– Да я понимаю! Им нужно узнать об Эрне как можно больше. А я, возможно, вообще единственный человек, который…
– Хорошо, я согласна, – оборвала она себя на полуслове, – девочка снова может прийти, пусть только позвонит, я назначу время. Сам понимаешь, я человек занятой.
Сева в ответ принялся ее благодарить, но в это время запиликал внутренний телефон, в дверь требовательно постучали, а на дисплее замигал сигнал: «срочное сообщение!» Анита быстро извинилась и распрощалась, мысленно обозвав себя бессердечной толстокожей свиньёй. «Эрна, дочь маминой подруги и её собственная… м-м-м… Ну конечно, тоже подруга, а кто ещё! Так вот: она пропала. Неизвестно, жива вообще или нет, Анита же занимается бестрепетно своими делами и не может уделить Севе нескольких минут.»
– Ничего, я Севке перезвоню. Детективы стоят, наверно, уйму денег. Я скажу, что он может на меня рассчитывать. А девочке, Лукерье этой, постараюсь, что могу, рассказать.
И, успокоив растревоженную совесть этими соображениями, Анита Таубе, подняв трубку, одновременно села к компьютеру. Тут же повторился стук в дверь, и она, сделав любезную мину, разрешила:
– Да, пожалуйста. Заходите!
7. Консультация «Ариадна» и ее пациенты
Эрна Александровна делала ультразвуковое обследование, когда в сестринской зазвонил телефон.
– Консультация «Ариадна». Здравствуйте, я Вас слушаю, – услышала она голос Раи.
– Что? Нет, она в процедурной. Нет, не раньше, чем через полчаса. Как Вы сказали, доктор Ерофеев из восьмой онкологии? Да, конечно, одну минутку, я сейчас запишу телефон. Не беспокойтесь, я обязательно передам.
«Глеб! Даже плохо помню, когда мы с ним в последний раз общались», -удивилась Эрна. – «Что ему от меня надо? Не иначе, по делу. У кого-то аденома простаты. Если у него самого, так он ко мне не пойдёт. Ладно, сам перезвонит, бес с ним, а не позвонит – ещё лучше. Хорошо – моего нового мобильного у него нет. Как-то не очень уютно, что женился он на нашей этой девочке, лаборантке-практикантке. Про меня она не знает, а узнает, не дай бог, так неведомо, как отреагирует. У меня никаких эмоций это не вызывает, а её я не хотела бы огорчать или портить их отношения.»
Но Эрна напрасно надеялась. Она не отзывалась на просьбу Ерофеева позвонить – закрутилась, да ей и не особенно хотелось. И поэтому Глеб звонил сам ещё раза три, пока однажды не отловил её в кабинете. Надо отдать ему должное, он не стал тянуть кота за хвост и изображать любезного кавалера, что решил проявить внимание или снова поухаживать за бывшей подругой. Кратко изложив свои трудности, он вздохнул.
– Я долго стеснялся. Только ты с этой стороны обо мне, если уж не всё, так многое знаешь. Остальное я тебе расскажу. Я тебе полностью доверяю. Может мне нельзя помочь? Что ж, тогда ты мне так и скажешь. А я буду думать, как мне с этим жить. Но я должен попытаться. Моей жене только двадцать семь. Нельзя же ей…
– Хорошо, я согласна. Попробуем. Подожди, я посмотрю, как у меня со временем, – выслушав его, просто ответила Эрна.
– Эдик? У нас есть в четверг что-нибудь? – обернулась она к Демину. – Даже для одного пациента? Ну, хорошо-хорошо. Тогда в пятницу. Подожди-ка.
– Глеб, если хочешь, я всуну тебя до приёма. Ты можешь в пятницу в четверть девятого быть у меня? Что? На машине? Да нет, это у Красных ворот, во дворе недалеко от метро. Всё, мы записываем. Жди ещё минуту.
– Эдик, запиши, пожалуйста, на пятницу на восемь пятнадцать: Ерофеев Глеб Сергеевич. Что? Нет, остальное потом.
