Снег на моей голове
Анна Беляева
Что остается делать человеку, который внезапно остановился в своем беге на дороге жизни и ждет, пока продолжение пути станет возможным? Конечно, вспоминать. Так и получилось у руководителя студии балета и театра современного балета Ариадны Серебряковой. Большая, сложная, временами опасная жизнь, ведущая к короткой остановке эпизод за эпизодом вспоминается, пока на улице падает снег… как много лет тому назад, когда, если вдуматься, история только начиналась. И ничто не предсказывало ее такой, какой она вышла.
Анна Беляева
Снег на моей голове
Глава 1
Высокая блондинка стояла на выходе из аэровокзала и вдыхала морозный зимний воздух. В конце концов, что бы там ни случилось, а жизнь продолжается. А случилось, если подумать, много хорошего за прошедшие годы. И не далее, как пару дней назад, они отпраздновали на сцене Нью-Йорк Сити бэллет триумфальное выступление ее труппы. Ей бы радоваться, а чувство, словно опять в жизни все наперекосяк.
Поправила тяжелые густые светлые волосы, собранные в низкий хвост и чуть нервно избавилась от резинки. Не любила, но летать с распущенными не любила еще больше. Москва встречала снегопадом. Как много лет назад, когда она вернулась домой.
Уголок губы чуть дрогнул в легкой грустной улыбке. Тогда у нее хотя бы была надежда, что возвращается туда, где ее ждут и любят. Впрочем, и понять, что обманулась, было тем тяжелее, чем больше было молодой веры в любовь. Сейчас она хотя бы не питает иллюзии, что любит и ждет. Не так мало, Ариадна Александровна. Это, давайте честно, не так мало – не обмануться в ожиданиях. Чему-то за десяток с лишком лет жизнь ее научила.
Легкая снежинка приземлилась на щеку и стекла каплей-слезинкой, резко вытерла. А снег все летел и летел, падая на светлые волосы, лицо, ткань темно-серого пальто, ладонь с длинными, инопланетными пальцами, сжимающимися на ручке огромного в тон пальто, серго, чемодана.
Много лет назад Ариадне Серебряковой не полагалось ни дорогого пальто за несколько сотен тысяч российских рублей, ни дорогого чемодана, ни даже билета бизнес-класса на сколько-нибудь удобный рейс. И на выходе она стояла с рюкзаком на плече и младенцем полутора месяцев от роду на руках.
Снег точно так же падал на непокрытую голову, молодая женщина, рефлекторно покачивая ребенка, озиралась по сторонам в надежде увидеть знакомый силуэт любимого мужчины, торопящегося от парковки. Володи не было, хотя сам же написал ей чуть больше суток назад, что встретит их с дочкой и отвезет домой. У них теперь будет общий дом. Для нее, для него, для их девочки Эвы или Евы, кому как удобнее.
Ева, было успокоившаяся после посадки, насосавшаяся материнского молока и уснувшая, сморщилась от попавшей на закрытый глаз снежинки и раздумывала, не повопить ли ей, не просыпаясь, когда мать нежно поцеловала малышку в закрытый глазик, оттаяв небесную ледышку. Залюбовалась крошечным личиком, разглядев в нем в очередной раз все приметы родства с Володей, и так погрузилась в нежное воркование, что даже вздрогнула при звуках знакомого раздраженного голоса:
– Ну, чего ты встала, давай скорее, меня работа ждет!
Владимир стянул с ее плеча рюкзак с вещами и заспешил к автомобилю. На ребенка даже не взглянул. Можно понять, руководителю театра “Стелла” и ведущему балетмейстеру Большого, преподавателю балетного училища, безусловно, не до долгих объятий с молодой матерью своего ребенка. Тем более не здесь же, у всех на виду? А вдруг кто-то из знакомых объявится?
