– Ну да, ты же у нас новоиспечённый автовладелец. Вот тебя до сих пор туда нелёгкая и не заносила. На шесть? Красиво живёшь. Тогда жди, выезжаю в твой «Ирбис».
Когда Пётр работал на Петровке следователем, Володя Расторгуев был сотрудником уголовного розыска, отдела по расследованию тяжких насильственных преступлений. Они были хорошо знакомы, встречались часто по работе, в общих компаниях, имели немало общих же приятелей, хоть и не завели личных дружеских отношений.
Затем Пётр Андреевич решил, что ему настала пора отправиться в собственное плавание и стать капитаном. Он уволился, открыл «Ирбис». А через два года в случайном разговоре на старой работе узнал, что Володя Расторгуев в УГРо больше не служит. На расспросы ему поведали, как Расторгуев был тяжело ранен в перестрелке с бандитами, полгода провалялся в больнице, получил инвалидность, ушёл на пенсию и бедствует с семьёй и двумя детьми, кое-как перебиваясь с хлеба на квас на зарплату жены – учительницы истории.
«Подумать только, как не повезло! Ему ведь только слегка за сорок. Надо Володьку разыскать, узнать, чем помочь. Он где живёт?» – огорчился Пётр.
Но Расторгуевские координаты для него долго не могли найти. Народ в отделе уже частично сменился, частично… да что скрывать, стал бывшего коллегу-бедолагу подзабывать.
Синица, потихоньку свирепея, начал горячиться.
«Да что ж это, мужики, такой парень был золотой, отзывчивый, исключительно порядочный. Неужто, никто его не навещал? Не позвонил хотя бы?»
Наконец с грехом пополам домашний телефон Расторгуева отыскался. Тогда Синица, недолго думая, позвонил и попросил разрешения посоветоваться с Владимиром по важному делу.
Приехав, он постарался не заметить отчаянной бедности, лезущей из всех углов в Володиной двушке, где друг у друга на головах ютилось всё семейство. Пётр объявил, что он с работы и зверски хочет есть, что он, как незваный гость никаких претензий к хозяевам не имеет, поэтому, если никто не возражает… И поставил спортивный синий баул на кухонный стол.
Синица опять же постарался не заметить, как дети и Лиля Расторгуева пытались скрыть, что обрадовались, когда на кухонный стол из объёмистой сумки гостя посыпались пакеты с пакетиками. Запахло свежезажаренной курицей, зеленью, теплыми пирогами. За сыром и ветчиной последовали фрукты, за фруктами бутылка хорошего вина, воздушные ароматные пирожные, диковинные конфеты! Было вполне понятно, что такое тут давно не видали. И приятно, что они не стали чиниться, а охотно сели за стол, с удовольствием поужинали, ласково ухаживали за гостем, и друг за другом, шутили и смеялись, рассказывали анекдоты. Словом, вечер получился отличный.
А после ужина Пётр попросил Володю побеседовать с ним с глазу на глаз. Лиля отправила детей делать уроки, сама ушла на кухню, а мужчины остались в «комнате общего назначения», как выразился Володя.
– Вот, брат, школьники мои в маленькой, а мы с Лилькой в этой и спим, и едим, и работаем, когда… – он запнулся, – когда есть работа.
Лиля-то к урокам должна готовиться, так, что… Да, впрочем, я не жалуюсь. Всегда может быть хуже, – добавил он.
– Работа будет, Вольдемарчик, за этим я и приехал. Если ты согласишься, то мы тебя возьмём консультантом. У меня отличная совершенно нестандартная команда. Так сложилось, что я могу себе позволить выбирать, чем нам заниматься. И мы до сих пор брали дела, которые нам всем интересны. И только порядочную клиентуру.
