Всякие глупости. Том 1
Кисария Джоната
В первом томе собраны интересные истории из жизни, где передаются настоящие трудности, их возможное и невозможное преодоление людьми. Человеческие отношения. Их взгляды на ту или иную проблему. Их несбыточные мечты и неоправданные надежды. А также их потери и подарки судьбы. Одной из главных мыслей автора в рассказах является передача того, насколько опрометчивы человеческие поступки и незамедлительны их последствия.
Кисария Джоната
Всякие глупости. Том 1
Первая всякая глупость
Мальчик лет шести шёл по берегу реки, собирая камешки и складывая их в целлофановый пакет. Он не просто так собирал, а выбирал. В пакете у него виднелись только светлые и интересной формы камешки. Каждый выбранный камешек малыш осматривал со всех сторон, промывал в реке, а затем бережно отправлял в пакет и счастливо улыбался.
Вдруг мальчик остановился и оглядел отдыхавших на берегу людей. Он, видимо, так увлёкся, что не заметил, как далеко ушёл по берегу. Развернувшись, малыш с плачем побежал в противоположную сторону.
А навстречу ему уже бежала мама, крича: «Максим! Максим! Я здесь!» Мама, подбежав, подхватила на руки плачущего ребёнка, а тот, не переставая рыдать, обхватил мамину шею и уткнулся лицом в её щёку. А мама гладила ребёнка и, прижимая к себе, всё повторяла: « Ну зачем же ты так далеко ушёл? Я так испугалась. Не плачь, ты нашёлся, мы нашлись…»
А камешки… Камешки малыш просто бросил на берегу.
Вторая всякая глупость
Кот по имени Подручный дремал на столе в кабинете участкового Никова, тот, включив настольную лампу, разбирался с бумагами из толстой папки. Кот знал, что работа эта долгая и с удовольствием пользовался этим временем, чтобы побыть поближе к своему хозяину, которого любил, понимал с полуслова и даже вёл себя более, чем отлично, лишь бы угодить хозяину. Может поэтому кот получил свою почти собачью кличку – Подручный.
Всё началось три года назад в такой же декабрьский день. Молодой лейтенант полиции Ников только что женился, у тёщи нашлись какие-то связи, и из области они втроём (Ников, его жена и тёща) переехали в город, купили тесную, но уютную квартирку, и Ников получил должность участкового инспектора и шикарный просторный кабинет с мебелью, оставшейся от прежнего участкового, ушедшего на пенсию. Мебель, конечно была старая, но такая добротная, что напоминала кабинет какого-то литературного детектива.
Во-первых, почти посередине кабинета стоял кожаный диван, такой удобный, широкий, упруго-мягкий и главное – кожаный. Диван был столь хорош, что жена и тёща, зашедшие посмотреть кабинет Никова, не раз порывались завести разговор с начальством Никова, чтоб забрать диван к себе домой, но Ников впервые прикрикнул на жену и тёщу, сказав, чтоб в рабочие дела его никогда более не лезли.
Во-вторых, в кабинете помимо длинного полированного письменного стола с двумя настольными лампами, четырёх удобнейших стульев, хорошего телевизора, стоял совершенно феноменальный шкаф. Феноменальность шкафа заключалась не только в том, что он был дубовым, хотя и старинным, но без единой царапины, а ещё шкаф был четырёхстворчатым, с массивными четырьмя дверцами, запиравшимися каждая на свой отдельный ключ. За одной из дверок находилась ещё одна потайная, которая вела к двери узкого коридорчика, выходившего на задний двор опорного пункта. Об этом не знало даже начальство, так как ежели просто открыть дверцу шкафа, то кроме полки для головных уборов, да перекладины с несколькими гардеробными плечиками, смотреть более не на что. А вот попасть на задний двор опорного пункта тоже можно было незамеченным. Поскольку сам опорный пункт располагался на первом этаже, то кабинет участкового – в полуподвальном помещении, спуститься к нему можно было по отдельной лесенке. За счёт этой разницы в пару метров высоты, через потайную дверку шкафа можно было выйти в неучтённое при обмерах ничейное помещение, в нём приподнять в потолке люк и оказаться в кладовой с ведрами, швабрами и прочим хозяйственным инвентарём. Поскольку ключ от кладовой всегда был у Никова, то ничего особенного не было в том, что его могли в очень редких случаях видеть выходящим из кладовой. Ну, а из кладовой по узкому коридорчику уже можно было выйти на задний двор опорного пункта.
