ни другое человеческий ум не может объять!
Я влез в теплушку перед самым отходом и только тогда узнал, что и она набита тифозными. Весь поезд был тифозный. На нем, оказалось, был только один санитар, две сестры и доктор, который уже бредил, но еще старался на остановках вылезать. Ничего никто из них сделать для больных не мог, только давали пить воду, которую набирали на станциях. В результате я превратился в санитара и с крынкой воды лазил по полатям, стараясь утолять жажду больных. Но и тогда мне не пришло в голову, что могу схватить тиф.
Куда шел этот поезд, я понятия не имел. Во всяком случае, не в Харьков. Он дошел до Люботина, и там сказали, что он поворачивает куда-то в сторону. Говорят, до Харькова верст 30. Я пошел на станцию узнать, есть ли поезда. В станционном зале, набитом людьми, большей частью женщинами, сидящими на узлах, произошла невероятная встреча. Всю жизнь меня удивляло количество совпадений, случавшихся со мной.
Я о Люботине раньше и не слышал. Случай меня привел сюда. И вдруг:
– Николаша, что ты тут делаешь?
Посмотрел – тетя Соня Дмитриева-Мамонова, двоюродная сестра моего отца. Имение у нее было в Тульской губернии, что она делала в Люботине?
– Тетя Соня, а ты что тут делаешь?
– Да у меня тут имение.
– Имение?
– Да, недалеко, рядом с Голицыными.
– Какими Голицыными?
– Да Вера, двоюродная сестра твой бабушки Дондуковой.
– Я и не знал об этом.
– А ты зачем здесь?
– Да еду в Харьков эвакуировать Эллу Ширкову.
– Да туда поездов нет.
– Ну, как-нибудь проберусь.
Пошли к начальнику станции. За мной идет какой-то поручик. Я спросил у начальника про поезда. Он и слушать не хочет. Повернулся, поручик мне говорит:
– Мне тоже нужно в Харьков, пойдемте возьмем паровоз.
– Как – возьмем паровоз?!
– Просто. – Он указал на свой наган.
Пошли. Нашли какой-то маленький паровозик. Машинист говорит:
– Я с этой станции никуда не хожу, в Харькове никогда не был.
– Ну, слезайте, я железнодорожного батальона, сам справлюсь.
Я стал кочегаром. Не трудно, что в печку дрова подкидывать. Но дров мало. Переменили стрелку, проехали и стрелку обратно поставили. Поручик мой все знает. Я его спрашиваю:
– Достаточно дров?
– Да не знаю, сколько этот самовар жрет.
К удивлению всех на платформах, проехали несколько станций или полустанков. Одна, кажется, называлась Новая Бавария. Дров все меньше и меньше.
– Не доедем, придется пешком переть.
Действительно, все меньше и меньше пара.
Какой-то запасной путь, и вдали уже виден Харьков.
– Бросим этот самовар, быстрее пешедралом до Харькова дойти.
Свели паровоз на запасной путь и пошли пешком. Версты четыре до окраины. Пошли по полю. Снег хрустит под ногами. Дошли до какого-то предместья. Большой город. Наконец нашли извозчика. Приехали. Поручик пожал мне руку, спросил, есть ли чем заплатить. Денег у меня было достаточно.
– Ну, приятной эвакуации, я вам не завидую, тут уже паника. – И слез.
Я поехал на извозчике дальше. Город современный на вид. Пяти-шестиэтажные доходные дома. Приехал. Большой квартирный дом. Большая передняя, швейцар и центральное отопление. Тепло. Лифт действует. На третьем этаже квартира. Звоню. Открывает дверь горничная. Спрашивает: «Вы что, к графине?» Все как будто нормально.
Тетя Маня обрадовалась:
– Как? Почему?
– Приехал за Эллой Ширковой, в Крым ее везти.
– Да милый, она больна, и девочка слишком маленькая, чтобы ехать.
– Мне приказано их вывезти.
– Это совершенно невозможно. Подумай, все отсюда бегут, поезда набиты, в коридорах, на крыше, как Элла может путешествовать?
Эллу я не видел, она была в кровати. Меня накормили. Тут были какие-то две старушки, которые будто бы знали меня, но я теперь не помню, кто они были. За столом я спросил тетю Маню про Аллу.
– Ах, я ее устроила в какой-то полевой госпиталь, где она теперь, не знаю.
Я решил разузнать про поезда. Пошел на улицу, нашел извозчика и поехал на станцию. Там невероятный кавардак. Залы и платформы набиты народом, сидящим на узлах. Но, удивительно, масса офицеров и солдат. Если действительно красные наступают, отчего они не на фронте?
Вокзал колоссальный, лучше московского. Поезда на каждой платформе, уже набитые. Я пошел к коменданту. Пробраться к нему было трудно, не пускают.
Спрашиваю:
– Когда поезда идут на Крым?
– В Крым? Да вы что, с ума сошли? В Крым только военные поезда идут. Последний пассажирский ушел сегодня утром.
Я, конечно, объяснил, что не для себя стараюсь, а везу даму с ребенком.
– Это никак!
Но узнал, что на следующее утро в 9 часов отходит. Вероятно, последний пассажирский поезд в Ростов.
