Даже за рёвом мотора я отчётливо слышал частый стук тяжёлых копыт.
Он приближался.
И вот в окне дверцы, рядом с которой я сидел, появилось бледное лицо…
Она бежала, неестественно согнувшись и заглядывая в кабину. Её руки были плотно прижаты к бокам, словно приклеенные. Туловище вытянулось почти горизонтально. При этом голова невозможным образом сохраняла вертикальное положение.
Рыхлое, слегка вытянутое лицо с грубыми, точно наспех вылепленными чертами, лишь едва покачивалось: её бег был очень ровным. Только колыхались на ветру нечёсаные чёрные патлы.
Хуже всего были её тусклые глаза. В них не было ничего человеческого. Не могу выразить словами, что я в них увидел. Нечто невообразимо чуждое, чего не доводилось встречать ни одному человеку на земле.
По крайней мере, ни одному из тех, кто пережил встречу с женщиной с лошадиными копытами.
В какой-то миг я отчётливо понял, что это конец. С нами случится то, что уже случалось с другими: Сергей выйдет на предельную скорость, а потом будет авария. «ГАЗель» улетит в кювет и останется валяться с кабиной, полной человеческого фарша.
Она пристально рассматривала нас. Даже предположить было невозможно, какие мысли таятся за глухими заслонками непроницаемо чёрных глаз.
– Дави! – заорал Канат. Он тоже смотрел вправо. – Дави её!
Она вдруг резко взяла влево, придалась к самому борту, точно сама намеревалась вытолкнуть грузовик за пределы трассы.
Её лицо оказалось не более, чем в двадцати сантиметрах от меня. Нас разделяло только стекло и ладонь расстояния.
Сергей с Канатом орали – я еле слышал их. Паника будто отключила какие-то органы чувств и нейронные связи в мозгу. Кажется, я тоже орал, как безумный. Во всяком случае, у меня саднило горло. Но клянусь, я не слышал собственного голоса.
Сергей не выдержал и крутанул руль влево. Я почувствовал, как отрываются от дорожного полотна левые колёса. Канат – должно быть, инстинктивно – повис на руле. Он успел в последнюю долю секунды. Колёса бухнулись на асфальт, нас тряхнуло.
– Где она? Где она? – визгливо кричал Сергей, глядя то в одно, то в другое зеркало.
Противоестественного существа не было видно.
– Тихо! – посоветовал Канат.
Мы с Сергеем замолчали. Стука копыт не было слышно, никакая фигура не маячила позади. Не меньше минуты мы сидели неподвижно и переглядывались.
– Фуф! Кудай какты! Тормози! – воскликнул Канат.
– Она что, отпустила нас? – спросил Сергей.
– Снижай скорость, – требовал Канат. – Снижай. Всё равно от неё не уйти.
Серёгу всё ещё трясло – только руки на руле оставались твёрдыми. Я раскурил и протянул ему сигарету.
– Возьми! Всё уже кончилось, слышишь? Сергей, может, лучше просто следить за дорогой? – спросил я.
– Ты гляди, Серёга, гляди, – поддержал Канат. – Я назад смотрю. Нет её. Ты только скорость снизь…
Мы заговорили одновременно, дополняя и перебивая друг друга. Канат, как оказалось, был из соседней области. Краем уха он кое-что слышал о женщине с лошадиными копытами, но всерьёз не воспринимал. Зато Сергей, как и я, знал о ней много. Он был уверен: всё дело в том, что якобы где-то здесь было старинное мусульманское кладбище, и республиканскую автотрассу построили прямо на нём…
– А она-то кто? Зачем гонится? Что ей надо? – спрашивал Канат.
– Разное говорят, – поморщился Сергей. – То ли в несчастной любви дело…
– То ли в аварии, – прибавил я. – Вроде бы она мстит за то, что её саму сбили когда-то.
– Парень ей изменил, – уверенно вставил Сергей. – И она мстит тем, кто налево ходит.
– А я слышал, она сама изменила, а потом под машину бросилась…
– А копыта тут при чём? – допытывался Канат. – Что это там?