У Володи, а для широкого круга заслуженного деятеля искусство Владимира Эдуардовича Дадиани, имелось несчетное количество достоинств. Мужчина был высок, откровенно красив той яркой красотой, которая встречается в очень редком представителе сильного пола. От предков с Кавказа ему достались густые темные волосы, спадающие волнами почти до плеч, высокие скулы и широкий подбородок. Полные губы с красивым абрисом то и дело изгибались в кошачьей улыбке, а в глазах, серо-зеленых, поблескивающих из-под густых ресниц, светилась ласковая усмешка, применяемая почти ко всем и почти всегда. В свои сорок пять Володя оставался строен, не растерял за годы без выступлений прекрасной физической формы, а природная гибкость вызывала зависть не только у артистов балета, но и у актрис.
Стоит сказать, что и Ариадна отчасти завидовала любимому мужчине, хотя ей никакой большой балет не грозил и не светил. Уже три года она работала младшим хореографом, вернувшись, к слову, все из той же Америки, где выступала в самых разных шоу.
Жизнь танцора балета меняется одним днем, одним неудачным приземлением, одной травмой. До восемнадцати лет у Ариадны Серебряковой были неплохие перспективы. Она даже успела выступить на престижных сценах Москвы и Петербурга, хоть и не в заглавных ролях. А потом, во время одной из репетиций, все завершилось. Быстро, просто. Бесповоротно. И что толку сетовать на невнимательность партнера, если перелом нижнего отдела позвоночника безвозвратно закрыл возможность вернуться на сцену.
Полгода лежала, разглядывая потолок и стены больничной палаты, полгода попыток просто выпрямиться и начать нормально ходить, полгода на полное восстановление. А потом ты свободна как ветер. Ищи себя, в чем хочешь и в чем сможешь. Все, что умела двадцатилетняя балерина – танцевать. Все, чего хотела – не видеть город, где ее балетная судьба закончилась.
Друзья посоветовали агентство, набирающее танцующих девочек в труппы за границу. Было все равно куда, лишь бы подальше от Москвы. От всего вчерашнего, что было, что ныло. Америка – это же достаточно далеко, если подумать?
Сколько стоит жилье, сколько стоит еда, сколько стоит одежда и сколько тебе заплатят – вот что надо выяснять в первую очередь подписывая непонятно с кем контракты, тем более, когда не очень-то владеешь английским. После первой зарплаты Ариадна поняла, почему американки не идут в это шоу. Полгода обязательной отработки, подработки, конечно, нелегальные. Чудом попала в один из маленьких театров на совсем уж мелкую должность. Днем работала официально. Вечером танцевала. Ночью тоже предлагали поработать. После пары голодных месяцев не отказываешься ни от чего, кроме откровенной проституции, чего не было в ее жизни, того не было. Остальное – случалось. За первый, самый страшный год суровая американская жизнь научила, что любой труд почетен и престижен, если это не криминал. То, что тебя кормит, обувает, одевает и дает хоть какие-то возможности откладывать, пусть и копейки, то и хорошая работа. Она до сих пор была благодарна директору ее заштатного театрика, который ходатайствовал о получении гринкарты для своей сотрудницы. Хорошие люди есть везде. Это качество не зависит от национальности. Плохие люди – тоже есть везде. Саймон, с которым делили общие кров и стол, а после и кровать, был весьма так себе человеком, по крайней мере, оплеуха, которой он расквасил ей нос стала хорошим поводом подумать, а тот ли мужчина рядом?
Потихоньку жизнь наладилась. В ней не было саймонов, но была работа, в которой все больше стало того, что она любила, то есть танца и его постановки, и все меньше всевозможных заданий для девочки на подхвате. Потом появился другой театр, где попросили помочь с постановкой хореографии, потом третий. Потом маленький кружок, который искал преподавателя танца для детей. И веселый Ленни, организатор и преподаватель старшей группы. Хорошая жизнь. Спокойная.
