Александр Витальевич Лоза "Жизнь и судьба прапорщика русской армии"

До 1 января 1915 года в русскую армию, имевшую на начало мобилизации в 1914 году численный состав 1 млн 422 тыс. человек, было мобилизовано 5 млн 130 тыс. человек. В 1915 году численность действующей армии непрерывно менялась в зависимости от понесенных потерь и их восполнения. После апрельского наступления немцев, Галицийского прорыва и тяжелых боев, численность к 15 мая 1915 года сократилась до 3 млн 900 тыс. человек, а к 15 сентября – до 3 млн 800 тыс., а еще через месяц выросла до 3 млн 900 тыс. человек.

В эти почти четыре миллиона человек и влился своей единицей восемнадцатилетний юноша-новобранец Николай Лоза.

В те годы в России в системе призыва в армию в соответствии с «Уставом о Воинской повинности 1915 года» именно уездный воинский начальник, возглавляющий уездное по воинской повинности присутствие, после освидетельствования в соответствии с «Наставлением по Воинской повинности для руководства при освидетельствовании телосложения и здоровья лиц, призываемых к исполнению сей повинности», признанных приемной комиссией годными, решал, в какие войска и в какие части посылать новобранцев, прибывших на его призывной участок.

Нужно сказать, что только призыв новобранцев 1914 года был проведен в соответствии с действующим военным законодательством. Начиная с 1915 года по Приказу №2, 1915 года по Военному ведомству призывы были досрочными, то есть призывались лица моложе 20 лет. Поэтому 18-летний Николай Лоза и был призван в армию.

Порядок при призыве в армию, явку и доставку призываемых в приемные комиссии на сборные пункты контролировало Министерство внутренних дел – полиция, а сам призыв осуществляло Военное министерство. Полиция всеми силами боролась с проникновением в армию нелегальной литературы и неблагонадежных: «В целях пресечения новобранцами, в особенности из числа фабричных и заводских рабочих… возможности приносить с собою в войсковые части преступные прокламации и вообще нелегальную литературу… разрешается производить чинами полиции осмотр отдельных вещей тех из призывных, относительно коих возникает подозрение».

Из новобранцев на сборном пункте формировались маршевые команды и отправлялись к месту дислокации воинских частей. Новобранца Николая Лозу направили в военно-автомобильную школу совсем не случайно. Его уровень образования – Хорольское городское четырехклассное училище, резко выделял его из числа других новобранцев, поэтому воинский начальник на призывном пункте определил Николая Лозу по новой, технически сложной воинской специальности – военный шофер.

В августе 1915 года в составе маршевой команды, в теплушке воинского эшелона, новобранец Николай Лоза отбыл в город Петроград, к месту своей будущей службы.

Младший брат Карп вспоминал: «Мать сильно горевала с уходом Николая. Она сразу будто постарела и стала еще более молчаливой». И дальше: «Я особенно, кажется, не переживал уход Николая в армию, а наоборот, завидовал ему, что он пошел на защиту «Веры, Царя и Отечества». Я убеждал Николая проявлять геройство, не посрамить земли русской, если нужно, и умереть за Родину».

С призывом старшего брата Николая в армию пятнадцатилетний учащийся Хорольского реального училища Карпуша Лоза еще более жадно стал прислушиваться к тому, что творилось кругом: на фронте, в Петрограде, в других городах и краях России, пытаясь все это осмыслить.

Карпуша, как и множество других мальчишек, мечтал о действующей армии: «Моя голова, мой умишко пылал от желания быть в действующей армии. Все в моей душонке бушевало. Что бы я ни делал, где бы я ни находился, везде не оставляла меня мысль: «Учиться, работать, действовать во имя победы!» Наши отцы, братья на фронте кровь проливают, терпят нужду, холод, голод, отдают жизнь, так почему же мне, живя в тепле, не отдать какой-то частицы своего труда общему делу».

Это были патриотические мысли и чувства, но в то же время отовсюду шло что-то неспокойное, вселяющее в его сознание неудовлетворенность и тревогу. Что-то новое и непонятное надвигалось отовсюду. Начиналось какое-то брожение, какие-то разговоры о «самостийности» и «незалежности».

