Сергей Богомолов "Дети Духов. Часть 2"

Дети Духов. Часть 2
Сергей Богомолов

Трое подростков государевых кровей вступают в жизнь. И у каждого свой путь, своя дорога, свой смысл жизни… Это продолжение романа «Дети Рода», но в то же время и отдельное произведение. И также как и там, здесь присутствуют нелицеприятные сцены, читать которые слишком впечатлительным или высокоморальным людям не рекомендуется.

Дети Духов

Часть 2

Сергей Богомолов

© Сергей Богомолов, 2023

ISBN 978-5-0060-3865-3 (т. 2)

ISBN 978-5-0060-2192-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

16. Гром

– Я описалась… – растерянно произнесла Бурька, глядя на себя вниз, где из-под рубахи всё ещё лилась тоненькая струйка, прямо между её мощных ног, да на спущенные штаны. Перевела взгляд на здоровенный окровавленный меч в своих руках. Который она перед этим держала на коленях, дабы он не мешал и не упирался в землю, когда она, спустив порты и задрав рубаху, немало не смущаясь Грома, присела помочиться в корнях широкого дерева. Затем свою одежду оглядела – Впрочем всё равно стирать надо – решила – кровью всё заляпалось…

Откуда-то вынырнул мерзкий худой старик, в одной набедренной повязке, да на голове шапка как у кромешей. Увидав безголовый труп, захихикал, выставив одинокий гнилой зуб. Ухватив за остатки длинных седых волос, замаранных красным, подобрал голову. Чуть тряханул, давая возможность стечь тяжёлым рубиновым каплям с обрубка шеи, и подтянул её вровень к своему лицу, вглядываясь в остекленевшие глаза и недвижимо приоткрытые, побледневшие губы:

– Судьба ей шептала-шептала, показывала-показывала, а она так и не разглядела, даже мимо прошла, оставив врага за спиной… – посмотрел он на Бурьку хитрым взглядом и снова на голову – Впрочем слеп ты или зряч, от судьбы всё одно не уйдёшь…

Небо и земля вдруг вздрогнули грозовым раскатом вдали, и зарокотало странным боем, мелодично и в такт, будто музыка какая небесная. Только от такой музыки аж поджилки затряслись, страх и отчаяние в душе поднимаются, а тело непослушным становится.

– Хе-хе-хе, началось… – старикан оглядел притихших юнцов, этак с прищуром, да и молвил совсем не пойми о чём – Благословила вас судьба кровушкой. Видно, благоволит вам, раз дала ещё одну возможность. Потому жизнь сохранила, и всё вернёт, что сейчас потеряли, даже с прибытком. Дабы смогли вы прислушаться к этому знаку и выбрать, домой вернуться иль продолжить свой путь. Себе на беду, другим на пользу…

– «Какую такую возможность? Что вернёт и чего потеряли? Почему на беду?» – Гром не особо-то и слушал что тот лопочет, не понимал, да и не хотел. Он, словно в тумане, смотрел на красивое, жутко и странно выглядящее без головы и обволакивающих волн серебристых волос, такое знакомое голое тело. Пальцы неуклюже откинутой руки разжались, приоткрыв, удобно разместившуюся на мёртвой ладошке, тонко сработанную рукоять стилета, птица с распростёртыми крыльями и головой женщины.

– Ты энтот ножичек лучше не трогай – произнёс дедок ещё напоследок – проклят он, самой судьбой помечен… – да исчез, вместе с мёртвой головой Заброды.

Бурька, проводив его глазами, наконец снова к своей проблеме вернулась. Положила меч, да стянула порты полностью, лучше так, чем в мокром щеголять. Меч свой здоровенный, только что познавший кровь Заброды, обтёрла о траву и листья, снова за спину приладив. Только после этого толкнула Грома:

– Слышь? Пойдём, возвращаться надо, кажись случилось чего-то.

– Случилось… ты убила её… – не отрывая глаз от безголового тела ответил тот.

– А что мне делать было, когда она уж ножом своим на тебя замахнулась? – вовсе не чувствуя никакой вины, возразила Бурька и, схватив Грома за руку, потянула – Пойдём к нашим говорю, слышь грохот какой стоит?!

Оказывается, довольно прилично от лагеря отошли, уж и солнце садиться начало, когда знакомый брод увидали. А по дороге всё тревога нарастала, хоть грохот этот непонятный и смолк, но уже на подходе гарью какой-то повеяло. А как к реке вышли, так первым делом ещё дымящийся остов ладьи в глаза бросился. И ни души не видать, мёртвая тишина стоит, будто целая армия враз исчезла по всей реке, даже птицы молчат, дымом напуганные.

