– Женатый.
– И давно? Ты же молодой ещё.
Николай пожал плечами:
– Как из армии пришел, второй год уже.
Он по-прежнему старался не смотреть на девушку, скользил взглядом по стенам, по полу. А та стояла перед ним, привалившись спиной к стене и выставив вперед голую коленку, чуть не касаясь ею гостя.
– Ну ладно… Заболтала я тебя совсем, смотрю. Засмущала… – она вызывающе глянула в лицо Николаю, а в её глазах мелькнула уже знакомая ему нахалинка. – Прям, покраснел уже…
Он ничего не ответил, нахмурился и вдруг почувствовал, что и вправду покраснел. «Ёлки зелёные! Как малолетка какой», – рассердился он на себя, и, отвернувшись, снял куртку.
– Куда можно повесить?
– Давай, – Татьяна взяла куртку и повесила на крючок. – Вот смотри… – она подошла к двери. – А сначала чего – красить или замазывать?
– Замазывать, конечно.
– Ну тогда вот… Видишь, какие тут щели получились? Конечно, старая дверь на месте осталась, сквозь них и не видно ничего, но всё равно – не красиво: дыры, палец пролезет… Наверное, потому что стена неровная. Ты их замажь, а потом и покрасить всё. Щас я краску принесу, – повернувшись, она пошла на балкон. – Только слушай, у меня кисточки нету, – крикнула она оттуда.
– Я купил, – сказал Николай, открывая банку со шпаклевкой.
– Молодец, – Татьяна принесла с балкона банку голубой краски и поставила у двери. – Сразу видно – хозяйственный мужик, – она засмеялась.
Николай засучил у кофты рукава и стал замазывать шпаклевкой щели вдоль стального короба. В квартире было тепло, и он быстро вспотел, но снять кофту стеснялся, под ней была только майка. Ловко орудуя шпателем, он через сорок минут закончил эту работу и принялся за покраску. Татьяна ушла на кухню и что-то там делала: оттуда доносился звон посуды, лилась вода и через какое-то время пошли вкусные запахи.
– Татьяна, – позвал хозяйку Николай, – вы не могли бы дать мне пару газет, на пол постелить, чтоб не накапать.
Девушка вышла в коридор.
– Ты опять мне «выкаешь»? – она сердито посмотрела на Николая.
– Извините. Ой… извини… Мне бы газет парочку.
Она принесла ему газет. Краска неприятно пахла, и девушка открыла балкон и форточку на кухне.
– Ну и вонища, – сморщив нос, она смотрела как Николай красит дверь.
– Просто это нитро. Она всегда так пахнет, зато сохнет быстро, через пару часов уже можно будет трогать.
– Да? Ну ладно, хоть так… Я-то в них не разбираюсь, просто цвет понравился, вот и взяла. Люблю, чтоб не темное было, а повеселее что-нибудь, поярче… Тебе нравится такой цвет?
Николай пожал плечами:
– Главное, чтобы ва… тебе нравилось. Я-то здесь при чём?
– Ну я просто спрашиваю.
– Вообще – нравится, я тоже темное не очень люблю.
– Ну и здорово! Значит, у нас с тобой одинаковый вкус, – и, повернувшись, Татьяна снова ушла на кухню, закрыв за собой дверь.
Через час Николай закончил работу.
– Я всё! – крикнул он.
– Всё? Какой ты шустрый! Ну тогда иди на кухню, буду обедом тебя кормить, – крикнула оттуда Татьяна. – Ту дверь не закрывай пока, пусть сохнет, а деревянную закрой.
Николай растерялся:
– Так… а зачем меня кормить? Я не голодный, – соврал он, поскольку на самом деле в животе давно уже урчало.
– Никаких «зачем», иди давай! Я тебя так не отпущу.
– Да не надо, я дома поем.
– Пока не поешь, я тебе за работу не заплачу, вот так вот! Ясно? Давай, давай! – она выглянула из кухни. – Разувайся, иди мой руки и на кухню, а я пока переоденусь.
Николай вздохнул и, сняв туфли, пошел в ванную. Татьяна, пока он мыл руки, сменила домашний халатик на джинсы и широкую футболку-разлетайку с большим вырезом и сидела ждала его на кухне у небольшого стола.
– Садись, – она решительно кивнула на стул, – ешь.