Конечно, рядовые граждане этого не знали и об этом не задумывались, но отказ государя Николая II в декабре 1914 года от немецкого предложения заключить сепаратный мир и «положить конец недоразумению между двумя государствами» поставил перед Германией вопрос о выживании в этой войне, поэтому немцы видели для себя выход не в военной победе над русской армией – они понимали, что это невозможно, а в подготовке в России социального взрыва, уничтожения Российского государства с использованием революционных элементов и этносепаратизма. Германия планировала создание ряда буферных государств, в первую очередь немцами делалась ставка на «украинский сепаратизм и национализм».

Еще с весны 1915 года во главе подрывной работы на Украине стал германский консул во Львове Хайнце, которому активно помогал Львовский униатский архиепископ, подчиняющийся Папе Римскому. В направляемой немцами на Украину подрывной литературе и листовках на украинском языке обещалось изгнать «москалей» с Украины.

Немцы начали отделять военнопленных украинцев от русских и подвергать украинцев методической обработке, делая из них борцов за украинское отделение от России. Был создан штаб для контактов с украинцами и отпечатана целая библиотека литературы на украинском языке о значении Украины, как «самостийного» и «незалежного» государства и ее экономических возможностях. Вся идея государственности Украины и ее финансовая подпитка шла от немцев. «Свобода, – твердила украинцам германская пропаганда, – придет к вам из Европы».

Собственно, то же самое происходит и сегодня, сто лет спустя. Те же речи: «Свобода Украине придет из Европы». Финансовая помощь «самостийной Украине» поступает и из Европы, и из-за океана. Только США на «майданную революцию» 2014 года в Киеве, по данным открытой печати, потратили более 5 миллиардов долларов. Именно эти деньги подпитывали молодчиков из неонацистских – «бандеровских» организаций, орущих в Киеве на факельных шествиях: «Москаляку на гиляку!» – «Москаля на вилы!»

Разжигаемый немцами в Первую мировую войну «украинский национализм и сепаратизм» на самом деле не имел ни исторических истоков, ни национальных корней. Лидер немецкой социал-демократии, известная публицист Роза Люксембург в те годы писала:

«Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем простой причудой, кривлянием нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких-либо корней в экономике, политике или духовной сфере, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических стихотворений Шевченко».

Историческая справка

Историки подтверждают, что в 1654 году гетман Богдан Хмельницкий провозгласил воссоединение с Россией не украинского государства, которого тогда просто не было, а своих личных приднепровских территорий, которыми сам владел (приблизительно следующие дореволюционные губернии: Киевская, Подольская, Волынская, Полтавская, Черниговская).

Земли эти тогда населялись людьми различных вероисповеданий, различных культур, говорящих на смеси различных языков – «суржике», объединенных лишь проживанием на общей территории.

Карпуша Лоза не понимал, почему в их Реальном училище начала распространяться ранее запрещенная украинская литература, какие-то брошюры на украинском языке, почему разрешали собирать пожертвования на памятник украинскому поэту Тарасу Шевченко?

Непонятно откуда появилась в Хорольском училище футуристическая литература каких-то Хлебникова, Маяковского, Каменского, якобы выражавшая новые образы, новые рифмы, новый стиль в поэзии, литературе и искусстве, критикующая и отвергающая систему старых отношений и этики. Карпуше Лозе, как и многим другим ученикам, эти странные, ничего не выражающие рифмы: «гну», «мну», «тну», художественные картины, изображающие «вертящееся колесо», «человека в движении», предложения носить одежду из лоскутов разных цветов, засоряли головы и вносили все большую и большую неразбериху в их незрелые умы.

Появившийся искусственный международный язык «эсперанто» вызывал у многих, в том числе и у Карпа Лозы, раздражение, и от всего этого приходило глухое осознание надвигающегося в жизни какого-то нового, непонятного и неприятного веяния.

«Каким-то образом, – вспоминал позже это время Карп Игнатьевич Лоза, – попадали в училище брошюры на политические темы, осуждавшие царизм, продажность и измену министров, о мародерстве, дороговизне, ухудшении жизни».