Он спросил это, глядя вперёд. Сергей вздрогнул и наклонился к лобовому стеклу, всматриваясь в дорогу. Спустя секунду и на меня накатил ужас. «Накликали! – мелькнуло в голове. – Надо было молчать!»
Но серое пятно в неверном свете зари не было высокой фигурой. Это была съехавшая в кювет машина.
– Вот почему нас отпустила, – хрипло прошептал Сергей. – Уже достала кого-то…
– Не останавливайся, – сказал Канат.
– Не дурак.
– Эй, парни…
Сергей нервно выкрикнул, перебив меня:
– Нет!
Серый «Volkswagen» со смятой крышей и разбитыми стёклами пролетел мимо нас по правому борту.
– Пожалуйста! Это Лёшкина машина, я её знаю!
Сергей, сморщившись, как от зубной боли, сбавил скорость.
– Знакомый, что ли?
– Сосед! Остановите, пожалуйста!
– А если она рядом? – воскликнул Канат.
Но Сергей уже принял решение. «ГАЗель» остановилась и двинулась задним ходом.
– Авось пронесёт. Вон, солнце уже появилось.
– Ох, алла… – протянул Канат.
***
Величественное солнце, равнодушное к бурлению человеческого мирка, неторопливо восходило на свой небесный трон. Я сидел на раме лежащего велосипеда. Один из патрульных подошёл ко мне и протянул сигарету.
– У вас кончились? Возьмите.
– Благодарю.
Пальцы дрожали, две спички пропали даром. Полицейский взял у меня коробок, сложил жёсткие ладони «лодочкой», чиркнул и протянул мне надёжно укрытый от ветра огонёк. Я поймал его дрожащим концом сигареты и глубоко затянулся.
– Расскажите толком, – попросил полицейский и сел рядом со мной на корточки. – Вы знали погибшего?
– Да, с детства, – проговорил я. – Это Лёшка Шарафутдинов. На соседней улице жил.
– А его… подругу – знаете?
Я ответил не сразу: тупая спица в сердце мешала говорить.
– Знаю. Тоже с детства.
– Серьёзно у них было, да? – участливо спросил патрульный.
– Надо полагать.
Что тут ещё скажешь? Задранная юбка, лифчик на полу машины – да, надо полагать, у них всё было довольно-таки серьёзно.
– Как её звали?
– Кружилина. Оксана Витальевна. Давайте об этом потом, – попросил я.
Он внимательно посмотрел на меня, кивнул и встал.
Я достал смартфон и открыл папку с фотографиями Ксанки. Смотреть на них было сродни мазохизму, но нужно было прогнать видение изломанного тела и кровавой каши вместо правой половины лица. Левая половина уцелела. Я провёл много времени возле смятой машины, глядя на белую щёку с родинкой посреди чёрных лоскутьев плоти. Она казалась чашечкой какого-то отвратительного цветка.
Мы у неё дома, мы в поле (Ксанка в венке из одуванчиков), мы в кафе, мы городском парке, мы на вечеринке у друзей (Ксанка на поддаче, и сама она этого снимка никогда не видела). Ксанка на берегу реки. Ксанка после душа, прикрывается полотенцем и притворно сердится на меня.
Мы в детстве. Мне десять, ей восемь. Растрёпанные, счастливые. Большая компания детворы играла в догонялки, а мой отец наугад щёлкнул нас на свой доисторический «ФЭД». По случайности я и Ксанка оказались рядом, словно позировали на фоне бегающих друзей. Потом я решил, что этот снимок был знаком судьбы, потому и отсканировал его.
Да уж, знак… никогда раньше не обращал внимания, что точно между нашими фигурами на заднем плане замер Лёшка. Он обернулся и смотрел на нас, улыбаясь. Я перевёл взгляд на маленькую Ксанку и вздрогнул, чуть не выронив телефон из рук.
Мне стало ясно, что именно я увидел в свете велосипедной фары на пшеничном поле. Что именно показалось мне неправильным, невозможным. Лицо нечеловеческой девочки было… лицом маленькой Ксанки. С той самой родинкой, ещё едва заметной.