Николай сел. Перед ним стояла большущая тарелка солянки, тарелка с печёной кусочками картошкой и с большим поджаристым куриным окорочком, в бокале налит компот. В центре стола было блюдо с коричневыми тостами, тонко нарезанной копченой колбасой, сыром, лежали пучки зелени, с краю – широкая, на высокой ножке, ваза со сливами, виноградом и яблоками. И всё это весьма и весьма вкусно пахло. Николай даже растерялся от такого изобилия:
– Куда так много-то?
– Ничего… Мужик должен хорошо питаться. Ты же работал, устал, вот и ешь, – улыбалась хозяйка, поставив руки локтями на стол и положив на них голову.
При этом перед ней самой не было ни супа, ни тарелки с картошкой. Она оторвала пару виноградин и отправила их себе в рот.
– А сама чего не ешь? – взял ложку Николай.
– Фигуру блюдю, – Татьяна кокетливо повела плечиком.
Николай усмехнулся, но ничего не сказал. Съев несколько ложек супа, он одобрительно покачал головой:
– Вкусно.
– А то! Я же пирожковый техникум окончила.
– Какой, какой? – не понял Николай.
– Ну, пищевой, на повара-кондитера училась.
– А-а, ну тогда понятно… А работаешь где?
– В столовке на мебельной фабрике. Только я сейчас в отпуске, после ноябрьских выхожу.
Николай почувствовал себя свободнее. Та скованность, которая прилипла к нему с самого утра, и тем более, когда он пришел сюда, понемногу проходила. Он уже не боялся смотреть Татьяне в глаза, улыбаться ей. Ему импонировала её непосредственность и раскованность, и у него даже промелькнула мысль, что эта раскованность чем-то напоминала свободу и легкость Крауза. Она не лезла за словом в карман, не думала напряженно, что бы сказать, у неё тоже получалось всё как?то легко и просто. И сидеть с ней за столом тоже было легко и просто. И самое главное – она смотрела на него не оценивающе, как смотрят некоторые девушки на парней (от таких взглядов Николай всегда тушевался), она смотрела на него прямо и открыто, без претензий и каких-либо запросов.
– Ты здесь одна, что ли, живёшь? – поинтересовался он.
– Одна, совсем одна-одинешенька, – Татьяна притворно закатила глаза и грустно вздохнула. – А вообще-то мне от бабушки эта квартира досталась. Я же сама не местная, а здесь вот бабуля жила, папина мама. Вот я после восьмого класса к ней и перебралась, когда в техникум поступила. А бабулечка моя уже скоро два года будет как умерла, – девушка снова вздохнула, – а я вот тут так и живу. Сейчас думаю приватизировать квартиру, чтоб совсем моя была, чтоб не лез никто с претензиями своими, а то знаешь, как оно в жизни-то бывает… Желающих до чужого добра хватает. Как в гости к бабуле приехать, пока жива была, так всем некогда, а я за ней и ухаживала, и утку из-под неё таскала, и купала её… Так что квартира теперь моя, вот так вот, – Татьяна серьезно и твердо посмотрела на гостя.
– А что, кто-то ещё на неё претендует?
– Да как сказать… Был тут один разговор неприятный, дядька мой двоюродный заикался… Ну мы ему сразу от ворот поворот, конечно, дали, но чем черт не шутит. Так что лучше подстраховаться, приватизировать. И прописана я тут одна, больше никого нету, – она взяла сливу, разрезала её ножом напополам, вынула косточку и протянула одну половинку Николаю. – Держи. Сейчас же приватизируют квартиры, чтоб в частной собственности были?
Николай взял сливу и пожал плечами:
– Я не знаю, мы в своем доме живем.
– Ой! – Татьяна вдруг подскочила на стуле. – Вот дура я, совсем забыла! – она сунулась в буфет и достала оттуда бутылку «Монастырской избы». – Открой, а? Сейчас штопор дам…
Но Николай заупрямился.
– Не-не… Вино я не буду, – замотал он головой. – Это ты зря.
– Чего ты? Оно же легенькое, – хозяйка поставила бутылку на стол.
– Не-не, даже не уговаривай. Ты чего? Как я домой приду? Чтоб от меня вином пахло? Не-не…
– Ну и зря! – Татьяна села обратно к столу. – Как там твой приятель говорил? Если на «ты», то надо по правилам – через брудершафт и поцелуи.
Николай от таких слов чуть не подавился и снова почувствовал, как кровь бросилась к голове. Он нахмурился и умолк.
– Ну ладно, ладно, – примирительно улыбнулась девушка, – я же шучу. Так… думала, выпить тебе с устатку немного.
– Спасибо, я не сильно устал.
Николай, доел картошку с окорочком и отложил вилку.