Учащийся Карпуша Лоза не в силах был разобраться, что происходило в стране и почему, а старший брат Николай был в армии, и посоветоваться с ним, как это делал всегда раньше, Карпуша не мог. Но он остро чувствовал несправедливость в жизни окружавших его людей.

«Однажды, – вспоминал Карп, – едучи с отцом из города домой на свой хутор, по дороге в осеннюю распутицу, отца огрел кнутом какой-то пан за то, что не свернул полностью с дороги свою лошадь».

Это страшно возмутило все существо Карпуши Лозы. После этого его потянуло в среду людей, живущих и действующих для водворения правды, свободы и равенства. Он всем сердцем остро почувствовал социальную несправедливость, творящуюся кругом.

С уходом русских армий с рубежей рек Нарев, Висла, Буг, с потерей Польши, Литвы, Курляндии и части Лифляндии, Галиции и западных губерний Малороссии фронт ослаб…

В столь критической, трагической для армии и страны ситуации император Николай II принял на себя должность Верховного главнокомандующего, сняв с этого поста великого князя Николая Николаевича.

23 августа 1915 года император Николай II в Высочайшем приказе по армии объявил:

«Сего числа Я принял на Себя предводительствование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий. С твердо верою в милость Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим Земли Русской».

«НИКОЛАЙ»

В ознаменование принятия Государем императором Верховного командования, Святейший Синод сделал распоряжение о совершении молебствования и целодневного колокольного звона. На Руси такой целодневный звон называли «красным звоном». Этот «красный звон» в Петрограде и в Москве был произведен 30 августа 1915 года.

В войсках, перед строем были проведены чтения Высочайшего Приказа по случаю принятия Государем императором Верховного главнокомандования и прошли благодарственные молебствования.

Для императора принятие Верховного главнокомандования было сопряжено с сильными духовными переживаниями. В своем дневнике он записал:

«Подписал рескрипт и приказ по армии о принятии мною верховного главнокомандования со вчерашнего числа. Господи, помоги и вразуми меня!»

В письме к императрице от 25 августа 1915 года Николай II писал:

«Начинается новая чистая страница, и что на ней будет написано, Бог Всемогущий ведает! Я пописал мой первый приказ и прибавил несколько слов довольно-таки дрожащей рукой».

Российские газеты с восторгом печатали:

«Государь император стал во главе Своих армии и флота. В самые тяжелые дни, когда Россия ведет упорную, трудную войну с немцами, – Российский император, поняв своим высоким духом, великой душой настроение момента, смело и мужественно становится во главе Своих миллионных армий.

После Петра Великого это первый Русский император, который Лично принял командование над войсками…

Дай, Господи, счастья, силы Нашему Верховному Вождю! Дай, Господи, чтобы русская армия, воспрянув духом, стала наносить нашему коварному, гнусному, злому и сильному врагу тягчайшее поражение!»

Французская газета «La Libre Parole» вторила российским: «Уверенный в Своих войсках Государь император явился к ним, и присутствие Его в рядах армии воодушевит войска на новые ратные дела», а парижская «L'Еcho de Paris» утверждала: «Это событие означает, что борьба будет доведена до конца. Германия уже сознает, что она этой борьбы не выдержит».

Историческая справка

Еще при восшествии на престол император Николай II отказался от очередного воинского звания и распорядился снять со своих парадных портретов услужливо нарисованные художниками генеральские погоны, оставшись в своем прежнем чине полковника, присвоенном ему отцом императором Александром III, не успевшим до своей кончины присвоить сыну очередной чин – генеральский.

Этот поступок был искренним, но противоречил основному закону Российской империи, называющему царя главой армии, чему соответствовал чин генерала. Когда Николаю пошел пятый десяток, все его товарищи по службе давно были произведены в генералы, а он все еще оставался полковником.

Император Николай II был так воспитан и имел такие убеждения, которые не могли позволить ему самому себе присвоить и получить чин генерала.