Поехал обратно. Заказал извозчика к 6 утра, думал, что, если приеду заранее, как-нибудь устроюсь. Сказал тете Мане. Она на меня обрушилась. Я ей говорю, что хочу видеть Эллу.
– Это невозможно, она спит.
Я настоял, и ее разбудили. Я нервничал, зная, что Элла рожденная Звегинцова. Хотя я лично Звегинцовых не знал, мой отец и мать их знали хорошо, и я вырос с представлением, что Звегинцевы упрямые и могут быть очень неприятными.
Наконец появилась Элла в халате. Она мне очень понравилась. Привлекательная и совсем не то, что я ожидал. Я ей объяснил, зачем приехал, она сразу же сказала, что поедет, и, несмотря на протесты всех присутствующих, просила помочь ей уложиться. Было тогда 11 часов ночи.
Тетя Маня убедила меня прилечь и говорит:
– Вот комната, там три кровати, там двое из твоих спят, они тоже завтра утром едут. Николай Татищев и Димка Лейхтенбергский[273 - Герцог Лейхтенбергский Дмитрий Георгиевич, р. 18 апреля 1898 г. в Санкт-Петербурге. Юнкер. Участник восстания юнкеров в Петрограде 27—28 октября 1917 г. Был в заключении в Петропавловской крепости до начала 1918 г. В Добровольческой армии и ВСЮР в эскадроне л.-гв. Конного полка; в ноябре 1919-го – начале 1920 г. в Ялте. Ранен летом 1920 г. В Русской Армии в конвое Главнокомандующего до эвакуации Крыма. Корнет. Эвакуирован из Ялты на корабле «Корвин». В эмиграции в Германии и Канаде, владелец отеля. Умер 25 декабря 1972 г. в Сен-Совёрде-Монтань (Канада).], они оба ранены.
Я обрадовался, по крайней мере я не один.
Они, конечно, спали, и я их не трогал.
Разбудили нас троих в пять утра. Мы все обрадовались друг другу.
– Что ты тут делаешь, тебя же убили под Британами!
– Как видишь, еще жив.
– Так тебе же мозги вышибли!
– Нет, немного оставили.
Поели, Элла уже была готова, с бесконечным количеством багажа, спиртовкой, термосами, бутылками молока и т. д. Я смотрел на все это с ужасом. К тому же бедная Элла действительно была больна.
С трудом все это уложили на извозчика и поехали на вокзал. Слава богу, были еще носильщики. На левой стороне платформы стоял ростовский поезд, на правой – тоже пассажирский, с красными крестами, в Севастополь. Я ахнул, когда увидел ростовский поезд. Он был набит так, что и спичку уронить невозможно. Напротив стояли Николай и Димка, как видно, нашли себе место в красно-крестном поезде. Я был в отчаянии.
Мне вдруг пришла в голову идиотская мысль. Даже в России был невероятный снобизм среди чиновников. Я подошел к Димке и говорю:
– Послушай, могу я твою фамилию употребить у коменданта, чтобы найти место?
– Да, конечно, если это поможет.
Я на это не слишком надеялся, но попробовать нужно. Пошел. Вчера меня к коменданту не пускали. На этот раз я прошел прямо к нему:
– Простите, я к коменданту от герцога Лейхтенбергского.
– Ах, пожалуйста, пожалуйста.
– Господин полковник, я от Его Высочества герцога Лейхтенбергского. – Я надеялся, что он не знает, что тот не высочество. – Мне необходимо купе первого класса в ростовском поезде.
Он на меня посмотрел с удивлением:
– Для герцога?
– Никак нет, для его семьи.
– Да, да, конечно, я сейчас очищу вам купе. Лучше поближе к концу, ближе к уборной, вы с ними едете?
– Так точно, меня назначили их конвоировать.
– Да, сейчас, сейчас.
Я был так ошарашен этой удачей, что не верил своему счастью.
– Я вам дам ключ, так что вы сможете запереться в купе.
Я оказался с подпоручиком и двумя солдатами. Они вошли в вагон, очистили купе, погрузили весь багаж, посадили Эллу с Еленкой и поставили часового в коридоре.
Я был совершенно изумлен.
Поезд пошел. Но тут у меня началось второе беспокойство. Бедная Элла была сильно больна. Нужно было кормить девочку, ей, кажется, только два месяца было, менять пеленки, укачивать. Я за эту поездку научился многому: и температуре молока, и смене пеленок, и всяким другим неизвестным для меня няньческим тайнам…
Поезд шел очень медленно, кажется, через Изюм, Славянск и Таганрог. Приехали мы в Ростов на следующий день. Нужно было узнать, есть ли поезд на Новороссийск. Если нет, у меня адрес Сони Кочубей, нужно было туда отвезти Эллу.
Я вышел на платформу. В конце платформы группа военных, идущих мне навстречу. Господи боже мой, Петр Врангель. Я испугался, я его не знал и побаивался. Стал во фронт. Он вдруг остановился передо мной. На моих погонах были вензеля.
– Вы Конного?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Лейб-эскадрона?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Как вас зовут, молодой человек?
– Николай Волков, ваше превосходительство.
– Что вы тут делаете?
– Провожаю жену и дочь ротмистра Ширкова, ваше превосходительство.
– Передайте привет Элле.
– Так точно, ваше превосходительство.
