Почти профессор Московского университета, Печерин поначалу в Европе вел жизнь бесприютного нищего, продавал гуталин, работал секретарем у какого-то английского капитана, примыкал к различным политическим группкам, то был коммунистом, то сенсимонистом, то подвизался в качестве миссионера-проповедника, благо в совершенстве знал иностранные языки. Однажды, наблюдая искрящиеся брызги низвергающихся сверху потоков воды, Печерин подумал: «Какое наслаждение – умереть в водах Рейнского водопада».
Но чем бы ни занимался Печерин в европейских странах, он не уставал размышлять о социальном переустройстве мира. Его герой в стихотворении «Торжество смерти» выражает крайнюю степень несогласия с установившимися порядками на земле:
И к богу кричит: «Я не хуже Тебя!
И мир перестрою по-своему я!»
О, сколько до Печерина, ну и после него, находилось таких переустроителей мира – и философов, и политиков, и ученых-экономистов, и что? Переустроили страны и перевоспитали народы, привели все в гармонический социальный рай?..
В 1840 году Печерин отказался от православной веры и принял католичество. А затем стал послушником монастыря Сен-Трон. Впоследствии Печерин совершил еще один поворот и в качестве миссионера отправился в Англию, и именно здесь началась активная переписка Печерина с Герценом. Оба сошлись на почве неприятия самодержавной России. А власть тем временем вновь предприняла попытку вернуть на родину вольнодумца-беглеца. В конце концов сенат в России вынес окончательное решение о лишении Печерина всех прав состояния и лишил его возможности когда-либо вернуться домой.
Живя в Лимерике (Ирландия), Печерин не порывал связей с Россией, регулярно читал «Колокол», переписывался с Герценом и Огаревым, верил в исключительное предназначение России («Пора нам удивить Европу»), возобновил писание стихов («Не погиб я средь крушения…» и др.). И главное – начинает писать мемуарную прозу «Замогильные записки» («Apologia pro vita mea»), то ли подражая французскому писателю Шатобриану, то ли полемизируя с ним. Стиль Печерина четкий, ясный, несмотря на признания в том, что он «почти разучился русской грамоте».
У Печерина было явно филологическое призвание. В биографическом очерке В. Мильдона (альманах «Лица», 4-1994) отмечается, что для Печерина филология была не профессией, а способом жизни; он жил как филолог – в словах, среди слов, и для него мироустройство определялось возможностями словоустройства, ибо в слове он видел суть и человека, и самой жизни. Печерин как-то обронил: «Вся моя жизнь сложилась из стихов Шиллера…»
Творчество – и свое, и чужое – было спасительным кругом в бушующем стихийном море. «Вот, – думал я, – вот единственное убежище от деспотизма! Запереться в какой-нибудь келье, да и разбирать старые рукописи» («Замогильные записки»).
Размышляя о судьбе России, Печерин не ищет каких-то особых путей ее развития, а считает, что ей следует идти «путем всемирного развития человечества». Славянофилы вызывали у него полное неприятие. Печерин утверждал, что время церквей прошло и «каждому человеку угодно, а государство должно полностью отказаться от всякого вмешательства в дела совести».
Выскажи кто-то эти идеи сегодня, то какая бы буря негодования и протеста поднялась. Но Печерин жил на свободном Западе и свободно высказывал свои мысли.
В Европе Печерин нашел родственную душу в лице князя Петра Владимировича Долгорукова (1816–1868), дерзнувшего «истину царям с улыбкой говорить», в частности потребовавшего освобождения крестьян с землей. У Печерина с Долгоруковым была длительная и интенсивная переписка по проблемам России, как ей развиваться дальше.
В июне 1864 года Печерин писал князю: «Почтеннейший Соотечественник…». И далее:
«Я никаких отрадных вестей не ожидаю из России, пока не переменят образа правления. Впрочем, я не знаю, что и думать о нашем народном характере. Граф де Метр сказал ужасную истину: «Chaque people a le gouveznement qu’elle merite – Каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает» (фр.).
Ведь самовластие кажется так по сердцу нашему народу. Как они любят прислуживаться, шпионствовать и пр. – как рукоплескать каждой мере жестокости! Вот что меня ужасало – вот от чего я бежал! Помилуйте! Если бы я остался в Москве, я бы теперь был почтенным профессором Московского университета.
И был толст, и был богат,
Носил бы стеганый халат
И пил бы за здоровье Муравьева!…»
Сноска для молодых читателей: Михаил Муравьев (1796– 1866), государственный деятель царской России, ярый крепостник, жестокий палач польского национально-освободительного восстания 1863 года. Вошел в историю под прозвищем Муравьев-Вешатель».
