Сказали, что на крыше мне веселее будет. Там птицы разные. Кошки
еще.
И так вместе с ольховыми веточками и потопили меня в снегу.
А там грустно было. Я одна померла. Птицы-то не прилетели еще. А
кошка, она еще в том году издохла, когда отраву крысью сожрала.
Вот я одна-то и померла.
Досочки на чердаке одни скрипели.
Там братишки мои гуляли. На качелях качались.
Одна я на крыше помирала.
А потом Боженька пришел, да и забрал меня на небо. Золотые ручки
ангелам целовать.
А мне с крыши невысоко было, вот я и пошла.
Только братишек жалко было. Не с кем им на качелях качаться.
5
***
В городе дом был, прямо у церкви.
Черный такой, старый. Там армяне жили.
Снег выпал, такой сырой, водой насквозь пропитанный.
Везде вода была. И дом от того еще чернее казался.
Окна покосившиеся были. И деревья покосившиеся были. Сосульки
со старой крыши текли.
А на подоконниках у армян чеснок рос и лук. Зеленый такой, на
грязном подоконнике. Но он грязный был из-за старости. Краска вся
отколупилась.
В воскресенье армянки вытащили большие доски на улицу и
разложили их прямо у дома. Так близко, что луку с подоконника
сорвать можно было. А на доски разложили всякий товар.
Белье, бусы, часы, посуду и два утюга.
Один дяденька все ходил-ходил, смотрел-смотрел, а потом так и
ушел, не купил ничего.
А одна тетенька тоже ходила-ходила, чашки трогала, и тоже не
купила.
А я ходила-ходила, мне армянка бусы янтарные подарила.
А потом выбежала из покосившихся ворот девочка и прокричала
"араладоми кастарну" и убежала обратно. Ставни распахнулись, и на
подоконник чьи-то руки поставили блюдо с дымящимися пирожками.
Армянки все это время болтали что-то на своем. И теперь, не переста-вая болтать, потянулись за пирожками. И за луком.
А снег влажный такой был, сырой. И ветер весной пах. И старым
чердаком.
***
А я домой шла долго. Это потому, что я по дороге мертвую птичку
нашла.
Она такая маленькая была. С красной грудкой. Клестик. Клест.
Я ее на руки взяла, а она такая маленькая, мягкая, влажная.
А у меня раньше никого не было. Я одна была.
6
А теперь у меня птичка появилась. Клест.
Я ее накормить хотела. Нашла ольшиных семечек, хотела ей в
клювик положить. Только клест зажал его, и открывать не хотел.
Крылышки у него такие мягонькие были, перышки такие нежные.
А ручки у меня были красные и холодные.
Я его в снегу и утопла. А чтобы ему не грустно было, я ему в ямку
семечек положила, и бусинку желтую, янтарную, и носовым платоч-ком укрыла. И сказала: "араладоми кастарну". Чтобы ему не высоко
было до Боженьки.
ДЕКАБРЬ
А с вечеру я под печку закатилась. Наутро только вспомнили, спохватились. Да и не нашли – я маленькая была, а там, в подполье, темно было. Меня и не заметили.
Долго я в подполье жила. Там по стенам жуки-щелкуны ползали. Не
прятались от меня. А по утрам кошка приходила, мяту на боках, на
мокрой шерсти приносила, молоком меня своим кормила.
Иногда я игрушки разные находила. С ними мои бабки и дедки
играли, когда маленькие были. Пороняли за печку и забыли. А я нашла
теперь.
Был у меня козлик. Ножки у него длинные были, путались все
время. Голосок тихий как снежок. Он мне песенку пел, про то, как серые
волки его в лес утащили. Сожрать, голодные, хотели. Как бежал, бежал
он по темну лесу, только ножки его в темноте белели. Как птицы в лесу
плакали – за козлика боялись. А я его и успокаиваю-слежу, глажу меж
рожек, чтоб серые волки тут не появлялись.
***
В соседнем доме жил Пароход.
Лицо у него было большое, на черный хлеб похожее. А глаза – тоже
хорошие, влажные.
Я к нему в гости ходила.
Кухня у него была маленькая, темная. А кружка у Парохода была в
7
красный горошек, коричневая такая, чаем пропитанная.
Мы с ним чай пили с ирисками. У меня рот клеился от сладкого – я
молчала. А Пароход говорил «Пароход». Это у него хорошее слово
было, поэтому его так и звали.
В сарае у Парохода лошадь жила. Можно было покататься – но мне
что-то не хотелось.
Мы с ней гуляли иногда. По двору. Ходили туда-сюда. Я ей песню
пела, как по улицам бродят серые волки, голодные, хотят себе животи-ну украсть. Как глаза у них жадные горят. А в лесу темно – темно.
Чтобы она, лошадка, тихо в сарае стояла. И Пароход не забыл ворота
запереть.
***
Иногда ко мне в гости приходила Майтап аби. Яички белые
приносила, огонь мне разжигала.
Когда она была маленькая, но не так сильно, как я, ей в поле руку
порезало. Я трогала ее шрам – жалела. А она мне рассказывала про
оконные ставни и заборы, про старые яблони и скамейки, про электри-ческие провода и заброшенные пилорамы.
Не страшно мне с ней в моем подполье было.
Когда она задремывала, я ее руки трогала-гладила, ручки печеные, ручки топленые.
Когда я задремывала, она мне песню пела, что не одна я в своем
подполье, что огонек тут теплится-горит-горит, что серые волки не
пройдут ко мне, что голодными пастями своими не схватят меня
маленьку, что не видать им тут ни животинки, ни девочки.
***
Зима приходила.
Старый большой дом у Парохода совсем белый становился.
