Огонь внутри Арды тут же стих, как по команде. Ей даже стало не слишком жарко, впервые за долгое время. От облегчения она улыбнулась, и Стелла улыбнулась в ответ.
Это знакомство открыло новую главу в жизни обеих магичек. Невозмутимая Стелла стала для Арды настоящим спасением. Одного звука её голоса хватало, чтобы вечно бурлящее внутри пламя уменьшалось с масштабов лесного пожара до размера уютного домашнего очага. Юная пиромантка перестала страдать от жары и даже попросила коменданта переселить её из холодного крыла.
Без сложностей, правда, не обошлось. После того как Арда переехала в комнату Стеллы, она стала гораздо чаще сталкиваться с другими ученицами Академии. В том числе и с Нестой, которая каждый раз выдавала какую-нибудь ехидную колкость в адрес новоиспеченных подруг.
Но Стелла была рядом, и каждый раз, когда видела, что Арда вот-вот взорвётся, брала её горячую ладонь в свою холодную руку, что помогало магичке удержаться от выплесков силы.
Но их отношения не были актом альтруизма одного человека к другому. На самом деле, до дружбы с Ардой Стелле было крайне неловко в Академии. Её мало волновали обычные девчачьи проблемы, неинтересно было обсуждать учеников мужского пола из соседнего крыла, да и её вечно холодный взгляд голубых глаз популярности не добавлял.
И если с прозвищем «Сосулька» она вполне могла смириться, то ей совсем непонятна была агрессия учениц от того, что она не обижается на подначивания задир и никак не реагирует на остроты и мелкие хулиганские выходки. Чем спокойнее была Стелла, тем больше она бесила своих недоброжелательниц. Она уже всерьез опасалась, что когда-нибудь это противостояние перейдёт всякие границы, поэтому внезапный союз с Ардой, которая слыла самой опасной и непредсказуемой ученицей школы, оказался как нельзя кстати.
Чуть позже юные магички поняли, что плюсы от этой дружбы проявляются не только в социальной жизни.
Арда смогла вернуться к групповым занятиям, что было просто замечательно. Стандартная программа Академии была рассчитана на раскрытие как можно большего количества способностей у своих учеников, и занятия по всем видам магии входили в обязательную программу первых девяти лет обучения.
Мадам Лизетте же было совершенно неинтересно заниматься с Ардой ничем, кроме магии огня. Её утомляло наблюдение за вялыми попытками освоить заклинания из других областей знаний, поэтому она очень быстро прекратила преподавание всего, кроме пиромантии, совершенно справедливо полагая, что Арда не пойдёт жаловаться в ректорат.
Несмотря на все попытки, магия воды Арде так и не далась. Что, впрочем, было совсем неудивительно – редко кто сочетал в себе настолько противоположные способности. Зато она вполне успешно освоила телекинез, и даже немного научилась целительству и магии друидов.
Она каждый день приходила месту, где когда-то рос куст сирени. Ректорат Академии решил сделать здесь своеобразный памятник, огородив черный круг выжженной земли красными бархатными канатами, и установив каменную табличку с надписью:
«Магия разрушает. Магия и знания – созидают».
Впрочем, в этих словах скрывалась изрядная доля лукавства. В последние три года, когда потенциал каждого ученика был известен, обучение из общеобразовательного становилось узкоспециализированным. И одной из самых престижных специальностей была специальность, которая не создавала ничего – боевого мага.
Престижной для Академии. Не всегда – для мага.
После обучения каждый выпускник не был волен распоряжаться своей судьбой, а направлялся служить туда, куда укажет Академия. Доходы первых пяти лет службы полностью поступали в фонд учебного учреждения, а боевые маги стоили дороже всего.
А вот хочет ли сам маг убивать, обычно ни у кого не спрашивали.
Впрочем, если бы не Стелла, Арда бы и не задумалась о том, куда она сама желала бы попасть после распределения. Обладая такой разрушительной огненной мощью, она ни секунды не сомневалась в своей судьбе. Да если бы и захотела – мадам Лизетта, явно рассчитывавшая на щедрую премию, не позволила бы думать ни о чем кроме боевой магии. Грант за такую ученицу вполне мог обеспечить ей безбедную старость…
Но Стелла, теперь почти ежедневно залечивающая раны подруги после тренировок, как-то раз спросила:
– А тебе вообще нравится всё это?
– Что – это? – не поняла её Арда.
– Бои. Боль. Постоянные раны, у тебя и у других. Крики… Это так… неприятно.