20 января 1855 года Печерин признается Долгорукову, что им «владеет чрезвычайный страх – страх сделаться старой женщиной. От этого страха я бежал из России… и этот страх заставляет меня оставить Дублин. А ведь кажется, в каком уголке земли я не мог бы жить спокойнее, независимее, комфортабельнее, чем здесь. Но ведь это безвыходная жизнь. Что сегодня и завтра, жизнь без ума и без борьбы. Мне не с кем поменяться мыслями…»
По Лермонтову:
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в буре есть покой…
Печерин постоянно жаловался Долгорукову, что годы проходят и что жизнь наша быстро летит к роковому пределу. «Al termine vola (я лечу к своему концу – итал.), как говорил Dante».
Жизнь действительно летела к концу, и Владимир Печерин в конце концов нашел упокоение весною 1886 года на одном из старых кладбищ Дублина, немного не дожив до 78 лет. Удивительно, но русский человек Печерин похоронен в Дублине, а великий дублинец – писатель Джеймс Джойс, этот Одиссей и Улисс, окончил свой жизненный путь в Цюрихе. Превратности судьбы и мятежного духа.
Евгений Евтушенко посвятил Печерину строки:
Он Достоевским был замечен,
А может быть, на небесах…
Евтушенко прав: судьба Печерина перекликается со многими героями Федора Михайловича. Печерин как князь Мышкин, сбежавший из России от бесов и прочих российских упырей…
***
А теперь из далекого прошлого перенесемся в недавнее прошлое, свидетелями которого были многие сегодняшние люди, в основном пенсионеры, конечно, и оно, это недавнее время, уже затуманено в памяти. Немного проясним его. Вот краткая хроника 60-х годов (книга Юрия Безелянского «Огненный век», издательство «Пашков дом», 2001).
1960–1969
А что еще надо для нашей свободы? –
Бутылка вина, разговор до утра…
И помнятся шестидесятые годы –
Железной страны золотая пора.
Евгений Блажеевский
Невозвращенства в Россию нету.
Из сердца собственного не сбежишь.
Евгений Евтушенко
Писатели Петр Вайль и Александр Генис в связи с выходом своей книги «60-е. Мир советского человека», говорили, что 60-е годы были последним всплеском истинного коммунизма.
11 октября 1961 года закончил работу ХХП съезд КПСС, съезд «строителей коммунизма», как писали тогда газеты. Партийный форум принял новую программу партии, в которую был включен Моральный кодекс строителей коммунизма (его стали изучать в школах, институтах и по месту работы). По постановлению съезда из Мавзолея ночью вынесли мумию Сталина и захоронили ее у Кремлевской стены. Через год в «Правде» было опубликовано стихотворение Евтушенко «Наследники Сталина», которое мгновенно стало знаменитым: «Покуда наследники Сталина есть на земле, мне будет казаться, что Сталин еще в Мавзолее».
12 апреля 1961 года – Юрий Гагарин в космосе.
Как писал Александр Твардовский:
Ах, этот день двенадцатый апреля,
Как он пронесся по людским сердцам.
Казалось, мир невольно стал добрее,
Своей победой потрясенный сам.
14 апреля состоялась встреча первого космонавта на Красной площади. Такого праздника не было с 9 мая 1945 года! И все десятилетие прошло под знаком космических побед. Герман Титов, Валентина Терешкова, Алексей Леонов…
Но международные дела были далеко не лучезарными. 1 мая 1960 года ракетчики ПВО сбили над Уралом американский самолет-разведчик U-2, этот инцидент привел к резкому охлаждению отношений между СССР и США. 23 сентября того же года Хрущев стучал ботинком по столу в ООН, и эта выходка нашего лидера обошлась советской делегации в 10 тысяч долларов штрафа.
В октябре 1962-го весь мир встал на уши: Карибский кризис! Противостояние двух великих держав! Планета похолодела от ужаса возможной ядерной войны из-за советских ракет, тайком доставленных на Кубу. Но, слава богу, у Хрущева и Джона Кеннеди хватило разума вовремя остановиться. Этого разума не хватило шесть лет спустя, в августе 1968-го, Брежневу и его соратникам. Правителей Кремля обуял страх перед Пражской весной – а вдруг она докатится и до нас? Согласно «доктрине Брежнева», советские танки вошли в Прагу. Решение о вторжении было принято на заседании Политбюро ЦК КПСС 17 августа, после того как угрозы, шантаж и выкручивание рук не заставили пражских реформаторов отказаться от построения социализма с человеческим лицом. Лишь через 21 год, в 1989-м, мы признали, что оккупация Чехословакии была ошибкой.
