Счастье в мгновении. Часть 3
Анна Д. Фурсова
В священном сумраке ночи, спускавшейся с небес и покрывающей звездным полотном мир, предавались любовной бездне две души, нашедшие друг друга вновь, – Джексон и Милана. Вынужденные тайком совершать свидания, уберегая друг друга от гибели, они жили любовью и умирали в ней. Путаясь в лабиринтах страсти, поддаваясь искушению запретной любви, их заковывали в цепи тайны прошлого, ограждая путь препятствиями, которые они огибали до тех пор, пока одно из них не унесло двоих в гущу непоправимого несчастия. Спасут ли они свое «счастье в мгновении», прежде охраняемое ангелом, или оно навсегда осталось утраченным?Цитаты«Я всегда буду любить тебя, неважно взаимно это чувство или нет, ты – мой рай и мой ад».«Если бы ты знала, какое преступление я совершаю, находясь с тобой… Нет более влюбленных и более несчастных, чем мы».«Трещат кости от того, чем наполняет её взгляд, всего лишь один взгляд, который может принудить меня забыть все свои обеты».У. Шекспир: "Ничто не вечно под луною".
Анна Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 3
Глава 1
Милана
С душевным потрясением и ноющим от усталости сердцем, я судорожно хватаюсь за ладони брата и, тряся, перекладывая на них невыразимое волнение, в глубоких мозговых извилинах предчувствую недоброе событие.
– Питер, что, что с Даниэлем? Что тебе сказала Анхелика? – Скользящая по лицу Питера тревога и зловещее завывание ветра вкупе наводят на меня ужасные мысли, чернотой очерчивая их углы.
Подавив охватившую мятежность, он, после недолгой минуты обдумывания, уверяет меня спокойным голосом, дабы не приводить в состояние излишнего беспокойства:
– Милана, во-первых, не паникуй, – он кладет свои руки на мои плечи, – во-вторых, точных новостей нет – известно лишь то, что он оставил перед уходом записку, взял с собой какие-то вещи и паек с едой. Это всё, что я понял из слов его матушки, с трудом переведенных ею на английский.
– Но, но, но… – Единственное, что выходит из меня. Я отхожу на шаг назад и молитвенно поднимаю глаза к небу, умоляя черные небеса прогнать из моей жизни непрерывную цепь адских явлений, облекаемых на неминуемую гибель.
– А в записке, в записке, что?.. – волнуюсь я, каким-то чувством виня себя – не ушел ли он по моей вине?
– Я так и не понял. – Питер схватывает мои запястья и прижимает трясущиеся, как земля по вине извергающегося вулкана, ладошки к своей груди.
– Мы во всем разберёмся. И… – с напряжением начинает он и замолкает. – Нет без «и»! – Что-то интуитивно мне подсказывает, что он не всё передал. А вдруг, он совсем не разобрал ее слов? Английскому языку Анхелику обучал Даниэль и то по моим словарям, которые я давала ему. Съезжу к ним сама домой, как прибуду в Мадрид.
– Анхелика только это сказала тебе? Или что-то еще? – говорю и следом глубоко вздыхаю. Этот долгий день, как океан, шатающий меня по волнам от одного берега – невыразимой радости к другому – гнетущим чувствам.
В знак утверждения Питер мотает головой и, глядя в мои глаза, вслух выражается:
– Сеньорита крайне переживает. А ко всему к этому Мэри или Мэдисон, как там её, заболела. У неё озноб, кашель, горло… – Я непроизвольно создаю губами букву «о». Бедняга. Как же она умудрилась простыть, всё время сидя дома?
Как будто ожидая последующего моего вопроса, он считывает мысли, спокойно отвечая:
– Игралась, сидя под включенным кондиционером.
– О боже, – печалюсь я, – что же творится у них… Им нужна моя помощь, Питер! – переживающе выражаюсь я.
– Мы навестим их завтра, договорились? – Он ведет себя со мной, как мама, успокаивающая ребенка. – Могу лишь я один, чтобы не возникло проблем… Ты понимаешь. Но в обмен ты перестанешь всё воспринимать так близко к сердцу?! – и спрашивает, и утверждает брат.
Но я застлана путающимися предположениями, что продолжаю и продолжаю:
– Как бы им помочь, как бы узнать, куда ушел Даниэль и зачем он ушел, что заставило его уйти? А если из-за меня? Да я не прощу, не прощу… – Я делаю несколько вдохов и выдохов. Внутренний компас подсказывает неладное.
Питер живо выразительно восклицает, выбрасывая меня на поверхность из этого океана:
– Милана, я никогда не понимал: откуда в тебе столько переживаний, пессимистичных мыслей?
