Магдалина Шасть "Тёлочки в беде"

– Можно и в Полицию. Но их максимум – штраф за жестокое обращение с животным. Лучше на мясо курву пущу, – проговорила Татьяна зловещим полушёпотом.

– Ой, мама, не надо! Пожалуйста! Не надо! – запричитала перепуганная Маринка, покрываясь холодными мурашками от пяток до макушки. Она с грохотом швырнула нож на разделочную доску и выбежала прочь из дома, – А-а-а!!! – несчастная подвернула ногу и полетела с крыльца кубарем, сверкая белыми трусиками.

– Впечатлительная девочка. Любит скотину, – констатировала Татьяна, принимаясь на чистку моркови, – Осталось только Ваську подкараулить. Проклятый извращенец! – обманутая женщина чиркнула по пальцу острым лезвием. Брызнула кровь, – Хорошо, что хоть ножи наточил, сволочь!

Ничего, Вася, скоро узнаешь, как Татьяну Дубилину на вонючую корову променять! Изменщик и подлец.

Полосатая кошка Мурка, незаметно шмыгнувшая в хату, пока недалёкая Маринка стёсывала аппетитные коленки, потёрлась о ноги хозяйки, настойчиво требуя жратвы.

– Брысь, гадость!

Горизонтальная потасовка

Пётр неторопливо обошёл сельский клуб с торца и присел на приступок, чтобы покурить. Довольно ярко светила луна, освещая забетонированную дорожку в опасных выбоинах. По темноте недолго и ногу сломать. Даже убиться можно, если совсем не повезёт. Дом культуры называется.

Сегодня понедельник, а значит, в клубе выходной, поэтому скучающая молодёжь грызла семечки на скамейке. Остроумный балагур Федька уже полчаса рассказывал девчонкам, как в первый раз нажрался самогонки. Те ржали. Дурак. Лучше б бутылку купил и двух самых отвязных девок в лесок позвал, так надёжней. От трезвого смеха ещё никому нескромной ласки не перепадало. Толку, что подружек у Федьки куча? Секса, как не было, так и нет. Федька никогда умного Петра не слушал. Пингвин.

– Федя-Федя! – Петька не сразу понял, что звонкий девичий голосок окликает именно его, но, когда оглянулся, чуть не упал в обморок. Она. Маринка. С братом перепутала, – Пойдём, Федя, погуляем. Только не говори никому.

Кому говорить-то? Что ж он, дурак? Самого себя перед всем честным народом палить. Петька особенно глубоко затянулся, чтобы немного расслабиться. Ух, намечается что-то. Может быть, даже это самое.

– Пойдём, – отозвался он хрипло и поспешно бросился за юркой девушкой в ближайшую рощицу, пока никто их не остановил. Упругая, едва прикрытая футболкой Маринкина попка покачивалась в такт шагов, вызывая самые смелые фантазии. Похоже, на этот раз Пётр Фёдора опередит. Вот, брат взбесится!

В темноте тихонько зашуршали кленовые листья, а тропинка сменилась кучерявыми зарослями какого-то пахучего кустарника. Девушка резко остановилась и повернулась к Петру лицом, обдавая всё его взволнованное желанной близостью тело горячим жаром. Во рту у парня пересохло. Неужели для этого самого позвала? Что делать-то теперь? С чего начинать? Поцеловать? Может, обнять попробовать? Кровь от головы Петра явно оттекла куда-то вниз. Мысли запутались, а ладони предательски вспотели.

– Федя, мне помощь твоя нужна. Меня мамка зарезать грозится. Я домой идти боюсь. Помоги, Федя, а? Скажи, что со мной встречаешься.

Вот-те раз, а секс? Петька разочарованно поправил ставшие тесными штаны. Облом? Ну, нет!

– Не бойся, я тебя провожу. Потом, – казалось, вместо застенчивого Петьки, его голосом заговорил кто-то другой. Руки сами собой потянулись к тонкой девичьей талии, неожиданно проворно прижимая Маринкино бедро к своему паху. Наощупь её тело было невероятно горячим и нежным. Большие груди упёрлись прямо ему под дых, вызывая сладострастный спазм. Петька забыл, как дышать.

– Проводишь, честно? – выдохнула Маринка ему в лицо, облизывая пухлые губы. Кажется её лицо было мокрым от слёз. Вне себя от восторга Петька принялся неумело тыкаться носом в её заплаканные, прохладные щёки, нос, горячую шею… о-о-о…

– Честно!

