Ольга Пустошинская "Каникулы в лагере, или Осторожно, дети!"

– Артемьев!.. Баранов!.. Горина!.. Новикова!

– Здесь, – отозвалась Катька.

Когда назвали фамилию Валерки, тот почему-то промолчал. Неужели не сел в автобус, передумал ехать?

– Русаков! Отсутствует, что ли? – растерялась вожатая.

Катя обернулась и увидела Валерку. Тот сидел в конце автобуса и давился коржиком.

– Тут я, – ответил Пузан, когда наконец прожевал.

Белка поставила галочку в тетрадке и упрекнула:

– Сразу надо отвечать, когда спрашивают.

– Уже лопает! Ха-ха! – развеселился кто-то из мальчишек.

Двери с шипением закрылись, заревел мотор, и автобус тронулся.

– Ура! – завопили все.

Катька уставилась не моргая на лобовое стекло. От «Аэрона» во рту было сухо. И от кого ей достались такие неправильные уши?

Морячка поднялась и, держась за поручень, громко сказала, стараясь перекричать мотор:

– Давайте знакомиться, ребята! Меня зовут Галя, а её, – она указала на Белку, – Лена.

«Поздно, – мрачно подумала Катя, – сразу надо было говорить. Вы теперь всё равно Морячка и Белка».

– Давайте споём, тогда и дорога будет короче! – прокричала Морячка. – За-пе-вай! Вместе весело шагать по просторам, по просторам!

Катька молчала. В другое время она бы показала всем, что такое настоящее сопрано. И спела бы что-нибудь нормальное, а не вот это, детсадовское.

На ухабах автобус подбрасывало, девчонки визжали, и всем было весело, кроме Катьки. Ей казалось, что дорога никогда не закончится, но наконец увидела впереди, среди высоких деревьев, большие ворота и надпись сверху: «Пионерский лагерь Солнечный».

Мучение одно

Вожатые пересчитали всех по головам, как будто за время поездки кто-то мог провалиться сквозь пол, и повели галдящий седьмой отряд в корпус. Катька шла с чемоданом по дорожке и думала, что жить всё-таки хорошо и что она больше никогда не сядет в автобус, даже за двухколёсный велосипед.

Не забывала Катька глазеть по сторонам, ведь в лагере было на что посмотреть. С обеих сторон аллеи стояли белые скульптуры: горнист с горном, барабанщик с барабаном, пионер возле знамени, девчонки, которые кружились, взявшись за руки, и юбки у них развевались, как настоящие. Были и стенды, все про пионеров, какие они трудолюбивые, добрые, смелые и талантливые.

Сам корпус Катьке понравился. Большой, разноцветный, ещё пахнущий краской, с длинной верандой. А вот палату назвали палатой, потому что она была точь-в-точь как больничная: десять железных коек и белые крашеные тумбочки. И всё. Голые стены, голый пол. Пусто, неуютно.

Галя-Морячка улыбнулась:

– Устраивайтесь, девочки.

– А где телевизор? – пискнул кто-то.

– А телевизор в пионерской комнате. Да зачем он вам, неужели дома не надоел? Некогда здесь телевизор смотреть.

Катька почувствовала себя обманутой: в кино совсем не такой лагерь показывали. Там и картины висели на стенах, и зеркало, на подоконниках стояли цветы, и занавески красиво колыхались…

Ладно, пустую палату можно потерпеть. А бассейн где? А спортивная площадка со всякими лазалками-прыгалками? Вот как после этого людям доверять? Дома во дворе хотя бы на панцирной сетке можно поск