Ариадна почти забыла, и про балет, и про Москву. Только мама не забывалась. Чем проще становилась жизнь в Штатах, тем гуще тосковалось по родителям. Светлым маминым глазам, как у Ариадны, только не пристально-холодным, а нежным и теплым, острым отцовским скулам с запавшими щеками, которые было так приятно целовать и колоться о седоватую щетину. Даже глядя в зеркало, теперь видела в себе родителей. Вот эта ухмылка крупного рта – отцовская, вот этот жест, которым с глаз отбрасывает светлые локоны – мамина.
– Ну, что ты мучаешься?– сказал Ленни,– Купи билет и съезди домой.
Для добряка Ленни это было плохим предложением. Ариадна приехала в Москву и поняла, что дом остается домом, даже если ты на него была обижена. Даже если он продолжает бить тебя с носка по самым нежным местам.
Москва била. Ее не ждали, нигде, ни в одном театре, ни в одном училище. Балетмейстер? Хореограф? Девушка, милая, нам бы своих устроить! Выпускников, бывших танцоров. Володя сказал так же. Сначала. А через две недели позвонил и спросил, актуален ли еще поиск работы?
И дал контакты какой-то детской балетной студии. Любительщина. Два педагога, которые, то ли учились где-то, то ли им так показалось до того, как одна начала попивать, а вторая просто устала от всего, худющий злой администратор в огромных очках и с серым от недосыпа лицом. И стайка ничего неумеющих детей: без оттянутого носка, без прямых спин. Конечно, без нормальных позиций.
Год она, не разгибаясь, просидела в ногах у учеников и учениц, разворачивая стопы. Через год вышли на совсем маленький городской конкурс. И выиграли его в двух номинациях. Володя пришел поздравить лично.
Антон, тот самый всклокоченный, серый администратор, расцветший от мыслей о возможной поддержке студии муниципалитетом после побед, не знал, как устроить благодетеля Владимира Эдуардовича, принесшего ему в клюве птицу счастья Ариадну. На радостях сводил и молоденькую преподавательницу и благодетеля Дадиани в грузинский ресторан.
Володя удивился, долго с прищуром ухмылялся и нашептал на ухо, сидящей рядом девушке, что от Грузии у него лишь фамилия прадеда, да нос. Но от вкусной еды, конечно, не отказались. От вина – тоже. Солидный гость вызвался довезти Ариадну до дома. Так закончился первый вечер.
Утро следующего дня началось со встречи у дома и огромного букета белых роз. А следом за ними приглашения составить компанию на одной из творческих встреч.
Стоит ли рассказывать, что было дальше? Ариадне стукнул двадцать восемь. Тесту на беременность пришла пора показать свои две полоски. Володе пришло время вспомнить, что он прекрасный семьянин, муж и отец троих очаровательных Дадиани, младший из которых заканчивал девятый класс. Не время сейчас рушить брак. Да и не так же сразу. Надо всех подготовить, включая пожилых родителей.
В общем, он все решит. А дети! Милая, дети – это счастье. В главном Ариадна была согласна с мужчиной: их Ева – счастье. Переводила умиленный взгляд с ребенка на мужчину, которого в душе считала мужем и внутри все теплело, становилось светло и радостно.
Машина встала у ее дома.
– А мы не домой?– удивилась женщина.
– В смысле?– искренне не понял Владимир.
– Я думала, мы будем жить вместе,– растерялась молодая мать, ребенок тут же ощутил смену настроения и закряхтел, готовясь разреветься.
Володя провел большой красивой рукой по лицу и отбросил длинную темную челку с первой прядью седины:
– Золотко, тебе сейчас будет точно проще с мамой. Я опытный родитель. Да и надо все же вместе выбрать, где жить? Так ведь?
Спорить не стала. Он во всем был старшее и мудрее нее. Если считает, что так лучше, наверное, так и правда лучше.