Но на этом не заканчивается феноменальность шкафа. За двумя другими дверками располагались полки с документами. За ещё одной и последней полок не было и во всю высоту шкафа там стояли, свёрнутые в рулоны старые карты, внизу стояла плетёная большая корзина, а под ней в полу шкафа была квадратная дыра – пятьдесят на пятьдесят сантиметров. Вот через эту дыру кот Подручный и скрывался в шкафу, в корзине, в которую Ников положил подушку и плед. Кот, если приходили посетители в кабинет участкового, в момент скрывался под шкафом, а там уж – через дыру, улёгшись в корзине, отсыпался на славу. Выходил кот из своего убежища осторожно, сначала выпрыгивал из корзины на пол шкафа, затем – на пол кабинета, оттуда он внимательно осматривал кабинет и, если не замечал ничьих ног, кроме ног хозяина, свободно выходил, потягиваясь, из-под шкафа и разгуливал по кабинету, иногда запрыгивая на подоконник высокорасположенных окон и грелся на солнышке.
Итак, три года назад в такой же декабрьский день маленький котёнок замерзал на какой-то помойке, он уже и не мяукал и даже закрыл глаза, когда вдруг почувствовал как его взяли и понесли. Потом стало тепло, потом к его мордочке поднесли чуть тёплое молоко. И всё это время мужской голос говорил ему что-то ласковое. Котёнок смотрел на лицо разговаривавшего с ним человека и успокаивался. Потом пришли, громко хлопнув дверью и напустив холода, две женщины, они, увидев котёнка, кричали «нет, нет, никогда…» А мужской голос в просительных тонах едва был слышен среди крика…
Так котёнок и стал жить в кабинете Никова. Всё тот же любимый голос хозяина вот уже три года слышал Подручный.
И сейчас, сидя на письменном столе, кот, услышав редкое «так-так», сопровождавшееся перелистыванием страниц в папке с бумагами, приоткрывал глаза, с обожанием глядя на хозяина.
Коту вспомнились летние деньки, когда они с хозяином на машине ездили к реке на рыбалку. Они сидели вдвоём на пустынном берегу в тишине. Кот не отходил от Никова ни на шаг. Именно с самой первой рыбалки Ников и прозвал кота – Подручный. И уж первая рыбка всегда была для кота.
Из кабинета Ников выпускал гулять кота так, чтоб никто не видел. Кот всё очень быстро усвоил. Едва Ников, приходя на работу, появлялся у двери, как до этого прогуливавшийся кот хотя бы на соседнем пустыре и чутким слухом уловивший позвякивание ключей в руках хозяина, тотчас появлялся перед ним словно из ниоткуда, и они вместе входили в кабинет. Вернее, входил Ников, а кот, прижимаясь к стенам, перебежками, вбегал в открытую дверь кабинета.
Кот, заслышав шаги за дверью, в мгновение ока оказался под шкафом. Дверь в кабинет открылась, вошёл сослуживец Никова: «Бросай работу, служба! Сегодня пятница, пора на выходные!» «Работы много.» – ответил Ников. Дверь закрылась, и послышались удаляющиеся шаги. Кот снова запрыгнул на письменный стол.
Ещё через несколько «так-так» Ников сказал, глядя на кота: «А что, Подручный, пора и нам поужинать!» Быстро оделся и ушёл в магазин, вернувшись стал готовить щи на электроплитке. Вскоре кабинет наполнился запахом мясного бульона с лаврушкой. Большая порция мяса из щей всегда доставалась коту. Хозяин улыбался, и кот понял, что и сегодня хозяин будет ночевать в кабинете.
Уже последние полгода Ников всё чаще оставался ночевать в кабинете, это напоминало коту его детство. Тогда Ников тоже, долго не отлучался от маленького котёнка, согревая его ночами своим телом. Вот и сегодня Ников и кот расположились на диване перед тихонько включённым телевизором. Кот, если бы мог, тоже бы улыбался, – разве может быть что-нибудь лучше на свете, чем прижаться к хозяину?!.
В дверь кабинета забарабанили изо всей силы. Снаружи донёсся злобный хриплый голос: «Открывай! Падла! Это ты моего брата упёк в тюрягу! Выходи! Я знаю, ты здесь!»
Кот и Ников вскочили. Ников быстро отпер дверцу шкафа и открыл потайную. Кот бросился туда и ждал хозяина. Из-за чуть прикрытой дверки шкафа кот не мог видеть происходящего, но услышал грохот слетаемой с петель входной двери, затем возни с криками и… страшный грохот выстрела… Хозяин с криком упал к лапам ждавшего его кота… И тут же, ломая потайную дверку, ворвался высокий человек, в руках у него был пистолет, такой же как у Никова… «Ну вот и всё, гад!»-хрипло прорычал высокий, целясь в раненого Никова…
Кот, пружинно оттолкнулся, перемахнул через лежащего на полу хозяина и был так близок к тому, чтоб всеми своими когтями впиться, врезаться в лицо врага, когда что-то сильное и горячее ударило кота в живот, и кот лишь смог выпущенными когтями, вспарывая кожу на веках и щеках врага, упасть…
Утром Ников сбежал из больницы, превозмогая боль, приехал и, забрав простреленное тельце кота, увёз схоронить у реки, где они рыбачили вместе.