– Ты хочешь сказать, что в отличие от адвоката-защитника, что обязан защищать любого мерзавца…
– Вопрос принципиальный для состязательности сторон, для отправления правосудия, чтобы адвокат искал смягчающие обстоятельства для каждого преступника. Но я не адвокат. И главное, я на вольных хлебах. Могу, пока, по крайней мере, придумать себе некую миссию и следовать ей. Я совершенно не настроен швыряться деньгами, но средства у меня есть. Посему за гонорарами не гонюсь, хотя мы работаем вовсе не бесплатно. Наши услуги стоят дорого. Иногда дорого чрезвычайно! Но когда человек в беде, когда у него нечем платить, то мы устраиваем совет вождей и… Э, да ты постепенно во всём сам разберёшься! Я что, собственно, хочу сказать: нас, постоянных сотрудников, всего трое. Есть ещё пожилая женщина «на все руки». Она убирает, готовит, ухаживает за животными…
– Петро, у тебя там что, и зоопарк? Или, как теперь стало модно, филиал в деревне с лошадками, овечками, а то и коровами? – заморгал глазами Володя, с возрастающим изумлением слушавший бывшего сослуживца.
– Не волнуйся, до коров пока ещё не дошло. Но мы устраиваем себе хорошую жизнь, как мы её понимаем. У нас в агентстве уютно, а поскольку все мои любят живность, мы себе её и завели. И ещё разные штуки. Ты сам увидишь.
– А другие понимают хорошую жизнь по-иному?
– А ты как думал? Можно, например, получив солидные деньги, устраивать по этому поводу регулярно попойку и надираться до положения риз, можно закатываться в бордель или купить… ну, не знаю! Дурацкую дорогую машину, самолёт!
– Ты против автомобилей? Но у тебя есть машина!
– Конечно, есть! А в агентстве ещё одна – служебная, разъездная. И мои ассистенты не только имеют права, но действительно хорошо водят. Только это нормальные машины. Они современные и красивые, но практичные и надежные. Купленные для дела, а не для пижонства. Ну, и для отдыха, само собой. Мы про отдых не забываем. – Синица замолчал.
Он подумал, что впервые, пожалуй, рассказывает постороннему человеку о том, как задумано агентство, что там к чему и почём. Пусть не всё, но формулирует важные для себя самого вещи. Потом он глянул на собеседника и заметил смущённо-выжидательное выражение его лица. «Ох, я осёл! Раскукарекался, затоковал как тетерев, а парень с тревогой ждёт. Волнуется, может, я уже передумал? Или вообще пустобрёх?»
– Я тебе всё – мы да мы! Что касается ребят, то мой дуэт – совершенно разные персонажи. Они очень многое знают и умеют, но оперативного опыта у них нет. До сих пор от них требовалась, в основном, коммуникабельность, интеллект, аналитическая работа, лабораторные исследования, лицедейство. Разные разности. Я думал о том, чтобы не было и особенно опасно. Они оба курсы закончили, это помимо высшего образования, но им ещё учиться и учиться.
Видишь, в концепцию моей конторы входит по мере необходимости приглашать всех, кто нужен для конкретного дела. И вообще, всех, кто нужен. А теперь я считаю, нам нужен консультант. Скорее даже, консультант-тренер, своего рода. Давай соглашайся, и мы с тобой обсудим программу. Ты будешь их учить. Кроме того, сейчас мы работаем по делу «Орловские рысаки». Там не известно пока, как сложится. Если я прав, вполне невинно. Если нет… тогда нельзя им лезть, они как розыскники ещё зелёные. Под твоим наблюдением -другое дело. Что скажешь?
С тех пор Расторгуев сделался постоянно-повременным, как он говорил, участником Синицинской команды. Они вместе отыскали для него ещё полставки на преподавательской работе в Юридическом институте на заочном отделении. По вечерам он вёл секцию карате в спортивном клубе. Это были копейки, но Володя чувствовал себя человеком, в трудовую книжку которого чин чином внесено рабочее место. Зарабатывал он теперь достаточно. Месяц назад он даже купил себе подержанную, но вполне приличную «Шкоду». А когда «Ирбису» требовались ещё специалисты по его профилю, этим теперь занимался Расторгуев персонально.
Расторгуев, как обещал, явился в „Ирбис» и разу приступил к работе. Его ввели в курс дела. Они обсудили сложившееся положение. И Володя, записав в блокнот, что он считал нужным, положил ручку и повернулся к Петру.