– Глеб? Всё в порядке. Я тебя жду. Если что не так, немедленно сообщи, я для тебя на час раньше притащусь, а у меня сейчас очень напряжённо. В среду оперирую, в четверг выездная консультация с утра, а потом приём и т. д. И вот что. Не дёргайся. У меня есть хорошая аппаратура для диагностики и классные препараты. Ты же понимаешь – надо разобраться: то ли у тебя какая-то патология, зараза в латентной форме, то ли что ещё? Эскулапы сами лечиться не всегда любят, и ты не исключение. Что касается самого неприятного, чего ты боишься, то я с этим тоже научилась бороться. Обязательно станет лучше!
– Слушай, Эрна, ты даже не представляешь, как я тебе благодарен! Я прекрасно понимаю, ты могла меня далеко послать, да ещё посмеяться. В самом деле, что за наглость такая. Звонит «бывший», женился на молоденькой, проблемы с потенцией, а ты должна помогать! Да так ему и надо!
– Перестань. Это звучит скучно, но я, правда, прежде всего врач, так себя ощущаю. Кроме того, у нас с тобой рассосалось совершенно безболезненно обоюдно.
– Сформулировано для меня не слишком лестно. И всё равно: спасибо, спасибо! Слушай… вот ещё что. Мы с женой потихоньку друг от друга, не сговариваясь, с нашими доморощенными фрейдистами пообщались. И такую оскомину заработали! Может, ты однажды, если будет время, нам поставишь мозги на место? Просто пойдём все трое в хороший ресторан и поболтаем. Расскажи ты нам, ради бога, что устарело, а что всё ещё актуально и почему.
– Глеб, ты нахал. Тебе пальчик протянешь… Да ладно, успокойся, я подумаю. А теперь пока, до пятницы.
Глеб Сергеевич Ерофеев положил трубку и зажмурился. На душе у него было давно и безнадежно скверно. Но после звонка Эрне он и впрямь почувствовал облегчение. Забрезжила даже робкая надежда.
«Сегодня он придет домой и скажет жене. Она, бедняжка, намучилась достаточно. И сам тоже, конечно. О господи, как вспомнишь…»
8. Супруги Ерофеевы. Предыстория
Жена Глеба Марина семейные трудности полностью осознала и попыталась с ними справиться сначала сама. Она обратилась к специалисту.
Марина встала с коричневого диванчика, прошлась по коридору и вернулась. Женственный полноватый юноша и немолодая пара напротив покосились на неё. Юноша заёрзал, вздохнул и уткнулся в газету, а «супруги», как мысленно окрестила она плешивого мужчину лет пятидесяти и его худенькую подругу, снова оживлённо зашушукались.
– Гена, нет, а ты уверен, что это не вредно? Анализ твой психический… Может, уйдём, а Ген? – услышала Марина возбуждений шепот. – Что они с нами делать станут? Мы с тобой на шестом десятке…
– Да не бойся Валюша. Деньги у меня есть, а чего ещё? Митяю-то помогло! Вон в Америке, по телику говорят, все к ним ходят. Надо – не надо, а идут! И нам, глядишь, поможет, – стараясь понизить по возможности голос, забасил мужчина
– Ген, а оно не больно? – снова забеспокоилась женщина.
Марина, чтобы не рассмеяться, отвернулась, как вдруг дверь открылась и совсем молоденькая девчушка в белых брючках и майке тоненьким голоском пропищала:
– Ерофеева Марина Васильевна! – и вопросительно посмотрела на вмиг смолкнувшую «Валюшу».
– Это я, – откликнулась Марина.
– У Вас есть квитанция об оплате? – строго отозвалась сестричка.
– Да, пожалуйста, – Марина протянула ей чек с бледно отпечатанной четырёхзначной цифрой и закорючкой подписи.
– Проходите!
«Могла бы тоже «пожалуйста» сказать за такие деньги», – подумала Марина.
Евгения Гриценко порекомендовали друзья их семьи Кулаковы. Эти симпатичные люди, старые знакомые Глеба, значительно старше Марины, хоть и не настолько, как муж, давно заметили, что у них что-то неладно, и не очень удивлялись. Они не знали, конечно, что к чему. Но если жена на двадцать один год моложе мужа, это не мудрено. «А у Ерофеевых такая хорошая девочка – малышка, и сами… Стараются, видно, не раздражаться, однако напряжение растёт. Они и цапаются!»