– Виноград бери. Это без косточек, кишмиш называется. Вкусню-ю-ющий, – Татьяна пододвинула к нему вазу с фруктами. – Слушай, Коль, а какая у тебя фамилия, если не секрет, конечно?
Николай с удовольствием съел несколько виноградин.
– Не секрет. Мартов.
– Как-как? Мартов?
– Ну да, Мартов.
– Ух ты, какая красивая фамилия! Прям, дворянская какая-то, – и она проговорила торжественно и нараспев: – Николай Мартов, – и засмеялась. – Ты случа?ем не из аристократов будешь?
Николай улыбнулся:
– Ну да, графья мы – Мартовы…
Татьяна чуть поморщила носик:
– Слушай, я вот сижу, принюхиваюсь, ничего понять не могу: то ли из коридора ещё краской так несет, то ли от тебя ею пахнет? – она привстала и наклонилась к Николаю. – Ну точно от тебя, кофта твоя провоняла, – выпрямившись, она взяла с холодильника небольшой флакончик. – Давай хоть так, что ли… – и девушка пару раз быстро прыснула на кофту Николая какими?то духами.
Тот вскочил со стула и вытаращил глаза:
– Ты чего делаешь-то? Зачем?
– Да я ж говорю, чтоб краской не воняло.
– Ну ты даешь! – Николай стоял и обнюхивал свою кофту. – А теперь от меня не краской, а женскими духами вонять будет.
– Духи не воняют, а пахнут. Ты знаешь, сколько они стоят? Польские, между прочим…
– Да мне-то какая разница, какие они? Зачем мне это?
– Ой!.. Да не бойся ты… – девушка скуксила свое милое личико. – Пока дойдешь до дома, выветрится всё сто раз, ничего твоя жена не учует. Я ж тебе говорю – брызнула, чтоб хоть сейчас от тебя краской не воняло.
Николай не знал, что делать. С одной стороны, такая выходка Татьяны его рассердила, но с другой – всё это опять было сделано как-то беззлобно, непосредственно, и он махнул рукой: «Ладно, фиг с ней. Правда, выветрится, пока домой приеду». Но садиться за стол он больше не стал.
– Ладно… Спасибо тебе за обед, всё очень вкусно было, но мне пора уже, – Николай посмотрел на девушку.
– Так ты чая ещё не попил, – удивленно раскрыла глаза Татьяна. – У меня там пирожки настряпаны, в духовке вон лежат. Ты обиделся, что ли, что я пшикнула на тебя? Ну, правда, краской пахнет.
– Да нет, я не обиделся. Спасибо, но я наелся уже, пора мне.
Он открыл дверь и вышел из кухни.
– Ну-у… – разочарованно протянула хозяйка. – А для кого я тогда пироги пекла? С малиной, между прочим, и с грибами. Знаешь, какие вкусные…
– Да мне, правда, идти уже надо, – стал оправдываться Николай.
Девушка вздохнула и вышла следом. Он обулся, надел куртку и, чуть помявшись, спросил:
– Ты это… Ты мне за шпаклевку деньги дай, а?
– Тьфу ты! – Татьяна стукнула себя ладошкой по лбу. – Я ж снова забыла. Вот память дырявая, девичья. Сколько там я тебе должна? – она достала из висевшего на вешалке плаща кошелек.
Николай замялся. У него ещё за столом мелькнула, было, мыслишка вообще не брать с Татьяны денег за работу, попросить только за шпаклевку, кисточку и шпатель, но потом подумал: «А почему, собственно? Кто она мне такая? Даже и знакомой-то не назвать. Ну, накормила она меня обедом, но не за харчи же я всё это делал?» Но вот сколько попросить за сделанную работу, он не знал – никогда раньше он сам не оценивал свой труд, работал всегда за зарплату.
Между тем девушка достала несколько купюр из кошелька:
– Хватит столько? Я не знаю, сколько там это всё у вас стоит.
Тут было немногим больше стоимости потраченного Николаем в хозяйственном магазине, но он кивнул:
– Хватит, нормально, – взяв деньги, он сунул их в карман куртки.
Но потом произошло то, чего он совсем не ожидал. Вдруг вскрикнув: «А я тебя всё равно поцелую!», Татьяна подскочила к нему, обхватила руками шею и, притянув к себе, звонко и сильно поцеловала прямо в губы. Николай даже не успел толком сообразить, что произошло. Он ошалело схватил девушку за талию, чтобы отстранить от себя, но она уже сама отскочила, весело смеясь.
