Совпадение
Виктор Скурат
Фантастика. Приключения. История
Роман основан на реальных событиях.
Французский писатель случайно встречает русского путешественника-литератора и дарит ему свои автобиографичные тексты. Он просит русского знакомого, чтобы он написал книгу, на основе своих впечатлений и его текстов. Книга написана. В ней рассказывается о его жизни, в которой будет писательская слава, смертельная болезнь, любовь, измена, бомжатник, Бутырка-тюрьма, жизнь за границей, Париж и Лазурный берег, размышления о жизни.
Виктор Скурат
Совпадение
© Виктор Скурат 2023
* * *
Вначалесловие
– Каждый может написать книгу. Хотя бы одну. Но знает ли каждый, по сколько раз вдохновленные и окрыленные поэты изменяют черновики? А что за краски! Случается, боль! Переделывают – будто золотоискатели, отсеивают песок и грязь. Буквы просеивают. Дабы, наконец-то, обрести сокровенный смысл. Иначе, того жди, останемся в каракулях и беспорядке навечно. Ведь никогда не поздно рассказать о себе с чистого листа. Лишь бы в завершение стало набело. Снова и навсегда. Последняя запись – пламенное сердце и жажда очищения! Словно рождение! Найдем чистовик! Пока бьется пульс – еще не поздно!
Это напутствие действующего лица в книги. Сейчас объясню, что случилось. Я – душеприказчик. Накануне своего таинственного исчезновения он обратился ко мне за помощью. Просьба: корректировать черновики. Как говорят русские, «odna golova – horosho, a dve – luchshe». Вместе, значит, проще. Работа над ошибками. Наиболее, получается, ответственное. Сам, дескать, не в силах. То и дело переписывает звездными ночами, а змей искушения, все-таки, заползает из сердца на бумагу. Клякса за кляксой – и злословная, и очередная рукопись в сундуке под замком. Неудивительно, что однажды обратился ко мне. Будто другому со стороны виднее. Спасибо за доверие. Но моя бумага не белее, чернила не светлее. Я не совершенен. – И это нормально. – Сказал мой литературный заказчик. – «Никто не благ, как только один Бог» Пойми правильно. Я не стал писателем. Мечта не сбылась. Но это не означает, что проиграл. Я хотя бы попробую стать хорошим человеком. А ты, пожалуйста, сохрани мой сундук.
Так я оказался душеприказчиком. Поначалу назвал новую книгу «Третье лицо». Ибо дневники велись от первого, «я», лица. А теперь – последнего. Я, биограф, с таким же именем, как доверитель. Всего лишь совпадение.
Кто я? Возраст? Вес? Рост? Цвет глаз и волос? Образование? Место жительства? Национальность? Хм… Разве столь важно для биографа? Он всего лишь в тени книжного персонажа. Даже зачем вопрос национальности? Родина человека – Божье, перво-наперво, Царство. И мне туда возврат запрещен. Но, как говорят русские, «mechtat ne zapretish». Что означает: давайте верить в лучшее!
Передо мной полный до края сундук. Самые давние листы пожелтели от времени. У бумаги своя осень. Листы соединены железными скрепками. О, сколько труда расшифровать почерк! Я, детектив, навел о нем справки в интернете. Выяснилось, что доля черновиков уже имеет журнальные и книжные публикации. Я, корректор, вмешался в дневники. Тексты, ясное дело, изменились. Я, душеприказчик, поначалу озадачен: чересчур записей! Как, спрашивается, совпадут в одну, по завещанию, книгу? Значит, большая часть останется в тени безызвестности. Ну и ладно. Если читатель и дегустатор заинтересуется, то разыщет некоторые и полные версии в интернете. Ну а в моем исполнение – краткое содержание его жизни. Я, душеприказчик, не затираю, не прячу, но обозначаю и подчеркиваю погрешности. Огромная часть доверителя – погрешности. Но все еще не тухнет вера на чистовик. Что, если, в итоге, получится?
Я, хранитель памяти, столкнулся и с другой трудностью. Черновики вразнобой, будто мозаика в коробке. Потрачены время и усилия, дабы склеить фрагменты биографии в летописном порядке.
