Медовый капкан
Владимир Михайлович Гвановский
Каждый год пахнет по-своему и наполнен красками из собственной палитры. Время может источать нежность и спокойствие. Или душить страхом и отчаянием. А иногда в воздухе чувствуется приближение перемен. Я описываю две тысячи девятый – год крымского счастья, которое мы не осознавали, но и в тот счастливый год можно было позволить себе жить на краю. Ведь рай и ад, падение и преодоление – в каждом из нас. Два рассказа этой книги – о беззаботных крымских музыкантах. О попытке почувствовать нити, связывающие нас с друзьями, со случайными попутчиками, с ветром над лесопосадкой. Почему то важное, что случается с нами, проходит так быстро? Зачем рядом жил этот несчастный добрый человек? В новом сборнике снова только две новеллы. Во времена господства виниловых пластинок музыкальным миром правили двусторонние синглы, по одной песне с каждой стороны диска. Удивительная лаконичность формы. Можете считать мои сборники аллюзией к формату винила.
Владимир Гвановский
Медовый капкан
Шампанское для Светланы Аркадьевны
– Решено, пацаны: новый две тыщи девятый встречаем у меня. С Джоном перетёр – он только «за», обещал завтра ёлку притащить. Где-то валяется эсесеровская гирлянда. Девчонки салатики настругают, запекут курочку. Короче, велкам! – Дима распахнул скрипучее окно лоджии и стал раскуривать трубку с вишнёвым табаком.
– Я разжился фирмовым диском ELP, прихвачу. Он отлично дружит с ёлкой и гирляндой, – ответил Митя.
– Диск не булькает, тёзка!
– Говно вопрос, – отозвался третий на лоджии тёзка, Димка, – и «Хортицу», и шампусик, всё как надо возьмём. Вот только мы с Митей обещали предкам, что с ними за столом посидим. А потом сразу к тебе.
– Какие вы душные, – рассмеялся Дима, – значит, к вашему приезду всё сожрут гости. Прихватите тогда и хавку!
Диме двадцать девять, он всегда гладко выбрит, но носит пышные бакенбарды. Снимает квартиру в Симферополе на пару с Джоном, саксофонистом, и работает в бригаде электриков, которая шабашит по ЮБК. Митя и Димка учатся в ТНУ на пятом курсе – первый заканчивает математический, второй – физвос. По вторникам и четвергам студенты репетируют дома у Мити, их рок-группа пока безымянная: худенький волосатый Митя поёт и играет ритм, а коротко стриженный Димка – соло. Дима же пообещал записать для первого сингла партии баса и ударных, поэтому тёзки старательно копят на студию.
Дым табака летит с пятого этажа к лесопосадке, на краю которой мнётся красивая рыжая девушка с золотистым ретривером на поводке.
– Соседка снизу, – Дима помахал девушке, затянулся, и табак затрещал в его трубке, – красотка, но странная, знакомиться не хочет, даже своё имя не говорит. Правда, здоровается.
– Дима, а что это за Мате Залка, в честь которой твоя улица называется? – спросил Димка, заталкивая бычок в пустую банку из-под фасоли, – сестра милосердия, штоле?
– Мне насрать, дорогой.
– Вы уникальные черти, – возмутился Митя. – Мате Залка – это совковый убийца, венгр вроде, корефан Бела Куна. Они устроили в двадцатых Красный террор в Крыму, столько людей тогда положили. А имя у него да, мелодичное.
– Митя, ты как всегда: я у мамы умник. Мне, конечно, пох, но лучше б я не знал, что живу на улице имени какого-то кровавого козла.
Девушка с ретривером дождалась: к ней подошёл плечистый мужчина в кожаной куртке, взял за руку, и парочка скрылась в сосняке. Смеркалось, от автовокзала по Симферополю расползался туман. Мите захотелось, чтоб пошёл затяжной дождь, и тогда в квартире на Мате Залки стало бы ещё уютнее. И чтоб вот эта милая соседка вдруг пришла, но только без качка. Тогда Дима сразу достанет из дубового серванта бокалы с выщербинами и откроет, смеясь, шампанское. Митя представил позднее утро первого января, когда все ещё спят вповалку в прокуренной комнате, а он на кухне обнимает рыжую девочку в мятой рубашке оверсайз. Одна сигарета Winston на двоих, поцелуи, и в кухне столько мягкого клубящегося света, как никогда раньше.
– Эй, прекрасный Митя, ты чего завис? Пошли пожрём! – Дима приобнял его и увлёк в комнату, закрыл скрипучее окно. Под абажуром Димка терзал акустическую гитару Trembita:
Що за вовки воють в лiсi?
Ето хлопцi з AC/DC!
Ой, нема, ой нема краще нашого села!
Хто там лiзе через тин?
Гарнi хлопцi з гурту Queen!
Ой, нема, ой нема краще нашого села!
Хто там курить сигарету?