Глава 2
Любовь умирает долго, к этому нехитрому закону Ариадна пытается притерпеться многие годы. Если была большая любовь, если у нее есть продолжение, если есть общность, умирать она будет долго. Видимо, наступил новый этап медленного умирания, к которому надо начинать приспосабливаться.
Залезла в сумку, вытащила телефон, чтобы вызвать такси. Откатила чемодан чуть в сторону и накинула на голову широкий шарф, чтобы хоть как-то прикрыть волосы от летящих хлопьев снега.
Сколько умирала любовь к Володе то и дело пытаясь возродиться? Годы. Многие годы. Ева росла, вспоминая папу во все более редкие визиты того в просторную, светлую квартиру в высотке на берегу Москвы-реки. Красивый новый дом в хорошем районе.
Сколько она верила в его любовь и в то, что у них семья? Года три, пожалуй. Еще три года после возвращения в Россию с дочерью на руках. Может, верила бы и дольше, если бы не обстоятельства, не дававшие закрывать глаза на правду. Очень легко верить ласковому мужчине, прижимающему тебя к сердцу ночью и шепчущему слова любви.
А ночами-то мужчины правды не говорят. Ночами за них говорит их благодарность за постельные радости, их фантазии из параллельной реальности, их вина, да и много что еще, в чем нет ни грамма трезвости.
Правду мужчины говорят днем, при ярком свете солнца, когда нельзя спрятать глаза. Первую правду Володя сказал, когда Ариадну позвали в театр Комиссаржевской ставить хореографию. Хороший контракт. Она его заслужила своим трудом. Своими постановками на самодеятельных сценах. Дадиани попросил воздержаться от сотрудничества с театром, отказавшим его ученику как постановщику.
– Почему?– удивленно вскинула аккуратную бровь Ариадна, вполуха слушая щебетание дочери.– Это хорошее предложение, я планирую его принять.– Ева побудет с бабушкой, я съезжу в Петербург. Хороший опыт, хороший пункт в портфолио. Для нашей школы – тоже большой плюс: их педагог ставит для такого уважаемого театра.
– Я рассчитываю, что мы все же одна команда,– поджал губы Дадиани.
– Мне отказываться теперь от всех предложений, в которых будут замешаны интересы твоих учеников?– удивление уже граничило с возмущением.– Володя, я же так не смогу взять ни одной работы?! Твои студенты – везде!
– От всех – не нужно. А от этой – откажись,– настоятельно попросил мужчина.
Утвердительного ответа ждать не стал, был уверен в силе своего слова и мере своего влияния. Остался на ночь, нежно любил, окружив Ариадну заботливой силой своей страсти. В нем был опыт, знания, умение чувствовать и любовь к ночным откровениям.
– Все-таки, пойми правильно, когда к тебе приходит близкий человек, почти сын, прося поддержать в его беде, ты соглашаешься, а потом выяснится, что работу отдали твоей жене. Ведь ты мне жена по смыслу и сути. Как в такой ситуации смотреть в глаза человеку?– шептал в темноте любовник.
В чем-то он был прав, но и Ариадна была по-своему права: такие предложения регулярно с неба не падают. Тем более убедилась в своей правоте, придя на работу и рассказав о возможно контракте Антону. У щуплого руководителя глаза на лоб полезли от того, что услышал:
– Аришка, звезда моя, ты вот сейчас серьезно размышляешь?!
Конечно, Антон по гроб жизни обязан Дадиани Ариадной, но не надо из его благодарности делать петлю, на которой администратор школы танцев должен взять и ни с того, ни с сего сам повеситься.
– Сейчас же звони и соглашайся!– сунул ей в руку собственный мобильник.– Совсем ненормальная женщина! Нашла от чего отказываться!
С подобными причитаниями о приоритетах в голове прекрасных дам Антоша ходил вокруг своей подчиненной до тех пор, пока она не договорилась о времени и месте встречи, а так же сумме договора. При том, что самой молодой женщине было совершенно неважно, сколько и чего ей заплатят. но, как только она об этом заикнулась, директор отобрал трубку и повел беседу уже в другом ключе, представившись менеджером хореографа Серебряковой. И так у Антошки ловко получалось гнуть свою финансовую линию, продавливая интересы подопечной, что даже залюбовалась им.