Я, биограф, не просто-напросто, тяп-ляп, корректировал и переписывал черновики. «Doveray, no proveray», говорят русские. Их странное произношение «р» – словно рык медведя. Национальный акцент. «Doveray, no proveray». Что означает: должно уточнять сведения. Я так и сделал. К примеру, заказчик вспоминает писателя Вчеслава Дёгтева. Были, пишет, знакомы. Я проверял. Я нашел публикации моего персонажа о нем. Я спрашивал в литературных и московских кругах. Того писателя, говорят, после смерти подзабыли. Хотя прежде, считают, недооценили заслуженно.
Еще мой доверитель рассказывает, как приятель и драматург, Саша Гриценко, написал о них автобиографичную пьесу «Носитель». Ее наградили премией «Дебют» по литературе. Это у русских как бы наша Гонкуровская премия. Пьесу поставили в театрах. Я проверял. Такой случай, по архивам, действительно, был.
Заказчик также утверждает: неизлечимо болен. Я проверял. Я звонил в госпитали стран, где он был. И зря. Данные о ВИЧ-инфекции считаются закрытыми. В сундуке, тем не менее, я нашел документы, ввиду заболевания. Подтверждение, значит.
Дневники описывают «Butirskay» тюрьма. Своего рода русская Бастилия. Я посещал это место. Прямого самолета не было. Ибо война. Я добрался с пересадками. Я проверял – мой заказчик там был. Я опрашивал надзирателей и заключенных. Перед тем, правда, рассказал мой книжный замысел. Его тюремные воспоминания, да, соответствуют реальности. Но с оговоркой. Ну, не так, чтобы все соответствует. Я, впрочем, исправил. Я ведь душеприказчик.
Он, вдобавок, рассказывает о европейских тюрьмах, где был. Я проверял. Я туда звонил и уточнял и о нем, и о содержании дневников. Так и есть – там был. Но и тут с оговоркой. Везде тюремщики, словно хор, сказали, что условия содержания заключенных лучше, чем в дневниках.
Сверх того, он вспоминает, как прятался в поезде Брюссель-Лондон. Таким образом, пишет, проник на туманный альбион. Я проверял. Я спрашивал иммигрантов и авантюристов, которые тоже так делали. И что там опросы! В нашем городке Кале хватает иностранцев – охотятся на английский поезд.
Мой доверитель признается, что жил как бездомный в Париже и на Лазурном берегу. Я, следопыт, нашел тех, кто был с ним бок о бок. Спасибо – и подтвердили, и дополнили новыми воспоминаниями.
Я также уточнял другие сведения. О чем, впрочем, далее. Итого, после моих расследований уместно считать: книга по реальным событиям. Я, литературный открыватель, рассказываю о нем сокращенно. Должно сжать сундук в книгу. Всего лишь одну. Время и место действия – часовые пояса стран и надежд.
В ходе чернильной работы я, приемник, обнаружил в сундуке тайник, где завещание героя книги. Маленький абзац раскрывает произведение под иным и внезапным углом…
1
Я бы сказал, что наше знакомство – случайность. Но Всевышний есть. Слепого случая, значит, нет. Мы встретились. Хотя жили на разных концах страны. В летний отпуск я впервые отправился из Парижа в морской городок Антиб. Приятель советовал это место, потому что различаются пляжи. Обойдешь быстро. Маленький и уютный городок. Я выбрал пляж галькой. Песок – не то. Липнет к телу. Обычно остаюсь в тени, если беру зонт. Но местный каменный пляж огорожен крепостной и старинной стеной. Полдень – и солнце за ней. Тень от стены увеличивается. Так я прятался от света. Странный, конечно, случай для южного туриста.