И однажды Надежда Кулакова решила с Мариной поговорить по душам.
– Мариночка, я сейчас хорошую книжку читаю. Там о разных делах: семейных проблемах, мужской психологии, нашем критическом возрасте и нервозности. Ох, это, само – собой, не про Вас! – спохватилась сорокатрёхлетняя Надя.
– И не про Вас, Надюша, тоже! – вежливо возразила Марина.
– Ладно, оставим комплименты. Я что хотела сказать. Вы для меня с Глебом всё равно молодожены, пусть и три года женаты. По сравнению с нами, сами понимаете. И я вижу, Вы ещё не притёрлись, или кризис у вас какой-то. Слушайте, дело житейское! Сейчас, слава богу, не то, что двадцать лет назад. Психоанализ амнистировали. Немного позже генетики, но лучше поздно, чем никогда. Мне про одного консультанта рассказали. Он точно с медицинским образованием, что уже хорошо. У нас же такой специализации не было – можно бог знает на кого нарваться. Давайте, я адрес дам. Попробуйте. А может, у Вас какой невроз?
Этот вот специалист стоял сейчас у окна к Марине спиной, сцепив руки на пояснице. На звук открывшейся двери он обернулся, поздоровался и предложил ей сесть на высокую табуретку без спинки.
– Слушаю Вас, – сухо процедил он и уселся в свою очередь напротив молодой женщины в скрипучее коричневое кресло.
– Здравствуйте! Видите ли, мне сказали, Вы можете помочь разобраться. Я три года замужем, и в последнее время у нас очень ухудшились отношения. Ничего такого… тривиального, вроде: «пьёт-бьёт-гуляет» за этим нет. На такие вопросы просто не стоит тратить времени. Но у нас есть свои особенности, бесспорно. У моего мужа это второй брак. Мне недавно исполнилось двадцать семь, а он… – она запнулась и смущённо посмотрела на собеседника.
– Постарше, вероятно? – помог ей уже не так хмуро Гриценко.
– Ему через месяц будет пятьдесят восемь, – у Марины вырвался лёгкий вздох, а Евгений Николаевич неожиданно для себя присвистнул. Затем, поглядев в заведённую для Марины карту, он добавил.
– Марина Васильевна, так Ваш муж, возможно, страшно ревнует? Вы работаете?
– Я микробиолог по профессии и сейчас в дневной аспирантуре. Мама нам с дочкой помогает, и поэтому я могу… Но это всё не существенно! Глеб вовсе не ревнивец, он, знаете, о себе весьма высокого мнения. Нет, тут другое. У нас… – Она собралась с духом и, глядя поверх головы Гриценко, решительно проговорила. – У нас, то есть у него вот уже полгода почти ничего не выходит. Ну, Вы понимаете. Я… у меня до Глеба не было ничего такого. Я в этом не разбиралась. То есть, я хочу сказать, я не знала, как должно быть! Сейчас я понимаю, с самого начала тоже было не просто. Но теперь!
Бывший фтизиатр Евгений постарался сделать непроницаемое лицо. Восемь лет оттрубил он после института в противотуберкулёзном диспансере и решил однажды, что палочки Коха в дальнейшем обойдутся без доктора Гриценко. Ему надоела опасная плохо оплачиваемая работа. Он навёл справки, покрутился среди преуспевающих коллег, поспрашивал бывших однокурсников. И решение пришло. Полгода лекций, курс повышения квалификации, и готово! Новоиспеченный психоаналитик взял кредит, разместил рекламу в популярных изданиях, снял помещение и вскоре обзавёлся клиентурой. И всё-таки он ещё не привык! Во всяком случае – не совсем.
Он с жалостью и изумлением слушал сидевшую перед ним молодую красавицу. «Боже мой, двадцать семь лет! Так хороша, классическое сероглазое лицо с шелковистыми каштановыми волосами, стройная фигура, образованная, неглупая, и подумать только, без пяти минут шестидесятилетний муж – импотент!» Между тем, она продолжала.
– Евгений Николаевич, я хочу понять, может, я сама виновата, разобраться, где я не права, а не он. Сначала поискать свои ошибки, а не чужие.