И, если я правильно понимал, плач среди колосьев пшеницы раздался как раз в то время, когда тридцатью километрами дальше по дороге лёхин «Volkswagen» перевернулся, сойдя с дорожного полотна, упал на крышу и снова встал на колёса уже грудой лома.
Я спрятал телефон и швырнул окурок на обочину. Полицейский снова подошёл ко мне.
– Опергруппа будет через пять минут. Мы потом отвезём вас в райцентр.
– Спасибо, – кивнул я через силу.
Хотелось кричать.
Мертвец за Совиным ручьём
Гарри Логан нашёл повешенного индейца за Совиным ручьём. Молодой парень, раздетый почти донага, болтался в петле на толстом кленовом суку. Руки его были туго скручены за спиной. Сломанная шея казалась неестественно длинной. Избитое в кровь лицо представляло собой отвратительную маску бессильной злобы и отчаяния.
На земле рядом деревом сидел седой индеец. Его изборождённое морщинами лицо казалось безучастным. В тонкой косичке над левым виском неряшливо торчало чёрное воронье перо. Гарри слышал о нём.
– Я взыщу с тех, кто это сделал, Ворон, Летящий с Заката, – сказал он, спешиваясь.
– Я не настолько глуп, чтобы верить слову белого человека, – хрипло сказал тот, кое-как выговаривая английские слова.
– Ты неправ, старик. Те, кто обвинил Рваную Губу, ошиблись. Я побывал в окрестностях форта и узнал кое-что…
– Ты напрасно старался. Пока тебя не было, они просто взяли и убили моего сына.
– Сына, вот как? Что ж, послушай. Я служу закону, а закон запрещает убивать без суда. Тех, кто сделал это, ждёт наказание. И тебя тоже, если надумаешь мстить.
– Что у меня осталось, чтобы думать о мести? Сила в руках? Множество воинственных сыновей? Могучее племя? – Шишковатые пальцы шамана захватили горсть чёрной земли. – Только здесь ещё осталась сила… Ты не прикажешь земле, хранитель белого закона, если она решит отомстить.
Логан вернулся в седло.
– Я пришлю людей, чтобы похоронить твоего сына. Думай что хочешь, но в следующий раз мы увидимся в суде, где на скамье подсудимых будут сидеть линчеватели.
Он тронул коня пятками и поскакал к броду через Совиный ручей. За его спиной старик произнёс несколько слов на своём языке. Гарри не стал спрашивать, что они значат.
Если бы он спросил, Ворон, Летящий с Запада, повторил бы по-английски: «Нет, в твоём суде мы точно не встретимся…»
Поднявшись из лесистой низины, прорезанной ручьём, Гарри Логан выехал на торную дорогу и пустил коня вскачь. Они оба устали – и конь, и ездок. Они проделали большой путь от Саммерстауна до форта и обратно, а потом рыскали в окрестностях, пока не нашли место самосуда. Больше всего на свете ему хотелось выспаться. Но он не мог отложить дело.
Это было первое серьёзное испытание его должности с тех пор, как он стал шерифом в Саммерстуане.
Пастуший городок, дремлющий под летним солнцем Небраски, встретил его пристальными взглядами из-за прикрытых по случаю зноя ставен, из глухих теней под навесами. Гарри Логан старался не смотреть по сторонам.
Эти взгляды он почувствовал ещё утром. Он вернулся после ночной скачки и ехал по городу, размышляя, отпускать ли арестованного индейца, или подержать за решёткой, пока настоящие убийцы Джила Паттерсона не будут схвачены. А город уже тогда смотрел на него с затаённой усмешкой: всё уже решено за тебя, шериф…
Гарри позаботился о лошади, вошёл в офис и выбил своему помощнику Стэну Брауну зуб. Тот рухнул с грохотом, словно охапка поленьев.
– За что, Гарри? – взвыл он.
– Это сделали Паттерсоны?
Стэн сплюнул кровь на тёсаный пол и прошепелявил:
– Гарри, я ведь уже рассказал, как было дело. Меня позвали…
Логан сгрёб его ворот пятернёй, рывком поставил на ноги и занёс твёрдый, как камень, кулак.
– Я скажу! – поспешно взвизгнул Стэн. – Не надо меня бить, во имя Иисуса!