И вот утро. Тени пока что не было. Я завершал мою повесть. Печатные листы разложены на гальке. Придавлены камнями. Ветер с моря. Того жди, разлетятся. Я исправлял текст ручкой. Изменения вносятся в компьютер. Печатный текст на руках вижу иначе. У меня, по крайней мере, так. Я увлекся работой. Некогда купаться. И стоит ли? Жалят медузы. Я берег себя. Столь увлекся повестью – не заметил, как обгорел на солнце. Красные руки и плечи. Еще без тени. Зря пришел утром. Догадывался, что завтра не вернусь. Ведь ожог. Можно бы сюда вечером. Что, впрочем, вряд ли. Слишком шумно. Молодежь под звездным небом пьет алкоголь и слушает музыку. Жаль, что не сентябрь, когда студенты и школьники на учебе.
Я собирал вещи в рюкзак. Ожог! Тем не менее, облегченно вздохнул. Текст почти завершен. Осталась пара часов работы за компьютером. Завтра отправлю издателю. В моих руках историческая повесть «Истины завоеватель». Время, когда российский император Поль (Павел) Первый и Наполеон, тоже император, заключают союз. Решение о совместном походе в Индию. По пути армия получает приказ о возвращение. Ведь государь Поль (Павел) убит. Поход отменен. Но был военный, который о том не знал. Ведь накануне попал в плен. Затем освободился и все-таки добрался в… Индию. Верил, что французы и русские уже там. На чужбине провел много лет. Возвращение на британском корабле в Санкт-Петербург. Он пишет новому российскому царю о путешествии. После чего наживает врагов среди его окружения… Через годы книгу-письмо случайно обнаружил искатель старинных книг. Вот какую повесть завершал, если вкратце о том.
Пора в отель. Ко мне подбежала маленькая собака. Лаяла и не кусала.
– Лулу! – Девушка ее позвала.
Наши взгляды пересеклись. Женская улыбка: белые, словно только что после дантиста, зубы. Я тоже ощутил улыбку на лице. Познакомился бы, а некогда. Много работы. Еще нужно связаться с издателем. Я спешил в отель. Возле пляжа он, будущий доверитель, зацепил меня плечом. Хотя безлюдно. Будто умышленно зацепил. Я вначале возмутился. Слово за слово – разговорились. Я обратил внимание на иностранный акцент.
– Я – русский. – Сказал он.
О, совпадение. Я сразу признался, что написал повесть, где герой родом из России.
– Вы умеете корректировать книги? – Спросил он.
Я задумался. Сомнения в себе. Плохо, если честно, владел грамматикой.
– В какой-то степени, да… Я не профессионал. Даже… далеко не профессионал.
– Но Вы пробуете. По чуть-чуть двигаетесь вперед в любимом деле. Я правильно понимаю?
– Да, конечно, так и есть.
– А чьи-то тексты корректировали?
– Да, случалось.
– Значит, Вы – душеприказчик.
– Почему?
– В книгу человек вкладывает душу.
– Похоже на то.
– У вас будет немного времени? Я хотел бы кое-что спросить.
Вообще-то занят. Издатель ждал повесть. Но я согласился на встречу с незнакомцем. Для себя согласился. Я решил, что перескажу текст «Истины завоеватель». Интересно, что скажет русский?
Вот, значит, как вышло, что ко мне попал сундук рукописей. Я бегло и выборочно прочел в отеле. Все не успел. Много ведь. Более того, трудно разобрать почерк. При следующих встречах я задал вопросы. Накануне отъезда хотел последнее рандеву. Очередные вопросы. Его телефон отключен. Исчез. Поэтому я вернулся в Париж без ответов. В ходе работы над этой повестью вопросы, естественно, прибавились.
Я отправил историческую повесть издателю. Вскоре о том забыл. Настолько увлекся новой, этой идеей. Зато Жак не забыл обо мне и назначил встречу. И без уточнений. Печатается? Или нет? Я волновался. Сборы на встречу. О, сколько раз взглянул в зеркало: чистая одежда и прическа. Я брызнул на себя парфюм. Но тут же снял свитер. Что, если запах неприятен Жаку? И это станет причиной отказа в печати? Я чувствовал жар. Неужели температура? Насморк! А если болею и заражу? Не станет ли и это причиной отказа? Глупая, в действительности, мысль. Должно, словно комара-кровопийцу, прогнать! Обычно я спокоен. А тут, странное дело, бес путал. Волнение! Еще только не хватало смотреть подошву. Не вляпался ли куда-либо? А вдруг и это, черт побери, не понравится Жаку? Я махнул рукой по воздуху. Прямо-таки прогнал комара. Без печати – ну и ладно. Займусь, решил, чем-либо другим! Я твердо решил. Невольно сжал кулак! Я присел за стол. Запись: намерение, дата. Иначе забудешь. Я случайно зацепил рукой настольную лампу. Качнулась. Вот-вот упала бы. Я во время ее схватил. Цела. Хрупкая керамика. Неважна стоимость. Это подарок доброго человека. Светлая память. Бесценна, стало быть. Разобьешь – и день испорчен. Даже солнечный день почернеет. И какой там идти на встречу! Но, к счастью, обошлось благополучно. Еще, значит, Жак, поговорим.