– Ты, Пётр Андреевич, совершенно грамотно рассудил, что дело принимает серьезный оборот. Надо и самим не подставиться, и официальному следствию не навредить. Я так понял, ты хочешь поиск продолжать, не смотря на возникшие… м-м-м.. осложнения?
– Непременно! – кивнул Петр.
– Не забудь, мы представления не имеем, есть ли хоть какая-то связь между этими двумя событиями. А если есть, так может это из-за бедной Раи исчезла её начальница, а не наоборот.
– А кто-нибудь из вас уже попробовал там понюхать, или решили не рисковать?
– Я запретил ребятам делать резкие движения. Узнал только по своим каналам, где нашли и когда. – Тут Петр замялся и искоса поглядел на Лушу. – Лу, будь добра, попроси Марию Тимофеевну нам перекусить приготовить. И скажи обязательно, что у нас гость. Что-то живот подвело, и вам с Олегом чай никогда не мешает.
Когда крошечная девушка вышла, он подождал немного, услышал удаляющиеся шаги, а потом пояснил.
– Тут, видишь ли, какое дело. Едва мы об этом говорить начинаем, ребёнок плачет! Она ещё не обстрелянная. У нас до сих пор «убойных» дел не было. Я посчитал – это наше одиннадцатое. Всё предыдущие, да ты частично знаешь…
– Я понимаю, – поддержал его Володя, – споры о наследстве, разводы, кражи, или эти «Орловские рысаки», с которых я начинал – подлог, мухлёж с чистокровными и выбракованными животными…
– Вот именно, Лушка справится постепенно, я не сомневаюсь. Надо просто подождать. Она же такая молодчина. Храбрая, удивительные вещи умеет, надёжная, словно… Не подберу даже сравнения!
– Я бы и сказал, словно Швейцарский банк, только эстетическое чувство не позволяет! Такой очаровательный эльф и прозаическое учреждение, – засмеялся ему в тон Расторгуев. – Но давай не будем отвлекаться, а то она вернётся. Так что?
– Нашли Раю в подвале дома, где она жила, рабочие-ремонтники. Убили, похоже, профессионалы. Одним ударом, точно в сердце, она наверно, и вскрикнуть не успела. После этого просто отнесли вниз и там оставили, не особенно стараясь замести следы.
– А где убили, у неё дома?
– По всей видимости, нет. Есть показания племянницы Жанны, что тётя вышла в спешке из дома и не вернулась. И если сопоставить все даты и данные – вскрытия, звонков по телефону, рассказа Жанны, то выходит, убили сразу на лестнице в подъезде. Видишь, я вытянул только кое-что. Но очень немного. Они что-то знают про Эрну тоже, но меня посвящать в это не хотят.
– Погоди, Петя, говорят это же убийство. Вдруг твоя Эрна замешана? Я понял так, что Жанна ее упомянула.
– Олежка в учебно-познавательных целях и среди белого дня, без всяких романтических глупостей пошёл и взглянул на дом. Он почти пустой. Со дня на день там начнут капитальный ремонт. Я подумал, что обычный поквартирный опрос людей – кто что видел и слышал – в выселенном доме вещь не слишком обнадёживающая.
– Олег, а подъезд куда выходит? – обернулся к Майскому Володя.
– Подъезд-то? Прямо во двор. Там, Володь, двор небольшой, закрытый со всех сторон. Он, в свою очередь, ведёт на оживлённую улицу. Два соседних образуют с домом Раи Кулешовой заглавную букву «П». И от одного из них в их двор выходит глухая стена. В другом тоже никто не живёт. Там склад и приёмный пункт – большая химчистка и прачечная. Но это тебе не гастроном. Они не работают круглые сутки. Всё было закрыто.
– Ты прав, со свидетелями при всём при этом будет не густо. Но ничего, попытаемся! Да, Петь, а ты сказал, Рая живёт с мужем. Так почему же не сразу спохватились?