Вытащив оружие, осторожно переходить стали. На серёдке остановились, следя глазами за проплывающим мимо трупом. Глядь, а там дальше ещё несколько ладей сгоревших.

И на берегу трупы валяются полураздетые с ранами рубленными, глубокими. Всё ценное содрано вплоть до сапог, а что горит сожжено, даже землянки бродников.

– Прямо пьяных убивали… – бубнила Бурька прохаживаясь по лагерю в поисках живых или знакомых – Видно кто оружие схватить успел и сопротивляться начал… А иных просто повязали, да в полон увели… – остановилась возле кучки убитых, коих явно зачем-то в одно место привели, да и просто головы порубили. Может не понравились чем, раненые да строптивые излишне.

Костерок свой чуть в стороне развели. Снеди правда мало совсем, лишь чуть набрали, что кромеши не нашли, а скорее просто побрезговали.

– Может в других местах отбились? – Бурька всё попыталась разговорить, замолчавшего будто навсегда, Грома – Да не, судя по всему, основное войско кромешей по реке снизу вверх шло, иначе мы бы их на обратном пути встретили. А какие отряды с той стороны, через брод, на себя внимание отвлекали, так сразу с нескольких сторон и нападали. Спешили, потому и пожгли столько, что с собой уволочь в такой скорости не смогли… Даже пленных некоторых добивали, раненых иль кто спьяну шевелится плохо, а то и упрямились какие… – Гром лишь плечами пожал, не отрывая взора от огня – Что далее делать будем?

– Как скажешь – соблаговолил наконец равнодушно ответить он, и снова замолчал. Откуда он-то знает? Дорогу Черныш указывал, так и его нету. А и какая разница теперь? Мертва его суженная, которую ведьма предсказывала. Головы напрочь лишилась – «А вдруг то не она была?» – сама собой надежда подкрадывалась – «Стала б моя суженная, да на меня же с ножом кидаться?»

– Уцелевшие верно в Забугар подались… – продолжила Бурька, да вдруг как шикнет – Тихо! – вздев настороженно свой меч, который теперь и так-то из рук не выпускала.

– «Словно это я, а не она, языком весь вечер треплет почём зря…» – Гром, однако, тоже рукоятку обхватил, да прислушался к ночным шорохам. Звук становился всё сильнее и наконец, раздвинув ветви, подслеповато жмурясь и покачиваясь, всё с тем же бочонком и огромным мешком, на свет костра выбрался Босой. Тяжело плюхнулся, к теплу поближе, и первым делом, вырвав пробку, приложился к бочонку, в котором, судя по всему, не так уж много и осталось. Наконец оторвавшись, произнёс вытирая губы:

– Что за дела? Никого нет, хорошо хоть огонь развели, еле нашёл…

– А ты где был?! – обрела свой грубоватый голос Бурька.

– Да там – махнул непойми в какую сторону рукой – в кустах спал.

– Побили нас – объяснила она – кромеши неожиданно напали. Кто жив, кто мёртв, а кого в полон угнали, незнаем.

– У… – понятливо кивнул Босой головой – Бывает… – и так равнодушно опять задрал бочонок над головой, что Грому прям захотелось съездить ему ногой в морду – Ну чего смотрите? – произнёс отхлебнув, и заметив хмурые взгляды своих младших товарищей – А вы, отправляясь на войну, думали что всегда побеждать будете? Такова судьба ватажника, все знали на что идут… Уж сколько раз в таких переделках побывал. Ну… – тряханул бочонок возле уха, проверяя сколько там ещё осталось – За весёлые да хмельные пиры в мире духов! – и пустил пузатую тару по кругу.

На следующий день Бурька молчаливо бродила по всему бывшему воинскому лагерю кругами, ковыряясь в кучах пепла, переворачивая трупы и роясь в мусоре, выискивая всякое добро. Найденное отволакивала к их стоянке, аккуратно складывая и видно даже не задумываясь как они всё это тащить будут, да и зачем?

Босой просто валялся возле костра, подложив под голову свой мешок, отходя от похмелья да изредка равнодушно поглядывая из-под полуприкрытых век, на растущие объёмы рухляди, аккуратно разделённые на кучи по назначению: со съестным, с различным снаряжением воинским и конским, да со всякими одеждами, тканями или верёвками.