Хлопцi з гурту Nazareth'y!
Ой, нема, ой нема краще нашого села!
Тридцать первого декабря выпал первый снег, шёл весь день и таял, а под вечер усилился, дороги подморозило и замело. Маршрутные «Газели» уже не могли заехать на вершину холма, к микрорайону «Пневматика», где жил Митя. Димка схватил рюкзак, выпрыгнул из маршрутки и пошёл вверх по ледяной корочке. Хитрый план теперь был под угрозой. Думали сначала отметить новый год «по России», в двадцать три часа, с Митей и его родителями; потом вызвать такси и ехать домой к Димке, встречать с его родными «по Украине», в полночь; ну а дальше – таксо на Мате Залки и свобода. Теперь машина не приедет, придётся скользить по холму и ловить попутку уже внизу: опять всё бегом.
Друг ждал Димку у круглосуточного магазина.
– Митя, я по дороге видел мужика в костюме, который брился у старого «Москвича», на авто гирлянда нацеплена. Це хто вообще?
– Это, тёса, сосед из корпуса напротив, его жена через суд выселила из квартиры. Живёт теперь в машине, постоянно ходит с бумагами, снова судится.
– Так давай купим ликёру, вернёмся, поддержим мужика? По стопарику выпьем с ним.
– Не пьёт. Лучше не надо, чел не в себе, кинется ещё, праздник нам испортит.
В квартире их ждали родители Мити – папа Георгий, отставной военный, невысокий, худощавый и улыбчивый; мама Ирина, учительница русского языка, щебетавшая таким южным, таким мягким украинским говором, от которого сразу становились тепло. Выпили по стопке вишнёвки, а ко второму тосту на столе возникла утка с яблоками и печёной картошкой. Дальше пили за здоровье бабушки из Киева, за родственников в Одессе и Забайкалье, за учеников тёти Иры.
– Мальчики, вы хотите посмотреть Медведева по телеку? Ну и правильно, что там слушать, пойдёмте лучше на лоджию, сейчас станут салюты пулять, – сказала Ирина, – у нас чудесный вид, который вот-вот пропадёт: на пустыре весной начнётся стройка. Я каждое утро пью кофе и смотрю на Чатыр-Даг, на эти маленькие сосенки у обрыва. Новый дом всё закроет. Ну да ладно, что это я… Папа, неси шампанское, всё пропустим!
И начались фейерверки.
– Туплю, тёса! Могли же на крышу влезть, Алим и его кореша точно там тусят. С крыши центр видать!
– Забей, тёса, вот уже всё и закончилось.
Ирина закурила тоненькую ментоловую сигарету:
– Какая крыша, сынок? Там сейчас настоящий каток, придумал ещё.
– С крыши тоже никак. Слабовато пуляют. Видно, народ на двенадцать часов пиротехнику бережёт, – подытожил Георгий.
Под новый год Димка подстригся совсем коротко, и у окна на лоджии ему было неуютно. А за шапкой и курткой лень идти. Уже минус пять, наверное. Из головы не идёт тот чудак в машине. Как он греется? Включает мотор? А если бенз закончится? Какая же гадость – вот так пожениться. Обнимаешь женщину под цветным одеялом, закидываешь на неё ногу, целуешь сладко в ушко, утром вы пьёте кофе вдвоём… А потом ты уже один в ржавом «Москвиче».
– Мам, мы с тёсой собираться будем, чтобы к тёте Вале успеть, – сказал Митя.
– Так, быстрый ты мой. Давайте нашу любимую споём, и еще по рюмочке, а потом идите. Папа, наливай!
Настойку дядя Георгий делал сам, из вишни с огорода, а проверенный спирт покупал у сослуживца. Вишнёвка всегда выходила крепче сорока градусов и прекрасно пилась на морозе. Димка знал фирменный вкус – его семья дружила с родителями Мити много лет, и пару раз в год все собирались за столом, чаще летом, на даче.
Ирина запела, а со второго куплета подхватили Георгий и тёзки:
Шёл казак на побывку домой,
Шёл он лесом, дорогой прямой.
Обломилась доска,
Подвела казака —
Искупался в воде ледяной.
Он зашёл на крутой бережок
И костер над рекою разжёг.
Мимо девушка шла
И к нему подошла:
«Что с тобою случилось, дружок?»
Отвечал ей казак молодой:
«Осетра я ловил над водой.
Буйна речка быстра,
Не поймал осетра,
Зачерпнул я воды сапогом».
Говорила казачка ему:
«Не коптись ты, казак, на дыму.
Уходить не спеши,
Сапоги просуши,
Разведем мы костёр на дому».
Был казак тот ещё молодой,
Да к тому же ещё холостой.
Эх, дощечка-доска,
Подвела казака —
Не дошел он до дому весной.
В коридоре тётя Ира вручила Димке бутылочку ликёра, «для мамы», а сыну – пакет с закусками. Поправила воротник Митиного пальто.