– Просто стечение обстоятельств. Гадам или очень повезло, или они хорошо рассчитали. Муж после работы сразу уехал вместе с семьёй дочки в глухую деревню. Всего на пару дней! Так и вышло, наложилось одно на другое. На работе – отпуск, дома никого.
– Петя, задача ясна, и я сразу побегу. Сам понимаешь, с каждым днём, с каждым часом вероятность найти достоверный источник уменьшается по экспоненте. Ключи от костюмерной у Тимофеевны?
– Ключи у неё. Со всем согласен, кроме – «сразу побегу». О, вот и Луша.
– Тётя Муся зовёт к столу! – приветливо сказала, войдя, маленькая Костина, а её шеф поддержал.
– Очень кстати. Через полчаса отправишься, Расторгуев, а сейчас мы спокойно вместе немного посидим. Идёт?
Некоторое время спустя из небольшой будки, похожей на трансформаторную, стоящей метрах в двадцати от самого теремка, как удачно назвала домик, где помещалось агентство Ирбис, энергичная хорошенькая Зина Горошек, вышел мужичок в телогрейке. Помятые брюки в пятнах пузырились у него на коленях. На голову по самые брови была надвинута солдатская серая шапка с оборванным левым ухом. Шея замотана полосатым шарфом. А на спине болтался небольшой рюкзачок, из которого торчала початая бутылка.
Осенью темнеет быстро. А этим вечером от туч было ещё темнее обычного. Погода портилась. Задул северный ветер порывами. Похолодало так заметно, что всё вокруг покрылось инеем, и тротуары засверкали в электрическом свете. Прохожие ёжились и торопились в тепло.
Мужичок вышел на Садовое кольцо, добрался пешком до Курской и сел в метро, стараясь держаться подальше от контролёров. От него явственно несло перегаром. На станции «Проспект Мира» он вышел, подземным переходом пересёк улицу, несколько минут двигался по прямой, а потом свернул в узкую арку во двор.
Выходившие туда окна были темны. Следовало поэтому ожидать, что и внутри полная темень. Но тут ему повезло. Уличный фонарь, торчавший из-за стены, точно спичка из коробка, ярко освещал маленький пятачок. Мужичок внимательно осмотрелся.
Двор этот, совершенно безлюдный и пустой, был аккуратно и старательно прибран. В нём был только ухоженный небольшой палисадник и коричневые мусорные баки, огороженные крашеной фанерой. На искрящемся инее отчётливо виднелись следы метлы.
«Ёлки-моталки, сколь ж раз они убирают? Какие-нибудь несчастные таджики, не иначе. Подморозило час назад, не раньше. Значит, совсем недавно. И значит, дворник тут чуть не целый день ошивается. Может, и приютился неподалёку. И пусть даже кроме него по вечерам ни души… Так, а это что?»
Мужичок подошёл к газону и наклонился. Он увидел около бортика две солидные кучки и отчего-то очень ими заинтересовался.
«Ещё дымятся. Собака большая. Бродячая собака? А если нет? Тогда и хозяин должен быть поблизости.»
Он обошёл двор. Подошёл к подъезду и подёргал единственную дверь – она была заперта. Просто заперта на замок, без всякого кода и домофонов. Тогда он двинулся вдоль левой глухой стены и вдруг остановился и присвистнул. Там, где два дома сходились углом, оказался небольшой зазор, совершенно не видный со стороны. В нём была устроена скамеечка, сделанная из ящиков и досок, заботливо застеленная обрывком одеяла. Скаты крыши защищали её от снега и дождя, стены – от ветра.
«Очень интересно! Такой закуточек, и собака, и дворник! Вот тебе и «ни души»!»
Мужичок ещё раз внимательно осмотрелся. Затем вышел на улицу и потрюхал к близлежащему ларьку. Там день и ночь торговали сигаретами, пивом и разной дребеденью. Около палатки толклись, по обыкновению, дежурные местные пьянчужки.