«Ещё того не легче,» – с огорчением подумал Гриценко, – «да она просто какая-то святая. Послала бы она этого перечника! Но ничего не попишешь, надо было работать. Деньги зарабатывать! Компания, что сидит у него на шее, обедает каждый день, не пропускает ни одного, да!»
– Марина Васильевна, Вы заняли очень разумную позицию, – сказал он, подавив легкий вздох. – Мы немедленно приступим к анализу Вашей ситуации, и, естественно, начнём именно с Вас. Нашу цель я могу сразу обозначить. Это овладение Вами «Принципом Реальности.» Под этим мы – я разумею: мы, психоаналитики – понимаем проблемы управления.
Гриценко встал и с возрастающим воодушевлением начал вещать. Затем он принялся мерить шагами свой небольшой кабинет, порою помогая речам указующим перстом.
– Каждый из нас делает то, что заставляют его делать, порой совсем без его ведома, собственные либидо и мортидо. И чем более Вы реалистичны, тем безопаснее сможете их удовлетворить. Я сказал: проблема управления. Чем же, спрашивается, Вы должны управлять? Я Вам скажу: тремя группами сил – собой самой, другими людьми и природой.
«Ох, прямо-таки и природой,» – пронеслось в голове слегка ошарашенной происходящим Марины. – «Интересно, сам он – что же, повелитель стихий?»
– К счастью, мы имеем в себе нечто, что позволяет нам справляться с этой трёхликой действительностью. Эта система называется «Эго», – ворвался в её непокорные мысли настойчивый голос Гриценко. – «Эго» – сознательная часть психики, находящаяся в контакте с внешним миром, а также с «Ид» и «Суперэго»
– «Остапа понесло» – с ужасом процитировала Марина совершенно беззвучно, но Евгений всё же заметил. Он остановился на всём скаку, подозрительно взглянул на пациентку и оборвал, наконец, свою речь.
– Вы получите от меня руководство для работы дома, там все новые для Вас термины объяснены. Это ничего, если поначалу не всё понятно. Нам предстоит такая большая работа! Нужно будет заняться анализом Ваших сновидений, выяснить влияние на поведение вас обоих различных комплексов. «Комплекса кастрации» и «Эдипова комплекса» – на Вашего мужа, а «комплекса Электры» – на Вас. И это только начало!
Минут через тридцать раскрасневшаяся, раздражённая, умотанная Марина, не помнившая своих снов и не любившая разговоров об её убогом провинциальном детстве, наконец, поднялась со своего места. У неё на неудобной табуретке безумно затекла спина.
– Евгений Николаевич, извините, но мне надо спешить за дочкой. Давайте об остальном в следующий раз поговорим. Она поспешно простилась с Гриценко и выскочила вон.
«Боже мой, «комплекс кастрации», и это только начало! Нет, скорей прочь отсюда. Забыть весь этот кошмар, как страшный сон. Что-то, однако, не давало ей покоя и вертелось в голове, словно назойливая муха. Этот тип со своими амбициями имеет наивность думать, что никто не имеет понятия о его «терминах». Тоже мне – Бином Ньютона: Эго, Суперэго, либидо! Но было ещё нечто… А, вот! Что такое «Ид»? Надо пойти в библиотеку или позвонить профессору Ревде. Это слово она, правда, слышит впервые.»
Дома уютно пахло молочной рисовой кашей и горячим какао. Мама кормила Танечку на кухне. Она быстро собралась, чмокнула Марину в щёку и убежала. А Марина, уложив девочку, принялась готовить ужин к приходу мужа.
Готовить она не любила. Ей это было вовсе неинтересно. Но отличница Ерофеева, в девичестве Дюжева, всё привыкла делать на совесть. Она быстро убедилась, что поваренные книги – ненадёжные руководства. В них отсутствовали обычно важные детали, нарушались пропорции ингредиентов, и поэтому результат выходил плачевный. Но проделав на своём веку уйму лабораторных работ по органической и неорганической химии, она хорошо умела чисто воспроизвести опыт. «И раз по книжке не получается… Ну и что?» Она попросила маму и двух подруг точно записать, взвесить и измерить, всё, что делалось при изготовлении блюд, которые нравилось Глебу и особенно хорошо у них удавались. И тогда дело пошло на лад! «А сейчас она соорудит индюшачьи отбивные в кляре и подаст их с этим отличным рисом «басмати». Ещё зелёный салат и…»
Прозвенел звонок. Она побежала открывать. Глеб вошёл, распространяя запах мороза и снега. Марина потянулась поцеловать его, но муж отстранился со ставшим уже привычным выражением смущения и раздражения.