Гром сидел на берегу, неосознанно теребя оберег, что выдала ему ведьма, и с тоской наблюдал, как по рябой от мелкой противной мороси воде, отражающей нависшее пасмурное небо, проплывают первые, ещё только чуть тронутые желтизной, осенние листья. Его всё никак не отпускали думы про суженную.

Вдруг тёплым воздухом окатило, будто сам дух ветра шумно на голову выдохнул, так что аж волосы взвились, и тут же фырк недовольный сзади.

– Черныш? – боясь поверить, недоверчиво произнёс Гром полуобернувшись – Черныш!!! – завопил вскочив, и обхватив сильную толстую шею обеими руками, упёрся лбом в чёрное плечо друга потерянного. Конь аж остолбенел, так и замер в своём непутёвом виде, весь взъерошенный, в гриве и хвосте мусор древесный, да иголках сосновые, в бахроме на копытах репьи нацепились, седло набок сбито – Черныш… – ласков шептал Гром, чуть не плача и поглаживает его – Как же ты?

– Проголодались видно, на одной траве лесной, без овса-то… – Босой тоже повеселел, поглаживая двух кобылок, что уже рылись в припасах Бурькиных – Ну теперича и домой можно, хоть не пешком добираться…

Всё ж отправились только утром. Пока лошадей в порядок привели, да упряжь кой-какую наладили из того, что нашли. Припасы нужные отобрали, да на лошадях закрепили. Да и не сподручно на ночь глядя в дальний путь отправляться.

Босой ещё и нарядился богато. Не с собой же мешок тащить, и так места мало, а там всякая одёжка оказалась, которую у купца он стырил. Порты бархатные, рубаха крашенная, кафтан золотом вышитый, пояс с бляхами дорогими, шапка с опушкой собольей. Особенно сапоги его порадовали, новенькие, мягкие, удобные. Как одел всё, ну чисто боярин знатный.

– Ну хватит любоваться-то – поторопила Бурька со своей лошади – всё одно пропьёшь.

Да и Черныш нетерпеливо копытом бьёт, глазом косит.

– Хошь и побитые, а домой аки князь явлюсь! – последний раз довольно оглядел себя, да аккуратно, так чтобы новьё не помять, на лошадку взгромоздился, в седло из одеяла старого устроенного – Нам значится туда – тыкнул пальцем на северо-запад.

Гром тоже в седло вскочил, коня по шее похлопал, да и отпустил уздечку, как до этого делал, давая свободу. И тот пошёл, только в обратную сторону, к броду и тропке что на юг, в степь ведёт.

– Эй, ты куда?!

– Куда дух судьбы приведёт… – даже не обернулся, только рукой махнул на прощанье – Лихом не поминайте…

– Ну а ты-то чего, Бурь?! – воскликнул Босой, увидав как Бурька легонько пнула свою кобылу, да узду потянула в сторону, направление указывая, и та с радостью потрусила за Чернышом Грома.

– Куда дух верного меча указывает…

– Тьфу-ты! Совсем дурные… Вот чтоб вас обоих эти самые духи и побрали… – разворачивая лошадь следом за ними, выругался Босой. Ну правда, не одному же через эти глухие, разбойничьи места пробираться.

– Скачем всё и скачем… Уж сколько дён не пойми куда… Одна степь голая кругом, с этой травой пожухлой… Небось и морозы скоро…

– А ты всё ноешь и ноешь всю дорогу – отвечала Бурька Босому.

– Так у меня уже весь зад отбит! – возмутился тот – Уж лучше веслом на ладье ворочать…

– Вон там распадок хороший – снова перебила его Бурька – и ручей есть. Гром! – позвала.

– А? – обернулся всадник впереди.

– Привал на сегодня…

Споро, уж каждый привычно знал своё дело: расседлали да стреножили лошадей, пустив их выискивать ещё зелёную травку, набрали сухих веток в кустах вдоль ручья, костерок развели да похлёбку заварили.

Пока готовится, Бурька взяла свой здоровенный меч и выдернула из ножен тот клинок, что Грому отдала, указав им в сторонку.

– Ну-у… – заново заныл Босой – Дай передохнуть-то хоть – всё ж поднялся, не надеясь на милость своей неугомонной ученицы – и куды тебе двуручный бой-то ещё? И так быка кулаком зашибить можешь, а в большой битве, где стеной стоят, так он бесполезен вовсе…

С тех пор, как по петляющим узким и каменистым тропам спустились с сопок забродья, и выехали в степь, Бурька так и пристала к Босому с требованием научить её обращаться с двумя мечами, и неуклонно заставляла его заниматься с ней на каждой остановке.