Еще одна кровавая страница истории была написана 2 марта 1969 года и в последующие дни: пограничная война на острове Даманский. Дембеля 1969 года распевали песню:
На Уссури под солнцем тает лед,
Весна смешала голубые краски…
Но кто, скажите, кто же нам вернет
Тех, кто погиб на острове Даманском?
У вождей тоже было все непросто. 17 апреля 1964 года шумно и торжественно отметили 70-летие Никиты Хрущева, а 14 октября, всего лишь через полгода, те, кто его обнимал, отстранили дорогого Никиту Сергеевича от власти. Заодно пострадал и зять Хрущева – главный редактор газеты «Известия» Алексей Аджубей. Он был одним из первых, кто пытался переделать советскую журналистику, превратить ее из ангажированной и скучной в свободную и интересную. Не дали.
60-е – это годы активного диссидентства. Днем рождения правозащитного движения считается 5 декабря 1965-го, когда на Пушкинской площади в Москве состоялась первая за время существования советской власти демонстрация под лозунгами «Уважайте Советскую Конституцию!», «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем». Что натворили Андрей Синявский и Юлий Даниэль? Они опубликовали свои сочинения за рубежом – тогда это был страшный идеологический криминал.
1964 год – генерал Петр Григоренко помещен в психиатрическую больницу за смелое выступление на районной партконференции.
В 1968-м академик Сахаров не побоялся передать на Запад свои статьи «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе».
25 августа 1968 года восьмерка отважных – Лариса Богораз, Вадим Делоне, Татьяна Баева, Павел Литвинов, Владимир Дремлюга, Константин Бабицкий, Виктор Файнберг и Наталья Горбаневская – вышли на Красную площадь, протестуя против вторжения советских войск в Чехословакию.
А несколько лет ранее был другой протест – рабочих Новочеркасска, которые вышли на улицы 1 июня 1962 года под лозунгом «Мясо, масло, повышение зарплаты!». Поводом стало очередное повышение цен. Против митингующих бросили солдат, итог: 24 человека погибли, 39 ранено, сотни людей арестованы. Печать об этом не распространялась, все держалось в тайне, и лишь спустя три десятилетия народ узнал правду. Кстати, нашелся один офицер – фронтовик, Герой Советского Союза Матвей Шапошников, который отказался стрелять в безоружных рабочих.
Экономику страны в 60-е лихорадило: постоянные реорганизации, неэффективное сельское хозяйство. С 1965-го начали проводить косыгинские реформы, но остановились на полпути и к середине 70-х получили полный застой.
Культурная жизнь – бурная. Спектаклем «Добрый человек из Сезуана» открылся 23 апреля 1964 года театр Юрия Любимова на Таганке. Вся Москва бросилась смотреть и обсуждать спектакли нового театра: «Антимиры», «Жизнь Галилея», «Пугачев», «Тартюф», «Час пик» – один злободневнее другого!
Был еще Манеж и крутой разговор с художниками, который провел Никита Сергеевич. Знаменитые «пидарасы и абстракционисты!».
Пожалуй, самая главная книга 60-х – новомирская повесть, появившаяся в ноябре 1962-го, – «Один день Ивана Денисовича». Никому еще тогда не известного Александра Исаевича Солженицына.
***
В приведенную выше хронику много можно чего добавить, к примеру факты из книги правозащитницы Людмилы Алексеевой «История инакомыслия в СССР» (1992, Вильнюс – Москва). В книге 300 страниц убористого текста. Есть даже стихотворные строчки:
На кладбище расстрелянных иллюзий
Уж не осталось места для могил.
Это из стихотворения украинского поэта-шестидесятника Василия Симоненко, умершего в 1961 году в 39-летнем возрасте.
Итак, несколько добавлений.
1 марта 1960 года в Малоярославце Калужской области умерла Ксения Каховская, женщина необычной судьбы: в 1907–1917 годах – политкаторжанка, в 1917–1918 – российская революционерка, член партии эсеров. В 18-м она организовала убийство командующего войсками на Украине фельдмаршала Германа фон Эйхгорна, попала в тюрьму к немцам, а после освобождения была арестована уже ЧК. Была освобождена по вмешательству Ленина, вождю понравилось, что Каховская замышляла убийство Деникина. На свободе пробыла недолго: с 1921-го по 1956-й находилась в тюрьмах, лагерях и ссылках. Всего в неволе и в изгнании Каховская провела 45 лет.