Маринка сама обхватила его рот своими солоноватыми на вкус губами и легонько провела по его губам проворным язычком. Умеет целоваться, чертовка!

Он не помнил, как залез ей под футболку, отодвигая шелковистую ткань трусиков. Бритая. Захотелось поцеловать её там. Он опустился на колени, принимаясь жадно прижиматься к заветным складочкам губами и бесстыдно посасывать мягкую, ставшую влажной и податливой, плоть. От запаха её возбуждения Петьку затрясло. Девушка чуть слышно застонала, сладострастно извиваясь.

– Подожди-подожди, – вздрогнула она всем телом, ещё сильнее намокая, – Вот здесь, пожалуйста, – попросила она, истекая соками, – И пальчиком. Если можно.

Каким пальчиком? Петька опрокинул её в траву, уверенно стаскивая трусы и задирая футболку до самой шеи, вцепился трясущимися пальцами в заевшую молнию на брюках. От накатившей похоти его ставшая пустой голова совсем не соображала.

– Ой, нет. Не надо. Мне страшно, – Маринка судорожно сдвинула свои крепкие, опасно обнажённые ножки и поспешно поправила задравшуюся до неприличия одежонку. Отползла назад, отыскивая в траве беленькие трусики. Нервно затеребила эти треклятые трусы ручонками.

– Ты девочка ещё? – Петька настолько удивился, что его боевой настрой существенно поник. Девственница. В двадцать лет?

– Ну… да.

Петька не знал, радоваться ему или плакать, но делать «это самое» почему-то совсем перехотел. Как и провожать Маринку до дома. Вспомнились слова деда про генофонд и прочее. За девственницу ему, Петьке, точно яйца открутят. Оно ему надо?

– Предупреждать надо, – буркнул он еле слышно и устремился прочь. Даже побежал.

– Федя, а проводить? Ты же обещал! – жалобно захныкала Маринка где-то за его спиной. Но парень не ответил.

Петька ненавидел себя за трусость, но по-другому не мог. Не нужно ему Маринку Дубилину портить. Беда случится. Петька дедушке верил.

Грязная футболка

– Ну, ты где ходишь? Мать места себе не находит! Сколько можно по кустам прятаться. Давай домой!

Взъерошенный Васька подкараулил её на выходе из кленовой рощи, неожиданно вырастая из-под земли, как чёрный великан. Маринка даже взвизгнула от ужаса. Вот, мамка. Вот, змея. Мужику своему ничего не сделала, а её, дочь единственную, на мясо пустить решила? Где справедливость? Где материнская любовь?

Интересно, Васька Федьку видел? Вроде нет. Драка была бы.

– Не пойду я домой. Боюсь, – отозвалась Маринка капризно, вытряхивая из распущенных светлых волос травинки и веточки. Вот, Федька проворный. Опрокинул её, неопытную дурёху, на обе лопатки, как честную давалку. Она его даже толком оттолкнуть не успела. Чуть не трахнул, стервец. Внизу живота стало горячо.

– Чего боишься-то, Мариш? – раздражённо поинтересовался отчим, суетливо оглядываясь. Его уже полчаса ждала верная Маруська, поэтому травить байки не было времени. Чёрт бы эту надоедливую падчерицу трахнул! Самый сраный и раком. Боится она. Чего в маленьком селе бояться? Скуки?

– А то не знаешь?

Начинается! Она боится, а он догадаться должен. Вот, бабы. Вот, дурной народ. Что в сорок, что в двадцать – хрен поймёшь, что в их глупой башке творится. Девственности своей хвалёной лишилась? Наконец-то. Давно пора!

– Мне, Мариш, твои проблемы до пизды, – разозлился он, демонстративно сплёвывая и доставая из карману запечатанную пачку сигарет, – У меня своих проблем куча.

– Значит, и тебя мамка хочет на мясо пустить?

– Чё плетёшь-то? Домой иди. Мать переживает, плачет. Думает, увезли тебя похитители насильно, украли.

– Плачет?

– Ну, да. Тебя Танька больше меня любит.

Маринка шумно выдохнула, расслабившись. Она даже не заметила, что стоит посреди лунного света совсем одна. Подкуривший сигаретку отчим скрылся в ночной темноте, как будто в проруби утонул. Только лёгкое облако табачного дыма после себя оставил. Вроде был человек и исчез. Ну, и чёрт с ним.

