Скромника наполнило страшное и странное ощущение силы. Гном просто подойдёт и возьмёт – и ничего ему не будет. Если украдёт чуть-чуть у преступников, то никто не пострадает. А ему будет еда, вкусная и свежая… Гном плохо запомнил саму кражу – но момент осознания навсегда въелся в память.
Он украл не с полки магазина. Ни из ресторана, ни с богатого стола. Он украл у детей – маленьких, беззащитных, ранимых – тех, с кем сравнивал себя. Разве может гном считать себя ребёнком, будучи преступником? Осталась ли у него та светлая и нежная душа, или она проиграла голоду?
Думая об этом сейчас, лёжа на полу, у Скромника на глазах всё-таки выступили крупные горючие слезы. Его грудь разъедала совесть, щеки плавились от стыда, а живот горел от голода.
«Ну сейчас-то чего думать? Уже украл! Ешь давай», – рявкнул на него голос.
Гном пискнул, как раненый зверь, и впился зубами в корку хлеба, успевшую заветреться. Как сладка и горька была она!
Глава 3
Стоило солнцу пробиться сквозь маленькие пыльные окошки каморки, как гном скатился с трубы и потянулся к аккуратно сложенной на манер тетрадки газете, исписанной чёрным маркером прямо по тексту. Подставив бумагу под свет, Скромник вычеркнул несколько строчек и внимательно вгляделся в другие. Хитрое сооружение имитировало ежедневник и очень помогало ему ориентироваться в днях и делах.
– Ещё одно собеседование провалил, – вздохнул он. – Ну ничего, осталось ещё четыре, как минимум.
«Ага, ещё четыре акта позора», – поддакнул голос.
– И что ты предлагаешь? Лечь и умереть? Уж лучше к Умнику…
«Да-да, ты только и можешь что бежать. Трус».
– Да помолчи ты! – прикрикнул Скромник и осекся, вспоминая, что разговаривает сам с собой. – Значит, ещё одно, сегодня, в десять.
Гном перекусил остатками вчерашнего ужина, умылся в бочке, стоящей под водосточной трубой и, пригладив тёмные вихри на голове, отправился на остановку.
Скромник всегда катался на трамвае – уж очень ему нравилось, как вагончик скользит по рельсам, как хлопают дверки, как стучат ветки по крыше. Он садился сзади у большого окна и, выворачивая шею, разглядывал улицы и машины, дорожное движение и людей. Конечно, гном пробовал кататься и в автобусе, и на метро, но духота с темнотой и толпой отталкивали его. Трамваем же обычно пользовались бабушки, которые если и обращали на него внимание и скандалили, то только от скуки, нежели со зла.
Две остановки он проехал напрягаясь и оглядываясь, оставшиеся две – закрыв глаза и глубоко дыша, настраиваясь. И зачем его понесло в этот мир? Сидел дома, жил счастливо, в любви и заботе, а теперь – ходи давай, крутись, ищи себе место. С кем бы ещё могло произойти такое, как ни с самым скромным гномом? Наверное, у них должен был родиться брат Невезунчик, но не сложилось, и все качества добрый Скромник принял себе.
На третьей остановке в трамвай ввалился ком шума и беспокойства, который нарушил старческо-гномью идиллию. Трое парней в чёрном – на вид старшеклассников или студентов – гогоча, прошли внутрь. Скромник сжался и постарался не обращать на них внимания. Парни притихли, занялись телефонными переговорами, но скоро одного из них укачало – что он торжественно объявил – и тот принялся выискивать занятие, заскользил глазами по трамваю… нашел бабушку, которая косо на него посмотрела и отвернулась. Он продемонстрировал ей отсутствие одного из передних нижних зубов. После, естественно, заметил Скромника, который от безвыходности притворился спящим. Мог бы – прикинулся мёртвым, да лечь некуда было. Сквозь полузакрытые веки гном увидел, как парень толкнул локтем друзей, все обратили на него взор. Скромник сжал вспотевшие ладошки. Парни отвернулись, зашептались, а после снова стали оглядываться.
Тут на четвёртой остановке все бабушки, сидящие с гномом в ряду, неожиданно вышли. Скромник почувствовал, как стыд и ужас подбираются к его горлу. Парни сели рядом.
«Силы небесные, одна остановка. Всего одна остановка».
– Ля, карлик мне едва до плеча достаёт, – слишком громким шёпотом сказал один.
– Спорим, с пола до ремня не дотянется.
– Ну не настолько, побьётся лбом об коленки – и все.
Скромник снова решился посмотреть на них сквозь ресницы – и увидел направленную на себя камеру и довольное лицо студента.