Я пожимаю плечами, задумываясь над этим вопросом. Питер прав. При каждой ситуации, в которой что-то развивается по незапланированному сценарию, я впадаю в отчаянность и, не удерживая себя во всепоглощающих эмоциях, паникую до потери пульса. До чего же эмоциональной является моя натура! Стоит только произойти какому-то негативному событию в жизни, как мое тело подчиняется мозгу. И с возрастом эта проблема только возрастает. Раньше я бы винила в этом внешние обстоятельства, а сейчас, благодаря моему накопившемуся, хоть еще и маленькому жизненному опыту, я осознаю, что в этом состоит моя ошибка. Сказать, что это легко побороть – нетрудно, но в реальности для меня взять себя в руки и перестать себя накручивать – предстаёт сложностью. На то она и жизнь, чтобы все время бороться со своими страхами и нерешимостью, переживаниями и страданиями, строя каменный прочный мост под названием «Гармония и любовь».
– Хороший вопрос, Питер.
Успокаивающим голосом заявляет брат, прикасаясь пальцем к кончику моего носа:
– Никуда он не денется, наш мОлодец, – выделяет он с юмором последнее слово. – Может, человек хотел побыть один в конце концов и ушел в поход, чтобы увлечь себя философскими мыслями о жизни или вовсе он с головой в работе сейчас, а мы подняли бум… Всё образуется, – улыбается он, – я полностью в этом уверен! Такие обстоятельства не должны заставлять тебя падать! И ты же не одна! Посмотри, какая у нас мощная команда из четырех умных мозгов, один из которых стратег-бизнесмен! – восклицает он, что приносит мне нужную дозу утешения. Питер умеет уничтожать ипохондрию.
– Да… – улыбаюсь я доброй улыбкой. И так каждый раз после разговора со своим братом. – Спасибо тебе! Ты знаешь, как поддержать. Я почти успокоилась. И ты сделал всё, чтобы унять мое растревоженное сердце.
Он понимает меня. Что может быть ценнее в слушателе?
Мы без слов обмениваемся тёплыми взглядами.
Взираю на него – можно счесть, что он плавает в воспоминаниях, которые оказывают на него влияние в виде странной, неподходящей к месту, улыбке на лице. Что же заставляет его улыбаться?
Я не удерживаюсь:
– А какой ключ у этой улыбки?
Он оставляет мой вопрос без ответа, делая гримасу, подразумевающую: «Ты знаешь, о чем я подумал». Предположу, что подумал он ни как иначе, как о нашем детстве и в нем проблеснуло какое-то воспоминание, где он успокаивал меня и кормил сладостями.
– My sister, идём в машину?.. – Юморист снова в деле. – Боюсь, что нас успели потерять как Анхелика внука, – оглядываясь на машину, сообщает Питер.
– Да, my brother! – несомненно соглашаюсь я, соображая, что в словах Питера, правда. Ритчелл и Джексон наверняка забили тревогу.
Быстрым шагом мы с Питером направляемся к автомобилю, а я продолжаю думать о Даниэле. Мне не даёт покоя тот момент, когда Джексон, в Италии не дал мне в руки звонящий мой телефон, чтобы поговорить с Даниэлем, и я услышала от пропащего всего лишь одну фразу и то обрывисто: «Случилось…» Но что случилось, у кого случилось, где он сейчас, остаётся непонятным. Однако я не хочу заходить за границы тревожного состояния, загонять себя в угол дурных размышлений и буду верить в лучшее.
Питер открывает мне дверцу, и я наблюдаю – улыбающуюся Ритчелл, распускающую лучи солнца, и счастье, написанное на лице Джексона.
Я усаживаюсь, нечаянно хлопнув за собой дверь.
Секунду и подруга смеётся заразительным смехом, который подхватывает Джексон. Усмехаясь, он шуточно толкает в плечо Питера, садящегося за руль:
– О-О-О… – тянет подруга, – вернулись…
Я молчу, слегка улыбаясь, не совсем соображая такой живой реакции этих обоих на наше возращение.
– Я не понял, Питер. Могу полюбопытствовать? Ты просил одну, – смеётся Джексон, заражая Ритчелл, – одну минутку обсудить с моей девушкой, волнующие тебя, какие-то там вопросы. Но ваша минутка, даже нет, – Джексон, подбирая нужное слово, бросает короткие взгляды на всё, что лежит в области его зрительного фокуса, – «минутища» по каким таким часам была отсчитана? Это ж надо так… – смешным голосом выражается он. – У вас там что, состоялся разговор века?!
Джексона разносит не на шутку. Редко я слышу такой смех. Одаренным несметным количеством шуток у нас является его брат, а не он. Или они поменялись местами? Если сравнивать нашу первую случайную встречу с ним на благотворительном вечере и состояние его духа в настоящую секунду – выглядит впечатляюще. Словно совершенно иной человек. Счастливый?
Питер спокоен, улыбчив, но его тяга к сарказму для противостояния насмешкам Джексона совсем не проявляется.