Как такая скромность Николая II не похожа на любовь к чинам и наградам руководителей позднего периода существования СССР. Политический лидер Советского Союза Л. И. Брежнев, воевавший в годы Великой Отечественной войны на фронте в чине полковника, позже, после войны не постеснялся стать маршалом и получить высший полководческий орден «Победа».

Возглавив вооруженные силы, Николай II, с одной стороны, стремился объединить военную и государственную власть в своих руках, пресечь любые влияния на армию и правительство со стороны своих политических противников. Это было тем более необходимо, что тяжелая военная обстановка, сложившаяся на фронте, требовала единого руководства и единения всех сил России в решимости предотвратить военную катастрофу и переломить ход войны. Но, с другой стороны, любая ошибка Николая II, как Главкома, роняла престиж династии, тем более большая часть окопного офицерства и генералитета восприняли принятия им на себя обязанностей Верховного главнокомандующего весьма скептически.

России не нужен был новый Верховный главнокомандующий, России нужен был подлинный национальный вождь!

И. В. Сталину в 1941 году потребовалось менее месяца войны, чтобы понять, что ему надлежит взять все бразды правления в свои руки, тогда как Николаю II в 1914 году – потребовался целый год.

В таком сопоставлении, как и в самой комбинации цифр «1914» и «1941», есть что-то мистическое. И тогда, и позже Россия стояла на краю, над пропастью военного поражения, но выдержала и выстояла!

По поводу принятия императором Николаем II Верховного главнокомандования генерал русской армии Г. К. Маннергейм в своих мемуарах писал:

«…Все понимали, что император может быть лишь номинальным главнокомандующим и из-за своего тихого и нетребовательного характера вряд ли завоюет достаточный авторитет и всеобщую популярность в армии. Встав на самой вершине вооруженных сил в столь неудачно выбранное время, Николай II поставил под угрозу само существование своей династии».

Действительно, если военные ошибки кого-либо из генералов повлекут за собою поражение, то это будет военное поражение, и только. Если же это будут ошибки Верховного главнокомандующего императора Николая II, то такое поражение будет не только военным, но вместе с тем поражением политическим и династическим.

Современные историки выдвигают версию о том, что причинами, побудившими Николая II, взять бразды военного управления в свои руки, были не столько военного и политического характера, сколько личные, почти семейные. Находящийся в то время при Ставке адмирал А. Бубнов по прошествии времени вспоминал:

«Это решение было принято государем по настоянию императрицы, которая видя, что популярность великого князя нисколько не уменьшилась, считала дальнейшее пребывание его на своем посту опасным для престола.

К весне-лету 1915 года в ближайшем окружении императрицы сформировалось твердое убеждение, что в Ставке зреет заговор, душа которого, великий князь Николай Николаевич, а цель – свержение с трона Николая II, ее любимого «Никки».

Что-то подобное высказывал и протопресвитер русской армии и флота Г. Шавельский:

«Насколько права была императрица, опасаясь, как бы великий князь не засадил ее в монастырь или не занял бы трон мужа, – трудно сказать, – но сам великий князь в Ставке, и его жена, черногорская княжна Анастасия, – все они открыто высказывались, что императрица – виновница всех неурядиц и что единственное средство, чтобы избежать больших несчастий – заточить ее в монастырь., а вслед за ней желательно туда отправить и Никки, устранив его от дел».

Действительно, как пишет Н. Сванидзе в своих «Исторических хрониках 1914–1915»:

«…28 мая 1915 года толпа собралась на Красной площади. На Красной площади толпа уже требовала отставки Николая, пострижения императрицы в монахини, а престол отдать главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу».

Как утверждает целый ряд других источников, великим князем Николаем Николаевичем, предпринимались конкретные шаги, зондировалась почва на предмет того, поддержат ли эту идею в московских промышленных и купеческих кругах. Велись осторожные беседы на эту тему с представителями союзников, военно-дипломатическими представителями Англии и Франции в Ставке.

И промышленники, и купечество, и союзники были не против… Пусть это были только разговоры, но велись они во время войны, человеком, у которого в руках была сосредоточена военная сила. Велись разговоры самим Верховным главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем, в волевых качествах которого, как в его способности от слов перейти к делу государь Николай II нисколько не сомневался.