– Эй, гном, – позвал его один.
Он молчал и старался выглядеть спящим.
– Гном, вставай, шахты не обработаны, Белоснежка не удовлетворена! На Беса ты пока не тянешь, а вот на Полубомжа очень даже…
Скромник аж вздрогнул.
– Смотри, он дёргается!
– Да он весит, как две бутылки пива.
– Меньше!
– Забьемся?
Две пары рук с длинными корявыми пальцами потянулись к Скромнику. Он подскочил и бросился в проход, но парни были сильнее и притянули его назад за шкирку, как котёнка.
– Да он совсем невесомый.
– Смотри как ножками дёргает!
Скромник молча пыхтел, отбиваясь.
– Что ты мямлишь, нам просто интересно.
Бабушки в трамвае стали на них оглядываться, что-то причитать себе под нос, но, естественно, на помощь никто не пришёл.
– Смотри, голова, как моя рука.
– Да что вы себе позволяете! Пустите! – Скромник пнул в подбородок одного из них и упал на пол, отполз на коленках и бросился в переднюю часть вагона тарабанить о кабинку водителя.
– Откройте дверь, пожалуйста, откройте.
– Молодые люди, прекратите, я сейчас полицию на вас вызову!
– Пожалуйста-пожалуйста!
Парни сзади хохотали, даже не пытаясь подняться и броситься за ним в погоню. Гном, красный от волнения, вцепился в уголок водителя и, как только трамвай дополз до остановки, выбежал на улицу.
Скромника трясло от страха, ладошки покрылись мелкими белыми пятнышками, а лицо – пунцовыми. Гном бежал, хлюпая сапожками по лужам, брызгая во все стороны, расталкивая людей. Заскочил в какой-то проулок, где стояли мусорные жбаны, и сел на брошенный, мокрый диван, обхватив голову. Из глаз, собираясь на кончике носа, текли тёплые капельки пережитого страха. Скромник крепко сжал передние локоны в кулаке, пытаясь найти выход злости и боли. Кожа на голове загорелась, волосы – чёрные завитки – рвались под грубыми пальцами.
«Главное – дышать», – говорил себе гном и пытался позволить расшириться лёгким, чтобы наполнить грудь воздухом. Однако рыдания подкатывали к горлу, и Скромник только хрипел, задыхаясь. – «Вот и поработал, вот и отдохнул».
«Ты опаздываешь», – любезно напомнил ему внутренний голос.
– Что? Нет…
Гном, все ещё некрепко стоя на ногах, выглянул из переулка. Солнце не светило и определить время он не мог, но внутренние часы подсказывали – да, он уже опаздывал. Беспокойство совсем затопило гнома: он не мог пойти к ним в таком виде – но и не мог опоздать, не мог успокоить себя для собеседования – но и не мог стоять и тратить драгоценные крупицы времени.
«Да, давай ещё часок поразмышляем», – подбодрил его голос.
Скромник вскрикнул от отчаяния и бросился по улице в сторону высокого здания, покрытого зеркальными окнами и напоминавшего рыцаря – блестящего, страшного и беспощадного. Мелькали цветные зонтики и чёрные куртки, под ногами хлюпала вода, а над дорогами перемигивались светофоры. С каждым шагом гном все больше понимал – торопиться уже бессмысленно. Но все же добрался до дверей офиса.
– Добрый день, я на собеседование, – прокричал он секретарше.
Девушка перегнулась через стойку и с любопытством посмотрела на него.
– Секундочку, – скрипнуло кресло и застучала клавиатура, – фамилия?
– Сергей Константинович Ромник.
Клавиатура снова застучала, а позже показалась голова секретарши.
– Извините, но ваше собеседование должно началось пятнадцать минут назад. Боюсь, вас уже не успеют принять, скоро придёт следующий кандидат. Мне очень жаль.
– Но… пожалуйста, я успею, правда!
– Молодой человек, – ласково улыбнулась девушка и осмотрела его – запачканного и растрепанного – с ног до головы. – Нет.
– Ладно, спасибо, хорошего дня, – на автомате сказал Скромник, опуская глаза. Он поплелся к выходу, только сейчас заметив, какие грязные следы оставил на белом мраморе.
«Я еду к Умнику», – решил он, ощутив дуновение холодного важного воздуха в дверях.
«Сдаёшься…», – сладко прошептал голос.
***
Скромник чувствовал, как тепло пропитывает и наполняет энергией тело. Под спиной до боли жарила труба, а на груди лежал телепорт, пульсирующий магией.