– Никак нет, – отвечает в здравом смысле старший Моррис, оставляя своё внимание другим мыслям, и поворачивает ключ в замке зажигания.
Я обвожу его взглядом и он, увидев меня в зеркале заднего обзора, замечает мое донесение ему глазами – не говорить в эти минуты о Даниэле. «Не желаю испортить ту блаженную радость, которую испытывает Ритчелл».
Поскольку решено было сделать этот вечер праздничным в честь помолвки моей подруги и Питера, то и какие бы предположения ни приходили бы мне на ум о местоположении Даниэля, я блокирую их и доверяюсь мысли, что он совсем скоро вернется и ему действительно захотелось побыть наедине с собой.
– Правда, подруга, о чем дискутировали? – пододвигаясь ко мне ближе, спрашивает Ритчелл, не отводя своего взгляда от кольца на пальце и переставляя руку в разное положение, оценивая сверкание драгоценного камня.
Я смотрю на Питера, задумчиво глядевшего в пространство, отвечая с деланой беспечностью:
– О тебе, о ком же ещё… – и натягиваю улыбку, чтобы она не подумала о чем-то другом. Я приобнимаю счастливицу, прижимая ее щеку к своей, и еще раз проговариваю, как неистово счастлива за нее.
Ритчелл, ослепленная бурным потоком радости, загорается светом, словно неоновая подвеска.
– Даже так? Обо мне? – хихикает она, завязывая волосы в короткий хвостик.
Питер не набирает скорость и едет медленно, словно какие-то мысли не дают ему покоя, но он всеми силами старается не показывать этого и не позволяет себе утонуть в них.
– Милая моя, я говорил сестренке, что в день бракосочетания ты будешь у меня самой красивой!.. – с чувством выпаливает Питер, поддерживая тайну нашего истинного с ним разговора, влюблённым взглядом пронизывая любимую в отражении зеркала. – Джексон, напомни-ка путь к твоему дому, – и сменяет тему, поправляя ворот рубашки.
Взаимоотношения двух братьев не перестают меня бесконечно радовать, помня, что было несколько лет назад… их постоянные, ежечасные ссоры в отсутствии причины.
– Ты не удосужился запомнить дорогу к великому?.. – подтрунивает Джексон. Его игривое и веселое настроение переносится на каждого из нас, но я все равно не отпускаю из головы тянущую душу мысль. – Вот так ты проявляешь глубочайшее уважение! – шутит Джексон и включает на телефоне навигатор.
– Джексон, – смеется под нос Питер, – я там был один раз. О-д-и-н, – по слогам произносит он, постепенно возвращаясь в свой постоянный образ. – Думаешь, что я обладаю феноменальной памятью и помню всё до точности?.. Путь в твои хоромы лежит через леса, горы и луга, как в той сказке: «В тридевятом царстве в некотором государстве жил был король…»
Сидящий рядом строит смешную гримасу, не унимаясь подкалывать брата:
– Минуточку, прозвучала ошибка в титуле. У меня более высокий ранг. Я император.
Мы хохочем с Ритчелл над этой словесной дуэлью.
– И где же тогда ваши регалии, император?!
Замкнувшись в молчании, через несколько секунд Джексон все же отвечает:
– Основные ношу при себе. Государственный меч – мой брат, скипетр и держава – Ритчелл, государственный щит – моя любимая.
Приятная волна разливается по телу.
На всех троих – улыбка. Джексону не характерны такие выражения. О чувствах при всех он редко, когда говорит, а то и вовсе скорее промолчит. Сегодня же какой-то особенный день.
– А корона? – спрашивает подруга и достает из сумки воду. – Самое-то главное.
– Дорогая, – подхватывает второй шут, – корона-то это он сам.
Проходит двадцать минут.
Мы с Ритчелл смотрим фотографии, сделанные в Италии, я рассказываю ей о наших приключениях с Джексоном, братья обсуждают между собой, как сократить путь, так как пробка вследствие аварии грузовика с легковым авто, загородившим всю дорогу, не рассасывается.
Внезапно Питер с чувством восклицает:
– Посмотрите: на горизонте повисла кровавая луна!
Я тут же раскрываю окошко:
– Какая таинственность! Какой-то страх она нагоняет!
Питер ловит на лету мои слова и дает им продолжение страшным глухим низким голосом:
– Ужас, струящийся по кровяным путям, пробирается до мозга, разрисовывая образы демонов…
Ритчелл мгновенно отзывается:
– Пиииитер! Прекрати! И правда, ужасом повеяло.
Я смеюсь и говорю:
– Не могу насмотреться на этот демонский окрас… Она манит, манит в чудовищную неизвестность…
Ритчелл закрывает мне ладонью глаза, на что я сопротивляюсь:
– Милана, хватит! Не смотри больше! Мне страшно!