19 февраля 1965 года состоялась первая публичная акция творческого объединения молодых поэтов и художников СМОГ («Самое молодое общество гениев») – поэтический вечер и выставка в Москве в библиотеке имени Фурманова. Залы библиотеки были оформлены картинами смогистов, эпатирующих фрагментами из их манифеста и стихов. Власти преследовали молодых бунтарей – исключали из институтов, высылали из Москвы, помещали в психиатрические больницы. Объединение прекратило свое существование в 1966 году.
И еще.
В июне 1969 года в Москве на площади Маяковского был открыт памятник поэту. Молодежь сразу потянулась к нему почитать стихи. Москвичам это новшество понравилось, и вскоре чтение получило официальное признание. Впервые у памятника Маяковскому появились юные Владимир Буковский, Юрий Галансков и другие будущие знаменитые диссиденты. Власть все это поэтическое бунтарство терпела до определенного времени.
Вспоминает Буковский: «Все длилось год – с 1960-го по 1961-й. Собирались довольно регулярно: каждую неделю, обычно по субботам или по воскресеньям. Нас всех забирали часто, несмотря на все меры, которые мы предпринимали для того, чтобы уйти от «блюстителей порядка». А потом был такой период, когда они решили всех нас бить. Ловили по дороге домой – они уже примерно знали, где мы жили, когда расходимся, каким путем идем домой. Они ловят – и в машину, в свой подвальчик – бить. Несколько человек прошли через это. Били, а потом отпускали. Занимался этим комсомольский оперативный отряд. КГБ был как бы в стороне. Его люди были ведущими, оперативниками, разработчиками. Сами не лезли… Все закончилось осенью 1961-го, надвигался ХХII съезд. Памятник Маяковскому был закрыт – вокруг ездили уборочные машины, иногда стояли цепи милиции. Да и нам было не до того: начались аресты, допросы. Я тогда после суда уехал в Сибирь…»
Судьба только одного пострадавшего:
6 октября 1961 года был арестован Владимир Осипов и тут же исключен с 4-го курса истфака МГУ за протест против ареста органами КГБ его товарища и организацию встреч и дискуссий на площади Маяковского. Осипов был осужден по статье 70 УК РСФСР – «Антисоветская агитация и пропаганда» на 7 лет. Почти по Маяковскому: «И жизнь хороша, и жить хорошо».
Еще бы: освободился из ГУЛАГа и снова взялся издавать самиздатские журналы «Вече» и «Земля» (до этого были «Бумеранг» и «Феникс»). В 1974 году Осипова вновь арестовали и впаяли 8 лет…
Период диссидентства выпестовал многих отважных людей, о которых расскажем в дальнейшем по годам их эмиграции из Союза. А сейчас упомянем хотя бы Ирину Каплун (1950–1980), студентку филфака МГУ. Изготовляла листовки против ресталинизации, разоблачала методы психиатрии в политических целях. Разумеется, преследовалась. Погибла в автокатастрофе. И не она одна. Мераб Костава (1939–1989), музыковед. Боролся за права человека в Грузии. Дважды побывал в ссылке и в лагере. И тоже гибель в автокатастрофе. Неожиданные автокатастрофы. Еще ранее был убит подобным образом и большой артист Соломон Михоэлс.
Диссидентство
При жестоком режиме Сталина никакого диссидентства не было и в помине. Но после смерти диктатора и тирана наступила оттепель: ослабление гаек и дуновение ветерка свободы и, как следствие, зарождение диссидентства. Любопытно, как трактовалось это понятие в 1-м томе трехтомного Энциклопедического словаря (1963):
«ДИССИДЕНТЫ (инакомыслящие): лица христианских исповеданий, от личных до господствующего. В середине века Д. называли противников католицизма, а со временем Реформации – лиц, не придерживающихся государственной религии».
В иллюстрированном Энциклопедическом словаре (1995) диссиденты (от лат. Dissidents – несогласные) не только противники государственной религии, но и противники существующего строя:
«ДИССИДЕНТЫ – название участников движения против тоталитарного режима в бывших социалистических странах в конце 1960-х – середине 80-х годов. В разных формах выступали за соблюдение прав и свобод человека и гражданина (правозащитники), против преследования инакомыслия, протестовали против ввода советских войск в Чехословакию (1968) и Афганистан (1979). Подвергались репрессиям со стороны властей, многие были осуждены по сфабрикованным обвинениям в шпионаже, госизмене и т.п., принудительно помещены в психиатрические лечебницы («карательная психиатрия»), высланы или вынуждены эмигрировать (В. Буковский, П. Григоренко, А. Сахаров, А. Солженицын и др.)».