Мёрзлая земля с трудом поддавалась. Рана Никова закровоточила под тугими бинтами.
Ников положил на дно могилки, завёрнутое в плед лёгкое маленькое тельце своего Подручного…
Третья всякая глупость
Я шёл по тропинке довольно густо заросшего высоким кустарником перелеска, что на краю города. Там обитали бездомные собаки, и я каждый день привозил им еду, чтобы дворняги не шатались по городу, и их не травили очень добрые люди. Оставлял машину возле самого крайнего магазина и шёл в перелесок.
Тропинка была протоптана дачниками, которые благодаря ей быстро добирались до станции пригородной электрички. Ещё метров тридцать, а дальше я сворачивал с тропинки и петлял меж деревьями и кустами.
Едва свернув, я увидел лежащего на осенней листве породистого пса. Подойдя ближе, заметил на нём рваные раны, но пёс был жив и тихо заскулил, когда я наклонился над ним. Я сбегал к машине, принёс из багажника брезент и осторожно перетащил собаку на него, затем в машину. Снова почти бегом бросился в перелесок, посвистел дворнягам, которые быстро примчались на зов, оставил еду и воду.
А потом – долгое лечение у ветеринара. Благодаря интенсивному лечению и моему уходу, пёс медленно пошёл на поправку, поскольку он был действительно рыжий, я так и назвал его – Рыжий.
К декабрю Рыжий окреп и уже не только свободно бегал по дому, а и поднимался на второй этаж, где было моё рабочее место, а собственно – компьютер. Пёс ложился на ковёр возле моих ног и скрашивал своим присутствием мою долгую дистанционную работу. Часто я зажигал камин в гостиной, и мы вместе с Рыжим грелись у огня. Пёс был хорош, умён, не назойлив, выполнял команды, и мы с ним ежедневно бегали на моих пятнадцати сотках придомовой усадебки.
Я по-прежнему мотался в перелесок и кормил дворняг, в холода ездил дважды. Как-то, идя по перелеску, увидел ошейник, поднял и прочёл на внутренней стороне ошейника номер телефона и кличку – Грант… Тут я вдруг понял как сильно успел привязаться к Рыжему, который на самом деле – Грант.
Добравшись до дома, я словно специально оттягивал время, чтобы войти. Поставил машину в гараж, зачем-то проверил уровень масла… И вот я отпираю входную дверь, мне навстречу выбегает Рыжий, радостно виляя хвостом, но тут он почувствовал моё настроение и стал с тревогой заглядывать в мои глаза, а я просто обнял его, боясь возможного расставания.
Вечером того же дня мы с Рыжим грелись у камина. Пёс блаженно растянулся на ковре и дремал. Кое-как собравшись с духом, я всё же решил позвонить по номеру на ошейнике, но чуть задержавшись перед тем, как нажать кнопку «вызов», я тихо, еле слышно позвал: «Грант». Пёс вскочил! В глазах – недоумение и даже ужас! Он бросился, нет, не к входной двери, а куда-то в кухню, затем, выбежав оттуда, стремительно взлетел по лестнице на второй этаж, где я и нашёл его, забившегося за диван…
Благодаря моим друзьям удалось выяснить, что за номером телефона на ошейнике, существует вполне приличный с виду гражданин по фамилии Толстов, он и ещё несколько богатеньких мерзавцев устраивали бои собак, порой с дикими зверями, собак просто терзали, разрывая в этих боях, а затем ещё живых, истекающих кровью, закапывали. Мы с друзьями прекратили этот беспредел.
А Рыжий – до сих пор Рыжий! Мы всё так же зимними вечерами греемся у камина. Иногда в гости к нам наведываются мои друзья, теперь они и Рыжего друзья!
Четвертая всякая глупость
Едва Никита поступил в институт в городе и обустроился в общаге, как его мать – редкая красавица уехала заграницу к иностранцу, с которым переписывалась уже год. И бабушка Никиты осталась одна в плохоньком деревянном домишке. Никита переживал, но, зная, что бабушка ещё крепка здоровьем и что сама лечит молитвами и заговорами людей, которые щедро платят ей за лечение и продуктами и деньгами, всё же решил не срываться с учёбы, а поехать к бабушке на зимние каникулы.
Снегу щедро навалило в ту зиму, но страждущие, что добирались к бабушке, протоптали твёрдую тропинку от станции электрички до самого домика.
Уже почти подойдя к улице, где жила бабушка, Никита увидел строящийся дом из сруба, рабочие уже подводили стропила, чтобы крыть крышу. Домик был настолько хорош, что Никита остановился и, залюбовавшись, вдруг вслух произнёс: «Вот бы такой купить для бабушки!»