Поэтому приняв на себя Верховное главнокомандование, пусть даже «это решение было принято государем по настоянию императрицы», Николай II действительно пресек один «дворцовый» заговор, но стратегически создал условия для другого, потому что, как писал генерал Брусилов: «…принятие на себя должности Верховного главнокомандующего было последним ударом, который нанес себе Николай II…».

Николай II заменил военного министра В. А. Сухомлинова на А. А. Поливанова, а великого князя Николай Николаевича переместил на Кавказский фронт. Руководство военными действиями перешло от генерала Н. Н. Янушкевича к генералу М. В. Алексееву, и как писали тогда газеты: «Cовершилось буквально чудо! Русские войска остановили отступление, закрепились на рубежах, избежав окружения и ответили рядом контрударов». «Сам Царь принял на Себя великий труд Верховного командования действующими войсками и разделяет с ними боевую страду, чтобы отстоять от покушений врага Русскую землю. Сейчас Россия переживает величайший в своей исторической жизни момент, но переживает его, напряженно работая, с верой в самое светлое будущее, без страха и сомнения».

Фронт стабилизировался на линии Рига – Двинск – Барановичи – Пинск – Дубно – Тарнополь, включавшей Северный фронт, которым командовал генерал от инфантерии Н. Рузский и Западный фронт – командующий генерал от инфантерии А. Эверт.

Россия начала восстанавливать свои войска, сильно пострадавшие при отступлении и укреплять новые оборонительные рубежи.

По этому поводу «Летопись Войны» писала:

«Величайшая в мировой истории умопомрачительная война не только не надломила силы и духа русского народа, а, напротив, – придала им бодрость и мощную энергию.

Возрастающая внутри России несокрушимая решимость бороться с сильным врагом в самый разгар неприятельской ярости, показывает, какую мощную силу чувствует в себе необъятная святая Русь».

Хотя Россия к этому времени потеряла 1,5 % своей территории, 10 % железнодорожных путей, 30 % своей промышленности, а число беженцев из оккупированных территорий достигло десяти миллионов человек, но Германия и Австро-Венгрия, получив территориальный выигрыш на фронте, не добились главной своей цели – Россия не была выведена из строя.

Поражения и отступления 1915 года показали, что хотя наши генералы быстро осваивали практику войны, к сожалению, в высшем государственном руководстве не нашлось мыслящих и волевых стратегов. С началом войны государство не претерпело никаких изменений в системе управления и страна не была переведена на «военные рельсы».

К концу 1915 года Восточный фронт превратился в практически прямую линию, соединяющую Балтийское и Черное моря. Мистическим образом именно по этой линии прошла в 1914 году тень солнечного затмения и от этой линии в 1916 году перейдет в наступление и начнет побеждать русская армия!

А пока «генерал Мороз» командовал метелями, заносящими, заметающими снегом окопы, позиции, людей и лошадей на протяжении всего огромного фронта…

Замело, засыпало снегом и хутор Базилевщина. Трещал мороз, в окна стучала декабрьская стужа. Вся большая семья Игнатия Лозы зимой работала не меньше ,чем летом: под вой вьюги женщины пряли пряжу, вышивали полотенца, сорочки, кормили и ухаживали за скотиной, топили печи и готовили еду. Мужчины ремонтировали сельскохозяйственный инвентарь, чинили утварь, расчищали от снега хату, хозяйственные постройки, амбар и дорогу, постоянно заметаемую снежной поземкой, которую гнал порывистый степной ветер. Одним словом, жили по веками заведенной традиции.

Мело, мело над матушкой Россией…

Глава 2

Петроград, 1915 год

Стояла благодатная пора – небо высокое, голубое, деревья в золоте листвы, когда в начале сентября 1915 года состав с новобранцами, среди которых был Николай Лоза, прибыл в Петроград на Царскосельский вокзал. Заскрипели тормоза, с грохотом столкнулись буфера… Теплушки загнали на запасной путь, не доезжая вокзала, здание которого, возвышаясь своим великолепным куполом над окружающими строениями, виднелось вдали.