Девушка благодарно улыбнулась – мамка её любит, резать не будет. Значит, просто припугнула. А вот Ваське, конечно, достанется. Всё он виноват!

Мамочка! Как могла Маринка в её любви усомниться? И она направилась к дому, весело приплясывая.

– Маринка, а с кем это ты в траве валялась, а? – налетела на дочку мать чуть ли не с самого порога. При свете ламп накаливания зелёные разводы на Маринкиной футболке сигнализировали о её недавнем славном падении всему миру, как семафор.

– Ни с кем, – ни на шутку испугалась девушка, шмыгая носом.

– Ты спину-то свою видела? С кем была, бессовестная? А, ну говори, с кем была? Повезу в район к гинекологу, всё сама узнаю! – запричитала расстроенная Танька, срываясь на крик.

– А разве там написано будет? – непонимающе уставилась на мать всё ещё невинная Маринка, глупо хлопая пушистыми ресницами.

– Написано, а я читать умею! – парировала Татьяна, зло дёргая дочку за испорченный травой подол.

– Прям имя? – не унималась Марина, отчаянно пытаясь понять, каким образом хитрая мать догадается, с кем она любовь крутила. Понятное дело, что сейчас всё в порядке, но на будущее хотелось бы подстраховаться.

– Марина! Тебя изнасиловали? Говори!

– Да не было ничего особенного…

– Кто тебя тронуть посмел, доченька? Говори, не бойся. Я своими собственными руками гада придушу.

А Федька-то бросил её, когда о девственности узнал! Маринка скривилась. Пусть теперь вероломный пацан за всё ответит. Не заслужил, хитрожопая шельма, чтоб она имя его скрывала.

– Пушко, – произнесла Маринка себе под нос.

– Валерий Петрович? – ужаснулась мать, роняя нижнюю челюсть на грудь. Её и без того крупные карие глаза расширились до размера чайных блюдец.

– Нет, конечно. Внук его Фёдор, – уверенно призналась девушка, понимая, что дороги к отступлению нет. Теперь несладко Федьке придётся, барану, – Он изнасиловать меня пытался, но я убежала.

– Не было ничего, честно? Не выгораживай обидчика!

– Честно. Даже раздеть не смог, – убедительно соврала Маринка, заливаясь краской, – Я его коленкой в пах ударила!

– Молодец. Вот, какая у меня дочь молодец. Никто теперь не скажет, что я прошмандень воспитала!

– Мама!

– Ой, Маринка, ты уже взрослая, всё понимаешь.

– Чё ругаешься-то?

– Не ругаюсь – горжусь!

Васька встрял

Эх, ну ничего себе! Вот это он попал! Как Маришка сказала? Танька его на мясо пустит? Тоже? Как других? Значит, правду добрые люди говорили: четверых мужиков его любезная Татьяна в расход пустила, а он следующий? И подарки не помогли. Вот, зараза!

От ужаса Васька вспотел.

Чёрная вдова.

Слово-то какое нехорошее, кровью попахивает и могилкой. Вася частенько в раскапывании могил участие принимал – мужик он крепкий, сильный, лопатой махал похлеще экскаватора, поэтому очень хорошо знал, как свежая земля пахнет. Выходит, нужно получше принюхаться, чтоб потихоньку привыкать? Нет-нет-нет. Душа его неистово противилась и готовиться к неизбежному не хотела.

На мясо? Как барашка? А Полиция? Где это видано, чтобы людей, как баранов, резали? Видно, Танька совсем спятила, если даже с дочерью-дурой делится. Таких людей надо за три улицы обходить, а не жениться на них. Отбитая.

Вспомнился день первой их с Татьяной встречи. Он её тогда чуть трактором по забору не размазал. Случайно, конечно. С той поры Ваське технику не доверяли. Засмотрелся на пейзаж: бескрайнюю степь и коров пасущихся, и бабу в красном платке не заметил. Ладно серый или голубой платок, но красный! Где глаза были? А храбрая Танька не растерялась, даже не испугалась почти. Заорала дурным голосом и к нему в кабину на ходу запрыгнула. Гимнастка, блин. Убью тебя, говорит, сейчас, чёрт косоглазый, и по голове пустым ведром бить принялась. Выходит, не врала, что убьёт? Он тогда этим трактором зажиточному соседу ворота смял, но Танька заступилась и деньжатами помогла. Не мог Васька не жениться. Как такой доброй бабе отказать? Просто не простил бы он себя за это.