Этот телефонный разговор стал началом долгого пути рука об руку. За десяток лет совместного движения Антошка набрал солидности, какой-никакой мышечной массы в спортзалах и авторитета, позволяющего ему убивать одним взглядом из-за стекол все таких же очков, ну ладно, не таких же – намного дороже.
Итак, в первом большом деле нашелся Ариадне преданный друг, с которым начали большой путь к вершине. И преданный враг в лице того самого протеже Володи, из кляузных статеек которого Серебрякова узнавала много интересного о себе, от наличия миллионов в оффшорах и особняка на Мальдивах, до переломанных ног, рук и хребтов своих танцоров. И бумага-то все стерпит, не изморщится, а у интернет-пикселов изначально не задано функции деформации от кляузничества и вранья.
Сейчас уже не удивляется, а десять лет назад искренне верила, что Володя примет ее сторону в начавшейся борьбе. Мужчины познаются в успехе намного лучше, чем в печали. Дадиани не простил любовнице своеволия. Наказал тем, что исчез из ее жизни. И из жизни Евы, конечно, тоже. Хотя нет, не исчез, ушел показательно, чтобы поняла, чем не угодила и разочаровала. Прочитал длинную воспитательную речь, суть которой сводилась к мысли: не жена ты мне более и женой быть не можешь.
В ответ на это у сладкой девочки-Ариши, которая ублажала маститого Владимира Эдуардовича ночами и заглядывала ему в рот днями и прорезался голос, обозначивший характер. Во-первых, Ариадна напомнила, что женой Володе никогда не была. Во-вторых, даже мужу не будет позволено запрещать ей выбирать ту работу, которая ей по сердцу. А, в-третьих, ждать, когда папа Евы найдет в себе силы, а в плотном графике своей жизни время уже признать свою дочь официально ровней троим детям от законного брака, тоже как-то прискучило.
Если бы большой скандал означал завершение большой любви, как было бы просто, не правда ли? Но ведь ничего подобного! Ты все равно любишь. Может быть, после такого даже сильнее. Особенно, когда понимаешь, что и он не забыл. Ее большая светлая квартира, где они жили с Евой, оплачивалась так же аккуратно, как и раньше. Денег, наверное, было меньше, но женщина настолько была загружена работой, что тратить все равно не имела ни сил, ни времени. Ей хватало. Метро и автобусы не так дорого стоят. Ужином кормит мама, когда забирает от нее Еву.
Итак, сначала она злилась на Володю, потом испытывала признательность за то, что продолжает участвовать в жизни их маленькой семьи, хоть и носа не кажет. Потом обижалась, что ждет от нее первого шага навстречу, а ей гордость не позволяла делать этот шаг. А потом пришла. Был вечер, Ариадна стояла у служебного входа театра “Стелла”, ждала своего мужчину. Машина Дадиани была на месте, стало быть, и сам он еще оставался на работе.
Владимир Эдуардович вынырнул из дверей своего культурного заведения не один, а в обнимку с тоненькой до прозрачности невысокой брюнеточкой, на которую смотрел сверху вниз тем очаровывающим взглядом, который Ариадна знала прекрасно.
Чего точно не ждал руководитель театра тем вечером – встречи с бывшей, матерью своего ребенка. Возможно, тоже бывшего. Догонял молодую женщину, бегущую в темноту вечера на удивление споро для его неюных лет. Поймал за руку. И не стал извиняться. Может, он вообще, не умел этого делать. Всего лишь сказал:
– Я слишком долго ждал тебя.
Отвечать на его поцелуи не надо было, обнимать – тем более. А уж соглашаться на все, на что согласилась после.