– Идёт мокрый снег, у меня всё пальто влажное. Возьми, пожалуйста, дипломат. Я поужинаю быстро и сяду за работу. Скоро отчёт и…
«Это он хочет сказать, вернее, дать понять, что чем скорее я лягу спать, тем лучше. Чтобы я его не ждала. Чтобы не думала… Не надеялась? Господи, как оскорбительно! При чём тут я? Нет, так дальше продолжаться не может!» Молодая женщина сжалась, лицо её окаменело. Она попробовала что-то сказать, горло от обиды перехватил судорожный спазм. Муж, не глядя на неё, раздевался. Но молчание, а затем сдавленные всхлипы заставили его, наконец, поднять глаза.
Его молоденькая красавица жена, его нежная Марьяша, гордая прекрасная Мнишек с искажённым от горя лицом, заливаясь слезами, прислонилась к дверному косяку и пыталась унять рыдания.
Глеб бросил пальто на пол и подхватил её на руки. В несколько шагов он донёс жену до комнаты, уложил на диван и укрыл тёплым пледом.
– Подожди, я сейчас! Я тебе принесу чай или что-нибудь такое, – бормотал он, – и мы спокойно поговорим.
Он снова выскочил в коридор, чтобы пройти на кухню, но наткнулся на свою брошенную одежду и нагнулся. На полу прямо под Марининой курткой лежала какая-то квитанция. Глеб повесил пальто на вешалку, затем поднял полупрозрачный листок и прочитал: «Консультация «Брак и семья». Доктор Е. Н. Гриценко. Психоанализ и коррекция неврозов».
Он задумчиво посмотрел на сегодняшнее число и фамилию пациентки, сунул в карман листочек и пошёл включать чайник.
Марина ещё немного поплакала и затихла. Она выпила чаю с лимоном, и, хотя зубы ещё иногда стучали по стеклу от всхлипываний, но ей определённо полегчало. «Он хочет поговорить? Конечно, это много лучше, чем ставшее в последнее время привычным враждебное молчание и глухое раздражение. И потом. Он снова стал такой нежный! Вот он опять пришёл и уселся на край дивана. А что это у него в руках?»
Глеб, улыбаясь, показал ей квитанцию, и Марина покраснела. Она ничего не рассказывала о намерении посетить Гриценко. Да нет, вроде, он не сердится.
– Малыш, будем признаваться? Ты не пугайся, я, как старший товарищ, первым и начну, – услышала от мужа она.
За несколько недель до описываемых событий Ерофеев сидел в приёмной перед уверенной в себе брюнеткой лет тридцати в модных очках без оправы и поёживался под градом выстреливаемых вопросов. Не успел он ответить на последний, как последовал очередной.
– Дорогой коллега, скажите, Вы когда-нибудь имели дело с моим предметом? Интересовались? Ах, нет. Ну, тогда слушайте внимательно. Я не сомневаюсь, что Вам можно помочь. Вот Вы гематолог.[4 - специалист по болезням крови] Это просто классическая ситуация – сапожник без сапог. «Сам с усам», сам себя и вылечу. Ну, признайтесь, Вы так думали? Я мальчишкой-то читал Фрейда, только, знаете, перевод был отвратный. Мне попался некий древний фолиант с буквами «ять». Уж не знаю, Вы про них слышали или нет. Были такие до революции. Читать было трудно – я и бросил. А у нас это во времена моей учёбы не поощрялось, вот и не было новых поступлений. Сам же я, как Вы верно заметили, совсем из другой области. Так вот. Поскольку моя жена меня много моложе, то я предполагаю у себя по этому поводу невроз. Поэтому к Вам пришёл по совету своего брата. Скажите, пожалуйста, Вы свою концепцию основываете на теории Фрейда?