А теперь что же? Финиш? Конец жизни молодой?

Ну уж нет! Бежать надо. И Маруську с собой позвать. Та заупрямится, ясное дело, застесняется и откажет. Не на аркане же её за собой тащить? Настроение испортилось. А без Маруси не то.

Васька так глубоко задумался, что не заметил свежую коровью лепёшку, вступил в неё правым кедом, поскользнулся и плюхнулся жопой прямо в говно. Полная, оранжевая луна, выглянувшая из-за ленивого облачка, осветила нелепую неловкость и снова куда-то спряталась. Вот и сходил жених на долгожданное свидание. Злая судьба приняла решение, а с Васькой не посоветовалась.

Дома перепачканного напрасными надеждами мужика ждало настоящее дело.

– Фёдор, внук Пушко, нашу Мариночку изнасиловать пытался, – заявила ему раскрасневшаяся, какая-то неестественно спокойная Татьяна прямо с порога, – Наказать его надо. Да так, чтоб запомнил.

– Да, Танюша, – радостный оттого, что Танькин прицел направлен на другого, Васька бодро стащил с себя грязные штаны и брезгливо швырнул их в сторону стиральной машинки. Может, искупаться, переодеться и снова…

– Вась, я не пойму, а чё говном-то воняет? Ах, ты! Фу-у… Зачем обосранное в дом принёс? Совсем чердак поехал? Бери штаны, шуруй на улицу! Хозяйственное мыло возьми.

Петька в раздумьях

Вечером вторника настроения идти в клуб у Петра не было. Вспоминались большие и голые сиськи Маринки, лежащей на земле с призывно раскинутыми в разные стороны стройными ножками, и пряный запах её соблазнительной дырочки. Попросила же девушка пальчиком! Почему не прислушался? А там бы расслабил её, как следует, и взял своё. Поторопился.

Нет, нельзя. Дедушка сказал, что беда грядёт. Кто угодно, но не Маринка. Кто угодно! Открутят ему местные за девственницу яйца, и как потом жить? Без яиц глупый Петька никому не нужен будет. Только бабушке.

Коварная Маринка даже не поняла, кому мацать себя позволила. Думала, что Фёдору. В сердце холодной и скользкой змеёй заползла лютая ревность. Выходит, Федька ей понравился? Значит, не в первый раз они с братом вот так откровенно милуются? Сама целоваться кинулась и даже лапать под трусами разрешила. Получается, что не Петька её вчера в траву завалил, а Фёдор?

– Петро, ты идёшь? – брат-разлучник. Да пошёл он!

– Не пойду, у меня понос, – убедительно соврал уже битый час сидящий на толчке Петя. Ему почему-то особенно хорошо думалось внутри деревянной будки деревенского гальюна. Здесь можно было почитать старые, бумажные журналы и даже вполне серьёзную литературу. А ещё непристойное видео по телефону посмотреть. Только бы старики не накрыли!

– Ну, бывай.

Петька включил видео на беззвучный, наслаждаясь двигающейся картинкой. Темнокожий чувак с огромным хером увлечённо драл пышногрудую блондинку в красном корсете прямо в попу. Широко раздвинутые половые губы девицы дразняще прыгали по экрану вверх-вниз. Умеют же буржуи снимать! Петька вытащил из семейных трусов свой разбухший от впечатлений агрегат и принялся за похабное дело.

– Петя, сколько можно в туалете сидеть? Тебе плохо, внучок? – спросила бабушка, чуть не прижимаясь к щели в двери любопытным лбом.

– Блядь, – вздрогнул всем телом возбуждённый Петька, роняя телефон и обливая его преждевременным эякулятом, – Сейчас-сейчас, бабушка!

Потревоженный парень ещё раз крепко выругался себе под нос. Нигде покоя нет.

Как же хотелось Петру нормального, человеческого секса!

И дедушка, как назло, сегодня приболел, целый день у себя в комнатке лежал, кряхтел и с боку на бок переворачивался. Даже есть с семьёй не садился. Бабушка Лукерья ему тётку-фельдшера приводила, после которой в хате спиртом воняло. Видимо, врачиха уколола деду что-то. Если б не болезнь Валерия Петровича, Петька докопался бы до истины и всё, как есть, у старого выпытал. Наверняка, есть запасной вариант, и злое проклятье обойти можно.