В некотором смысле, секс в гостиницах – форма унижения себя. Вам попросту некуда идти: у него жена, у тебя ребенок и родители. И вы снимаете номер, где в тяжелом дыхании, торопливом стягивании одежды, быстром проникновении тела в тело на чужих, пусть и дорогих простынях, тебя берут про запас.
– Хорошо, что ты все-таки пришла,– лениво обводил крылышко лопатки подушечкой пальца Володя. Без тебя все совсем не так.
Лениво целовал длинную женскую спину, двигаясь от шеи к пояснице по позвоночнику.
– Никогда, ни одной женщине не хотел позвонить и про все забыть. Только тебе,– поцелуи замерли на крестце, большие мужские ладони накрыли обе ягодицы, чуть развел в сторону руками бедра и перетек поцелуями на внутреннюю поверхность. Женская спина непроизвольно прогнулась в ответ на ласку.
Лобзания и без того откровенные становились совершенно неприличными, абсолютно интимными, мужской язык поглаживал теплую плоть между женскими ногами. Развернулся, оказавшись лицом под возбуждающимся молодым телом и продолжил свою игру.
Где-то между оргазмами она ему простила все недостатки и ошибки, которые совершил. И была готова вернуться на прежние позиции. Но, видимо, у Володи были какие-то свои мысли по этому поводу. Отвез домой, поцеловал на прощание. И уехал. Сначала в ночь. Потом в командировку, потом с семьей на длительный отдых.
По возвращении он отвез ее в следующую гостиницу, потом был какой-то СПА-пансионат, потом еще что-то в том же духе. В той квартире, что оплачивал, больше не появлялся, Евой не интересовался. Даже не так: вежливо выслушивал, когда мать заводила разговор о ребенке, но сам не проявлял никакой инициативы.
Может быть, тогда надо было меньше работать и больше внимания уделять себе, чтобы вовремя заметить, что она стала не просто любовницей женатого мужчины, а проходным вариантом. Вероятно, одним из многих. Но Ариадне было не очень до тонких материй, школа танцев переезжала в новое здание. Расширялась. Они искали преподавателей классического и современного танца. Даже не очень переживала из-за странных свиданий, так как Ева папу уже забыла, сил знакомить их заново не было. В чем-то даже устраивал секс, не ведущий ни к чему и не требующий ничего. Перезагружалась, не обременялась. И все-таки, может быть, тогда любовь умирала безвозвратно, а Ариадна не замечала между страстными соитиями и постоянным желанием видеть дочку хоть немного чаще и немного дольше. Еще и хорошо бы неспящей. Все остальное время в жизни занимала ее школа. А ближе Антона попросту не было мужчины. Уж, конечно, Володе на такую меру близости претендовать не приходилось. Но ему и надо не было.
Глава 3
Постояла с трубкой в руках и запихнула назад в сумку. Хотелось чуть больше безвременья. Сейчас приедет домой, а там суета и подготовка к празднику. У Евы сегодня день рождения. Вечером придут ее друзья, будет вечеринка. Маме велено смыться из поля зрения. Взрослые люди гуляют. Двенадцать лет как-никак. Ей уже можно на переднее сидение в автомобиле без детского кресла. Считай, аттестат зрелости.
Как же все быстро-то! Еве – двенадцать, Школе Ариадны – пятнадцать. Ее театру современного балета – полные семь лет. Любви, которой больше нет… А вот тут дат не знала. Есть любовь, как удар молнии, как было с Володей, а бывает и иначе.
Ее не было неделю: выезжали на конкурс в Казахстан. Международный турнир танцевальных коллективов “Мир танца”. Вернулись молодцами с первой премией, а хотелось гран-при. Через три года возьмут и его.
Антошка встретил в аэропорту, всех усадил в заказанный автобус и повез к зданию школы, по дороге сообщая, что успело произойти за время отсутствия Ариадны. Было все более или менее гладко, не считая визита СЭС и пожарников.