– Я бы назвала Фрейда, Абрагама и Клейна, если говорить о понятии либидо. Потом следует упомянуть прежде всего Лу Андреас-Саломе, которая сделала колоссальный вклад в понимание анальной эротики. Затем Юнга и Адлера, Карен Хорни и…
– Подождите, Алла Юрьевна. Это Вы уж того. Даже я, знаете, совершенно определённо слышал, что, во всяком случае, Юнг своего великого предшественника жёстко критиковал. Имя Адлер мне тоже знакомо, и насколько я помню…
– Ох, Глеб Сергеич, так мы с Вами очень далеко заберёмся. Ну конечно, последователи и даже его собственные ученики Фрейда критиковали! Наука же не стоит на месте. Вы считаете, что у Вас невроз, а причина его – разница в возрасте с женой. А на самом деле, может, детская сублимация! И нам нужно в первую очередь заняться Вашими детскими переживаниями, вытесненными бессознательными стремлениями, которые обнаруживает содержание снов. Потом перейдём к взаимоотношениям с мамой. И так шаг за шагом найдём причину невроза.
– Скажите, пожалуйста, можете Вы ко мне приходить три раза в неделю? Я понимаю, что каждый день для Вас, наверно, трудно. Но надо действовать. Ведь что такое – невроз? Это болезнь, признаком которой является чрезмерный расход энергии на непродуктивные цели. Он вызывает в свою очередь невротическое поведение, которое Вам порой может помочь сосредоточиться на чём-либо другом, а вот ближним какого?
– Да, ближним… Тут я с Вами согласен. Одна компенсация Inferiority Complex[5 - Комплекс неполноценности] чего стоит. Что скрывать, я понимаю, у меня то, что раньше называли неврастенией, теперь – невротической депрессией, только хрен редьки не слаще. Ещё немного, и моя жена меня бросит, или ещё того хуже – сама заболеет. Хорошо, я подумаю и Вам позвоню. У нас маленький ребёнок, и я должен о визитах к Вам дома поговорить, – ответил тогда собеседнице в первый свой приход Ерофеев.
– Так вот, я тоже уж побывал. «Подвергся», так сказать. И даже не один раз.
– Что, неужели у Гриценко на Фрунзенской? – приподнялась от изумления на подушках Марина.
– Да нет, мою «аналитичку» зовут Меньшикова. Гарик посоветовал, говорит – толковая дама. Я тебе, если хочешь, расскажу всё подробно. Я после каждого этого… м-м-м… сеанса ходил в библиотеку. Поработал в читальном зале, домой взял литературу. И теперь вполне готов грамотно потрепаться.
Он скинул ботинки, забрался под пушистый чёрный с красным плед и обнял жену. Она положила голову ему на плечо.
– Ну, раз ты теперь такой подкованный… Знаешь, у меня очень тягостное, неприятное впечатление.
– Что, жулик попался?
– Нет, не думаю. И сам психоанализ я вовсе не считаю жульничеством и чепухой, только понаслушалась там такого! Ну не лезет ни в какие ворота! Вот, например, скажи, пожалуйста, как ты относишься к этому «комплексу кастрации»? Ведь они считают, он есть у всех? У всех мальчиков! Ты когда-нибудь боялся в детстве или в юности, что тебя кастрируют?
– Нет, не было такого. Было, да и есть на инстинктивном уровне желание защитить нижний этаж от удара, например, в игре или в драке. То есть бессознательное понимание уже у ребенка – в случае чего будет очень больно, тут надо беречь. Но никаких кастраций.
– Вот! Для меня это прозвучало сомнительно. Но, как ты понимаешь, я с мальчиками такие темы не обсуждала. Статистики у меня нет. Зато по поводу другой генеральной идеи – невроза у девочек от зависти к обладателям пениса, вот тут-то уж у меня есть, что сказать! – Марина раскраснелась и села. А муж рассмеялся.
– Вот как? Ну давай!
– Итак, никакого пениса я отродясь иметь не хотела! И обе мои сестры, и близкие подруги – никто из нас, ей, богу, никто! Что за удивительная мысль, будто все – заметь, опять-таки, все девочки – испытывают комплекс неполноценности по этому поводу и мечтают его иметь? Бесспорно, что это чушь, откуда ж она взялась?