Он полез за пазуху, долго рылся, потом вытащил горсть мелких денег и купил пачку сигарет. А затем достал не спеша стаканчик и оглянулся. Круглый столик нашёлся так же кстати, как добрая компания. Когда на столик шмякнулась четвертушка чёрного с чесночной сарделькой, а из бутылки в пластмассовый стаканчик многообещающе булькнула прозрачная жидкость, две засаленные, замызганные фигуры сделали неуверенный шаг вперёд. Счастливый обладатель поллитровки ухнул, опрокинул стакан, выщёлкнул сигарету и.. к нему тут же услужливо потянулись аж сразу две грязные руки с огоньком.
– Эх, хорошо! Вот это спасибо, ребята. Закурить не хотите? Угощайтесь. Я Жорка! А вас как звать? – и он широким жестом протянул им открытую пачку.
– Как не хотеть! Они взяли по сигарете, и еще по одной, которую сразу заложили за ухо. Забормотали благодарно, зачиркали зажигалками. Ещё бы они не хотели закурить! Но воспалённые их глаза на бледных лицах с небритыми щеками не отрывались он вожделенного напитка.
– А мы Гриша и Кеша, Жорик, Гриша и Кеша! Гляди-ка, вечер какой холодный, прямо зима. Да ты ужинай, на нас не смотри. Мы и правда, покурим.
Вежливость была соблюдена, следующий ход за пришельцем, но он невозмутимо налил себе, хлопнул ещё одну стопочку и закусил. Пахнуло мясным и водочным духом. Алкаши судорожно сглотнули слюну. И тут, откуда ни возьмись, вывернулась бродячая мелкая собачонка и принялась крутиться вокруг них и скулить. Это была жёлто-сизая от грязи, но вполне упитанная дворняжка. Великое множество здешних ларечников беспрестанно её кормило. А спать можно было без помех в подземном переходе. Там сухо, тепло, и никто не гнал. Чем не житьё! Сейчас ей есть даже не больно и хотелось, но привычка – вторая натура. Запахло сарделькой – проси! «Пусть лучше лопнет поганое брюхо, чем пропадает хороший харч!»
Жорик отщипнул кусочек хлеба и бросил на асфальт. Шавка понюхала и отошла.
– Балованная, шалава! Развелось их! Чего ты их приваживаешь, только гадят. Ты посмотри на неё, не жа-ла-ет! А рабочему человеку…, – алкаш потолще и постарше, заросший рыжей щетиной махнул рукой.
– Верно говоришь, Гриша, это сколько на них денег тратят! Они, поди, не работают, а жрут и жрут, – поддержал его сварливо товарищ, но тут и Жора вмешался в разговор.
– Э, не скажи, на них можно дюже хорошо заработать, если с умом. Породистую сучку поймать, найти кобелька, случить, а щенков продать!
– Пойма-ать? Слямзить? Это можно! – захихикал беззубый Кеша. – Только кто у нас купит за настоящие деньги? Разве на Птичке толкнуть?
– А что? Хоть бы и на Птичке? Я, мужики, во дворик по малой нужде завернул, – он повернулся и показал, куда именно, – такую там собачину видел! Руки прям зачесались. Один ошейник за две банки можно загнать! Зверюга давай с цепки рваться да лаять. Я подхватился. Тут гаркнули на меня, а кто, с испугу не разобрал, побёг! Но зло взяло. Узнал бы, чья, так увёл. Вот пол-литры не пожалел бы!
Глаза у Гриши заблестели, словно мокрые осколки стекла.
– Идёт, коли не шутишь! Стакан… нет, два стакана, – поправился он, – нам с Кешкой прямо сейчас! Я тут всех знаю, я.. мы… Да, а потом за суку – две поллитры! Я те её сманю! Мишкина эта собака, туда другие не ходят, эти новые хозява дворнику приплатили, и он следит. Мишка Паровоз рядом живёт. Он ихнего прораба возит. И сторожить подрядился, когда они тут чего оставляют – технику, кирпич там… Иначе стырят в момент!
Жорик слушал, не перебивая, но времени не терял. Он извлёк из рюкзака ещё два пластмассовых стаканчика, налил в них пальца на три водки и подвинул собеседникам. Они мигом смахнули угощение и крякнули.