За окном дождь. Я искал обувь – чтобы не мокла. Кожаных ботинок нет. Я люблю животных. Но Жак о том не знал. Я обул кроссовки. И зря. Ноги промокли, когда бежал до метро.
Странно, что Жак назначил рандеву не то, что обычно – рабочее место. Наша встреча в дорогом ресторане. Я удивлен. Ведь после войны с русскими гуннами Жак экономил. Кризис! Разумеется, не все франки столь бережливы. Но Жак изменился. В ноябре одел свитер с длинным горлом – домашняя одежда. Ему жаль электричество и газ. Мылся в душе не дольше пяти минут. Дабы не превысить время повесил в ванной комнате секундомер. Горячая вода теперь дороже. Часто повторял, что скоро перейдет на холодный душ. Дескать, организм закаляеться, здоровье улучшаеться. Жак больше не водил автомобиль. Цены за бензин поднялись. Но всем объяснял, будто увлекся велоспортом. Полезно, говорил, для здоровья. Точно не знаю, но у меня есть подозрение, что он больше не наслаждается картошкой фри. Чересчур дорогое подсолнечное масло. И неужели отказался от мучных изделий? Часто повторял, что на диете. Конечно, далеко не все франки изменились, как он. И все-таки жизнь дорожает. Я не верил, что цены выросли из-за войны с русскими. Прямо-таки негде взять нефть и газ? Или пшеницу? А подсолнух? Планета богата ресурсами. На мой взгляд, капиталисты всего лишь ищут причину, чтобы повысить стоимость. Как мне однажды сказал знакомый немецкий бизнесмен Вильгельм: «Если бы не существовали русские, то пришлось бы их выдумать». И вот кризис. Естественно, я удивлен приглашению. И не абы какое, а за свой, как обещал Жак, счет! Это лишь подливало масло в огонь любопытства. На кону судьба моей повести.
Я осматрелся кругом в ресторане – словно музей. Древнегреческий стиль. Высокий, несколько этажей, потолок, где нарисованы мифологические существа. Мозичный пол. Колонны и арки. Обилие дневного света. Ведь огромные окна. Преимущество белых красок. Обнаженная девушка играла на арфе. Я тут впервые. И не по карману, и незачем. Странно, что вдруг пригласил сюда. Ведь, ну, все знают, экономный. Очевидно, кто-то другой оплатил встречу. Жак позвал официанта. Его заказ: курица по-провански. О, соблазн! Раньше я охотно съел бы. Ароматы: розмарин, тамил, чеснок, томаты и темные оливки. Тут, о, пальчики оближешь, и анчоусы, и жареный картофель! О, Жак, ну если сказать по-русски, «guba ne dura». Имеет, значит, вкус. У меня бурлило в желудке при виде национального блюда. Слюноотделение. А – нельзя. Дружба с животными. Но Жак о том не знает. Его совет.
– Попробуйте «шатобрийан».
– Я не люблю лук и эстрагон…
Бр-р-р! Говядина с кровью! Я опасался, что мое застольное воздержание сыграет роль. Отказ в печати? О, сколько литераторов забраковали, по причине индивидуальной неприязни! Ничего не изменилось со времен Вольтера! Так что я держал рот на замке, что я – друг животных. Что, если Жак – и не друг?.. Я излишне волновался. Моя душа была в этой книге.