Однако, наблюдая за ними, при этом не забывая помешивать в котелке, Гром заметил, что ныл-то Босой больше для порядка. Как только он вставал напротив Бурьки, взгляд его становился острым, движения непредсказуемые и опасные, а голос, указывающий на оплошности ученицы, строгий и жёсткий. И даже прутья в руках, коими он выводил слаженно и красиво, будто не бой показывал, а загадочный танец, казались настоящими мечами. Видно, от скучной дороги с двумя упрямыми, не нюхавшими настоящей жизни, молокососами, с коими и поговорить-то особо не о чем, да ещё и лишённый возможности охмелеть да забыться, он и сам втянулся. С тоскливой радостью вспоминал свои былые умения и навыки, и теперь действительно хочет передать их, дабы не пропали они в туне, вместе с ним.

– «Похоже и правда когда-то был хорошим воином. Может даже дух кликов снова к нему вернётся… Если только раньше нам не повстречается какой хмельной дух».

– Уже неплохо. Движения скованные, ну так это из-за меча твоего двуручного, да брони. Но от неё тебе избавляться рановато пока – всё ещё поучал Босой, когда оба запыхавшись, закончили стучать деревяшками о мечи и, напялив верхнюю одёжку, присели к костру – а вот меч лучше перековать, из него так-то целых два можно сделать… Завтра вдвоём на тебя нападать попробуем – хлебая кашу, пояснил на брошенные взгляды, обрадованный Бурьки и недовольный Грома – потому как этот бой и предназначен, чтобы выстоять одному против многих, да ещё и без доспехов. К тому ж и Гром потренируется, а то только смотрит, а клинок держать и не умеет совсем…

– Всё я умею.

– Вот и поглядим…

Вскоре и правда стало подмораживать, воздух просох, а земля затвердела и лошадям стало гораздо легче перебирать копытами по беспорядочно улёгшейся, но теперь ставшей хрупкой и ломкой, хрустящей траве.

В один из таких ясных и морозных дней, впереди замаячили всадники в узнаваемых шапках с лисьими хвостами. Вряд ли бы уставшие за долгий переход лошади, не привыкшие питаться одним подножным кормом, смогли бы ускакать от них. Да Гром и не хотел, полностью положившись на равнодушно топающего вперёд Черныша. Лишь внутренне напрягся перед встречей с неизвестным. Развернувшись полукольцом, десяток всадников направился навстречу путникам, а подъехав ближе, полностью окружили, с интересом оглядывая и изредка переговариваясь на непонятном наречии.

– Кто? – произнёс десятник узнаваемое слово гортанным голосом.

– Салавский купец – тут же выдал Босой заранее заготовленный ответ – а это слуги мои – указал на Бурьку с Громом.

Похоже ничего не понявший, десятник ещё раз оглядел троицу подозрительным взглядом, и повёл головой в сторону, тем самым приказывая следовать за собой.

– Ну вот, всё! Теперича в полон заберут и поминай как звали… – шёпотом вздохнул Босой – И дёрнули меня духи худые за вами последовать…

Знать темник кромешей предпочитал степной простор да открытое небо, душной тёмной юрте и многолюдной ставке войска. Потому как восседал, вместе со своими тысячниками, на постеленном прямо на земле широком ковре, вкушая жирную баранину и забродившее кобылье молоко. По далее от табунов лошадей, отар овец и виднеющихся за его спиной юрт степной армии, с тысячами рабов. И не шум, не запах, не доносился сюда, лишь лёгкий свежий ветерок колыхал мех на шапках. Среди сидящих, путники заметили и поганов, видно остатки правого когтя, присоединившиеся к войску кромешей после разгрома.

Вот эти-то поганы и взяли дело в свои руки, как только десятник доложил на своём гортанном наречии, указав на, слезших с лошадей и выставленных перед сборищем, путников.

– Что ж ты без товара, купец?

– Может растерял всё в дороге? Иль отняли?!

– Да ну-у… С такой-то охраной непобедимой… – весело скалились, поглядывая на юных помощников купца.

По знаку темника к нему подскочил человек, явно отличающийся от всех сидящих. С угодливым выражением на безбородом лице, глупой шапочкой на макушке, и в длинном неудобном халате из дорогой ткани с вышитыми чудными зверями. Заправив ладони в длиннополые рукава, он, склонившись к уху своего повелителя, что-то бодро нашёптывал, по видимости переводя разговор. Темник с интересом внимал, иногда чему-то кивая с тонкой улыбкой, при этом не сводя с новоявленных гостей хитро прищуренных глаз.