Думаю, что сегодня формулировки про диссидентов уже другие, резко отрицательные: «пятая колонна», «вашингтонский обком», отщепенцы, предатели и прочее, включая ненормативную лексику. И почему брань? Потому что инакомыслящие – это другие. Инакодумающие, инакоговорящие, иначе ходящие и не желающие ходить общим строем, нога к ноге, голова к голове, и горланить бодрые патриотические песни: «Броня крепка, и танки наши быстры!..», Вперед – на Берлин!..
Инакомыслие – это бунт против бездушной и злой государственной машины. А если отбросить метафору, то можно сказать социологически точно: «Задачи тоталитарного государства – полностью подчинить человека, подавить его инициативу. Что бы он ни пытался делать сам, государство говорит: «Низзя». Политикой становится то, что к политике, казалось бы, не имеет отношения. Но в тоталитарном государстве политика – все, в том числе быт и семья» («Новая газета», 15 июня 2017 – Алексей Бабий, председатель Красноярского общества «Мемориал»).
Но хватит о проблемах и о пугающих материях, таких как тоталитаризм, автократия, самодержавие и прочие госустройства. Скажем вульгарно: ближе к телу. Приблизимся к судьбам отдельных фигур – персон, лиц, людей, диссидентов.
Трудный вопрос, как их отбирать и по какому принципу. Я решил связать их 60-ми годами, когда в их жизни произошли судьбоносные повороты. В феврале 1966 года Валерия Тарсиса лишили советского гражданства и выдворили из Советского Союза.
В марте 1967-го Светлана Аллилуева, дочь Сталина, находясь в Дели (Индия), попросила политического убежища. Весной 1968 года Аркадий Белинков из социалистической Венгрии сбежал в капиталистическую Европу. В июле 1968-го Анатолий Кузнецов, будучи в командировке, остался на Западе. Все четверо стали эмигрантами.
К этой четверке прибавим Валерию Новодворскую, которая не сбежала на Запад и которую не депортировали, но власть много раз ее жестоко наказывала, а она при этом не прогибалась. А началось ее диссидентство 5 декабря 1969 года, когда 19-летняя студентка Лера отважно разбрасывала антисоветские листовки на праздничном вечере в концертном зале Кремлевского Дворца съездов в честь Дня Конституции СССР.
***
Заканчивая персоналии 60-х, следует вспомнить и еще одного беглеца. Как там у Лермонтова в поэме «Мцыри»: «Гарун бежал быстрее лани…»
Не гарун, а советский журналист – Леонид Владимиров (Финкельштейн, 1924–2015). Во время войны партизанил, попал в ГУЛАГ. А после войны – журналист, печатался в научных журналах, писал о космосе. Во время командировки в 1966 году остался в Англии. Работал на радио «Свобода», радиостанции русской службы «Би-би-си». Перевел на русский язык книгу Конквеста «Большой террор».
Алексей Костерин (1896–1968) – не сбежал на Запад. Он один из ярких диссидентов. Писатель, участник Гражданской войны, коммунист. Узник сталинских лагерей. Участник движения за права крымских татар. Вышел из КПСС в 1968-м. Умер в Москве.
Так что есть принципиальная разница между диссидентами и, соответственно, борцами за права человека и просто шестидесятниками, которые не боролись с властью напрямую, а пытались добиться свободы с помощью статей, книг и стихов.
Три слова о шестидесятниках
Есть расхожее мнение, что шестидесятники – истинные ленинцы и боролись они за социализм с человеческим лицом. Это и Юрий Трифонов, и Чингиз Айтматов, и Василий Аксенов, и Булат Окуджава, конечно, Евтушенко с Вознесенским и т.д. О многих шестидесятниках разговор пойдет в книге. Ленин хороший, а Сталин плохой? Какая чушь! Но так многие считали в 60–70-е годы. В статье «Шестидесятники» («ЛГ», 7 августа 2002) писатель Олег Михайлов отмечает, что круг шестидесятников был очень узким и при этом забывают другие знаковые имена: философа-полиглота Дмитрия Ляликова, знатока Фрейда и Юнга; спившегося блистательного прозаика Юрия Казакова; сгоревшего от невозможности проявить себя поэта Анатолия Передреева; погибшего в психушке русского Вийона Сергея Чудакова; рано погибшего Николая Рубцова… «Им было некуда эмигрировать, и они – в большинстве своем – эмигрировали в смерть».