Я выбрал «рататуй». Жак также заказал красное вино себе и мне. Уже ноябрь. Прохладно. Чуть раньше взяли бы розовое. В жару пьется холодным. Французская привычка – бокал за столом. Жак пил и хвалил мою повесть. Глоток – и комплимент. Еще – и опять словесный мёд. А я насторожен. Знаю, что опасайся ядовитую похвалу и спасибо суровым критикам. Жак допил вино. Комплименты иссякли. Улыбка пропала. Ближе к делу – нужны изменения в будущую печатную версию. Тут без подробностей. Я отказался. Текст на реальных событиях. Маленький исторический дневник путешественника расширен до повести. Жак, будто не слышал. Его взгляд застыл на двери. Можно подумать: уйдет. Серьезный взгляд. Я не видел его таким прежде. Огорчен моим отказом? Что ж, думал, была не была, расскажу очередной замысел.
– Вы не поверите! Я нашел сундук рукописей!
– Отчего же не верить? Я такие сундуки нахожу ежедневно. Точнее сказать, они меня ищут. Даже в отпуске. Если выберу необитаемый остров – найдут. В последний раз отдыхал в нашем Таити. Один графоман умышленно снял комнату отеля напротив моей. Чтобы затем вручить мне коробку рукописей. Это была коробка из-под телевизора. Он возомнил себя новым Жюль Верном.
– А если так и есть? Что, если новый Жюль Верн?
– Я не знаю.
– В смысле? Вы не читали?
– Таких, как он, много, а времени мало.
– А для меня имеете три минуты? Ну, чтобы выслушать замысел. Раз уж встретились.
– Давайте. – Через силу выдавил из себя.
– Я нашел сундук рукописей, где жизнь человека. Хочу переписать и сжать в одну книгу.
Минуту другую поведал содержание. Взгляд Жака по-прежнему не изменился: дверь. И вдруг серьезно посмотрел на меня.
– Знаете, я все-таки приобрету электромобиль. Топливо дорожает.
Вот о чем, оказывается, думал. Я потерял беспокойство. Напечатает или нет – ну и ладно.
– Ваша идея бесплодна. В России это называют «shilo na milo». – Последние слова я сказал на русском. Он, разумеется, не понял, о чем речь.
– Что это? Зачем говорите на другом языке?
– Я задумал новую книгу. Там русские поговорки остаются в латинице, без перевода. Пусть будет произношение.
– Зачем?
– Авторский знак.
– Но зачем? Я не понимаю.
– А зачем наш Пикассо бросил реализм, чтобы рисовать кубиками?
Молчание. И снова его загадочный взгляд на дверь. Словно что-то не договаривал.
– Я так и не понял… Что Вы сказали на русском об электромобиле?
– «Shilo, говорю, na milo». Электричество не будет бесплатным. Разумеется, последуют нововведения и осложнения. И будет…
– А знаете что! – Он перебил мою мысль. – Дурацкая идея: писать о русских! Что может быть глупее? – И по-прежнему смотрел на дверь. Будто не мне, а ей сказал. – Эти русские на улице меж собой шепотом разговаривают. Иначе услышат. Десять раз осматриваются прежде, чем сказать. Их пьесы не нужны нашим театрам. Русскую классику изымают в книжных магазинах. Я думаю… У моего электромобиля больше шансов, чем у Вашей книги. – Жаку вдруг позвонили на телефон. – Алле!.. Да… Да… Конечно, да… Вы срочно должны писать об этом… Не оттягивайте… Пишите… Мы напечатаем… Вы проснетесь знаменитым.
Я еле сдержался – уйти без прощания? Не то настроение, чтобы остаться. После телефонного разговора Жак весело спросил:
– Как все есть, на самом деле? Сколько платит русский? Стоит ли того? Наверное, это последний российский олигарх, у которого еще не все отобрали. И теперь надеется, что после книжной рекламы, премий, интервью его вдруг помилуют и не обанкротят. Я уже имел такие предложения. И вот что скажу…
– Стоп! Вы не даете мне ответить! – Я тоже грубо оборвал его слова. Голос повышен. Иначе не услышит. – Я взялся за дело бесплатно.