«Все, – понял Николай Лоза, – долгая, в связи с нехваткой паровозов, полуголодная, из-за отсутствия своевременного горячего питания, тяжелая и тоскливая дорога наконец закончилась».

Партия выгрузилась. От железнодорожных путей тянуло едкой локомотивной гарью. Новобранцев построили и повели в казармы Семеновского полка, а Николай Лоза и еще несколько человек, последовавшие за унтер-офицером, вскоре подошли к красивому с колоннами зданию, которое Николаю показалось скорее дворцом, чем казармой, – зданию Военной автомобильной школы.

Автомобильные войска были новым формированием в Русской армии, поэтому в Санкт-Петербурге специально для подготовки военных автомобилистов по проекту архитектора И. Л. Балбашевского построили отлично оснащенные учебные классы, казармы, гаражи для машин, мастерские по их обслуживанию и хранилище топлива. Проектирование и строительство велось под контролем специальной комиссии в составе инженер-полковника Донченко, подполковника Секретева и капитана Бартошевича.

Начиная главу о службе и учебе Николая Лозы в Петроградской Военной автомобильной школе, я специально приехал к этому красивому зданию, плавно скругленные углы которого увенчаны куполами и колоннами, обращенному главным фасадом к Царскосельскому, ныне Витебскому вокзалу. По сию пору это здание принадлежит военному ведомству. В нем располагается Управление тыла Ленинградского военного округа.

Я смотрел на здание бывшей Военной автошколы, и казалось, будто не было прошедших ста лет, что вот-вот из ее ворот выползет, урча мотором, грузовоз или броневик начала прошлого века…

Для размещения комплекса зданий Учебной автомобильной роты в Санкт-Петербурге отвели место на Семенцах, как с середины XVIII века называли территорию от Звенигородской улицы до Московского проспекта и от Загородного проспекта до Обводного канала. На этом заброшенном месте почти в центре Санкт-Петербурга ударными темпами строили здания, представляющие последнее слово в архитектуре того времени.

Газета «Новое время» 12 ноября 1911 года писала об этой стройке:

«На пустопорожнем казенном месте, заброшенном в течение 200 лет – бывают такие курьезы в столице, – возник наконец ряд построек, представляющих последнее слово технического искусства. Пустырь стал уголком Европы. Обретен он инженер-полковником Донченко в самом центре Петербурга, между Семеновским ипподромом и Царскосельским вокзалом, и на казенном пустыре были возведены великолепные здания учебно-автомобильной роты. Постройка их почти закончена.

Автомобильная рота – первая в России. К новому сооружению применены все новейшие усовершенствования. Все здания освещаются электричеством.

В отдельном здании размещается «автомобильная академия» – офицерский класс. Здесь же находится офицерское собрание. Четыре каменных корпуса – казарма, мастерские, гараж, флигель для офицеров – и пятый, где собрание представляют ряд красивых построек. Таких полковых помещений немного в Петербурге. Будущая «академия» автомобилизма хорошо оборудована и, надо надеяться, даст специально образованный офицерский состав».

Автомобильные войска невозможны без автомобилей и собственно автомобилистов – солдат и офицеров, обученных вождению, применению и обслуживанию технически сложного автомобильного транспорта, поэтому для обучения специальности «военный шофер», в Военную автомобильную школу отбирали наиболее образованных и грамотных новобранцев. Николай Лоза был таким новобранцем. В 1912 году он окончил в городе Хорол городское четырехклассное училище.

Как следует из Послужного списка Николая Игнатьевича Лозы, хранящегося в Российском государственном военно-историческом архиве в Москве, 7 сентября 1915 года его зачислили молодым солдатом в 1-ю Запасную автомобильную роту Военной автошколы.

«Зачислен в 1-ю Запасную автомобильную роту (молодой солдат) – 7 сентября 1915 г.».

(РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 84597. Л. 1, 1об)

В состав этой роты входил офицерский класс и школа военных шоферов. В нее-то для обучения на шофера и был направлен молодой солдат Николай Лоза.