– А ты что же? Давай по третьей! – спросили в один голос повеселевшие собутыльники.
– Я-то? Не, третью ещё не заработал, – усмехнулся он. – А как псину зовут?
– Джерька! – заторопились Кеша и Гриша, – Джерри её Мишка назвал.
– Понял, – кивнул Жорик, – а фраер почему
– Паровоз? Так он машинистом служил, и сам – Мишка Возчиков. Потому и прозвали паровозом.
– Ага. Служил машинистом, теперь служит у новых хозяев… И дворник тоже, ну, этот… туркмен…
– Мурат? Он не туркмен, а таджик. Они в подвале ночуют.
– Тоже во дворе?
– Не в этом, в соседнем, где котельная. Там и живут, четверо лбов. И убирают, кто где. Мурат у зубодёров, Иса в магазине, а другие…
– Да хрен с ними, ты мне лучше скажи, да неужто вправду суку сведёшь? Ведь если сторожат круглый день, дворник землю роет и хозяева бдят… А что вообще за хозяева такие? Почему зубодёры?
– Жорик, суку тебе сведём, про зубодёров узнаешь, только надо бы и пузо согреть. Горло тоже… Что-то хрипим! – просипел он и захихикал.
Жора разлил остатки, и бутылка опустела. Физиономии бродяг погрустнели. Но новый знакомец хлопнул Гришу по плечу.
– Не робей, ребята, я парень не жадный. Пошли за уголок, там есть забегаловка «После бани». Вон голубенькие огонёчки мелькают. Сядем в тепле, возьмём супешник, картошечки, и пивом залакируем. Там и поговорим.
Он застегнул рюкзачок, замотал шарф вокруг шеи и вопросительно глянул на друзей, которые закивали с энтузиазмом. Тогда он двинулся в сторону голубой вывески, а пьянчужки, обрадованные нежданной удачей, радостно затрусили за ним.
13. Олег Майский делает дубль. Подруга Северцева
Олег вышел из метро и растерянно осмотрелся. Слева был раньше кинотеатр, справа гостиница. Он давно не был «на Выставке», как для себя на старый манер называл эти места, и ничего тут теперь не узнавал. Понастроили новых зданий! Некоторые симпатичные, другие нет. Ну, хоть, «Останкинская» отовсюду видна!
Ему надо было направо, потом опять направо. Идти всего ничего. Район хороший. Люди, к которым он шел, вполне благополучные. Дом, наверное, с фокусами. Майский таких не любил.
Здание, однако, оказалось добротным, не старым, но и не новым, без всяких выкрутасов. Когда код сработал, Олег даже подумал, что лифт и грязноватый подъезд могли быть и поприличней. Зато квартира, куда его радушно впустили, выглядела хоть куда. Майскому по работе и у знакомых приходилось видеть жилье людей с достатком, да и просто богатых. И нередко думать – нет, такого сам себе с приплатой не пожелаешь. Нелепых этих огроменных загородных домов, безвкусных и аляповатых, с тюремными их заборами с колючей проволокой. Громоздких квартир нуворишей, любительски переделанных «по моде» и от того еще более неуютных. Но такую…
Высокие потолки и соразмерные, просторные, но не слишком, комнаты, коридор и кухня. Книжные шкафы из настоящего дерева, доходящие до самого потолка. Мягкие ковры на полу спокойных тонов, там, где надо. А там, где этого не требовалось – плитка или паркет. Все вокруг тут было удобно, уместно, не кричало о себе, а тихо и вежливо говорило: мы, приборы, мебель, мягкие драпировки, комнатные растения, украшения и посуда, все мы – для тебя, тебе служим. Вовсе не наоборот.
Пока хозяйка дома приветливо улыбалась Майскому, предлагала тапочки и показывала, где раздеться, он, с удовольствием ощутил запах домашних пирогов. Хотя нет, это было что-то очень знакомое, похожее, но.
– Извините за нескромный вопрос, чем пахнет так приятно? Благоухание изумительное. Только это не тесто. Яблоки и корица без сомнения, но.
Хозяйка дома Северцева так и засветилась от удовольствия.