– Что я скажу Умнику? – задался вопросом Скромник, шмыгая носом. – Я… соскучился. Понял, что без вас не могу и не хочу.
«Ага, а у него уже семья и полный рот забот, только неуродившегося братца на шее не хватало».
– Но он же сам позвал…
«А что он мог сказать? «Вали на все четыре стороны, я нанянькался»?»
Гном почувствовал, как щеки налились краской.
– Ну почему же нянькаться? Я просто скажу, что буду рядом с ним, но сам по себе, все же спокойнее, чем одному неизвестно где… Он поймёт.
«И застрелится с досады»
– Он мой брат!
«Он заботился о тебе столько времени! А где твоя забота? Понимание? Любовь? Конечно, проще идти через соседскую дверь, чем залезть в свою форточку. Что скажешь другим братьям, когда – или если – вы снова встретитесь? «О да, я немного не сепарировался, так и таскаюсь за ремнем брата. Шанс был, но я им не воспользовался, потому что я тру-ус»
– Я не трус, замолчи!
«А кто же? Трём деревяшкам в трамвае не ответил, секретаршу не уговорил, чуть что – в слезы и к брату. Да Белоснежка вела себя мужественнее, чем ты»
– У неё были мы, а у меня – никого!
«Плохому ювелиру золото мешает».
Скромник гневно выдохнул и с силой отбросил от себя телепорт, который ударился о противоположную стену – а потом испуганно вскочил и бросился перед ним на колени. Не разбился. В ушах прогремел далёкий, как раскат грома приближающейся бури, смех. Он действительно жалок.
– Не поеду я никуда! Я… я… я буду сниматься в кино. И стану звездой мирового – нет, больше – вселенского масштаба, понял меня?
«Я у тебя в голове, глупышка. Конечно я тебя понимаю»
– Я звоню Рине и иду покорять мир, – тряхнул кулаками Скромник и бросился отыскивать в вещах визитку.
«У тебя нет телефона».
– А я докричусь!
«Дурачок».
– Сам дурак, конечно, я пойду звонить через зеркало, что за напоминания, кто здесь ещё глупый.
«Ты споришь сам с собой».
– Да замолчи уже!
Гном отыскал в пакетах визитку – и бросился на улицу.
Как во всяких домах премиум-класса, помимо консьержки и туалета на первом этаже, в каждом подъезде находилось три лифта, на стенах которых красовались огромные зеркала. Скромник забежал за одним из жильцов внутрь и, дождавшись пока тот уедет, сел на другой лифт, нажав верхний – тридцать третий – этаж. Сбежать от язвительного голоса у гнома решимости хватило, а вот перейти к действиям – тут парень вспомнил что вообще-то боится. Однако голос к нему не пришёл.
«Шарль Перро какой-то», – подумал он.
А вдруг она будет занята? Или уже забыла про него и приглашение аннулировано? Или все это было злой и соблазнительной шуткой, попытка снова выставить его клоуном? Скромник мялся, боялся переступить эту черту самостоятельного решения, но внутренне не чувствовал сопротивления. Что-то его манило в Рине – может, ядовитая красота, а может, проявленная доброта – и этот порог казался не таким страшным, хотя чёрная и пустая тьма будущего оставалось той же. Но ведь она будет только за чертой? И как только гном перешагнет её, тьма сразу отпрянет, приоткроет завесу тайны и явит ему либо бескрайнее счастье, либо непомерное горе. Однажды он уже принял важное решение, которое привело его к этой невыносимой жизни, и тогда порог также был зеркалом. Может, в этот раз ему повезёт больше?
Лифт пропиликал и остановился. Пока Скромник думал, он доехал на тридцать третий этаж.
– Я не буду больше дрожать, – прошептал гномик. – Я имею право быть счастливым и буду.
Выдохнув, Скромник приложил визитку к зеркалу и чётко выговорил «звонок». Двери лифта закрылись, он поехал вниз.
По зеркалу пробежала радужная рябь, на нем возникли два диких глаза с узкими зрачками и ядовитая улыбка кровавых губ.
– Сереженька! Я, признаться, успела по тебе соскучиться. Ну что, дорогой, когда мне тебя ждать? Машинку прислать? Быстро довезет и в тишине, не нужно будет по автобусами бродить.
– Да… нет… да, – от обилия вопросов Скромник растерялся и запнулся. Он же собирался так много ей сказать!
Рина засмеялась, показав кругленькие белые зубки.
– Ты очаровашка, малыш. Будь готов к десяти, выспись хорошенечко. Тебе ещё что-то нужно или до завтра терпит?