Арда только пожала плечами в ответ.
– Скажи, а почему ты не лечишься сама? У тебя же неплохо получается.
И это была правда. Поначалу Арда давала Стелле практиковаться на своих ранах, потому что целительство интересовало её больше всего. Но теперь Стелла достигла такого уровня, когда учебные ранения подруги не были для неё хоть сколь-нибудь интересной задачей, а способностей самой пиромантки хватило бы для самолечения.
Чуть подумав, Арда поняла, что по-прежнему пользуется помощью соседки только по одной причине: ей нравится ощущение, что о ней заботятся.
Более того, ей и самой нравилось применять исцеляющие заклинания на других людях. А больше всего она любила уроки по магии друидов, на которые бегала тайком в своё свободное время. Тайком, потому что они не входили в её специализацию.
И чем больше Арда думала об этом, тем менее привлекательной ей казалась её дальнейшая участь. Она даже пыталась обратиться в распределительную комиссию, но ей было отказано, ввиду отсутствия веских оснований.
Единственное, что оставалось Арде – тихий бунт. Она коротко остригла волосы, хотя по традиции магички носили красивые причёски с дорогими гребнями. Пользуясь послаблениями в правилах для старших классов, пироматнтка перестала одевать нарядные платья, а иногда – к ужасу других учениц – вообще ходила по Академии в единственных штанах, допустимых для женщин – для верховой езды. Вот только лошади рядом не наблюдалось…
Мадам Лизетта недовольно поджимала губы, Неста презрительно кривилась, коменданты неодобрительно косились вслед, но всё было бестолку. Ну в самом деле, не отчислят же её на последнем году обучения!
Стелла только тихонько вздыхала. Сама она всегда выглядела безукоризненно и до унылого подобающе, но подругу не осуждала. Лишь изредка пытаясь вразумить – впрочем, без особого успеха.
За годы обучения они стали неразлучны, будто родные сёстры. Поэтому, в отличие от большинства учениц и учеников Академии, не слишком-то радовались накануне выпускного.
Стеллу распределили в столицу, в лекарскую Цитадель. А Арду – на самый край страны, в имение у северной границы, где магия огня была редкостью, зато вооружённые конфликты с соседями и разбойниками случались почти ежедневно.
Они долго сидели, обнявшись. Арда наслаждалась прохладой рук подруги. Хоть она уже и научилась контролировать огонь внутри себя, только со Стеллой она чувствовала себя человеком, а не факелом. А Стелла прислушивалась к вечно учащённому сердцебиению пиромантки, понимая, как будет скучать без неистовой соседки.
А потом Арда сидела одна в саду. Несмотря на то, что стояла весна и недавно прошли дожди, пышная трава и в этом году так и не смогла пробраться за пределы черного круга.
Арда положила руки на намертво въевшийся в землю пепел и прошептала заклинание роста, озаряя тьму всполохами магии. А затем встала и ушла, даже не отряхнув ладони. И не заметила ни внимательного взгляда притаившегося за углом коменданта, ни того, как в самом центре круга проклюнулся маленький росток сирени.
***
Будь Нейт в сознании, он бы, наверное, совсем не удивился тому, что его хозяин открестился от него, едва начались расспросы от обнаруживших избитого помощника пекаря стражников. Не удивился бы и тому, что его обвинили в попытке обворовать мастера Базилико. Может, даже был бы благодарен за то, что начальник стражи решил, что мальчишка уже достаточно наказан, и нет смысла тащить его в тюрьму.
Вот только ему было всё равно. Он балансировал на грани между забытьём и явью, но волны боли каждый раз утаскивали его обратно в темноту. Наверное, он бы так и умер там, на улице, если бы не старик Проныра.
Даже сам Проныра не знал, почему он вдруг проникся жалостью к избитому до полусмерти мальчишке и утащил его с улицы к себе в трущобы. Почему смачивал ему лоб грязной, но благословенно холодной мокрой тряпицей, когда Нейт метался в бреду от горячки. Зачем делился с ним своими скудными запасами, по большей части состоявшими из объедков.
Как бы то ни было, Нейт чувствовал себя бесконечно обязанным старику. И когда Проныра приказал ему обучиться воровству из карманов, на этот раз отказываться не стал.
Иногда Нейту казалось, что тот наёмник выбил ему не только пару зубов, но и вытряхнул из него немало принципов. Всё меньше в нём оставалось от того человека, которого пытались воспитать погибшие родители.
Зато ни Нейт, ни Проныра больше не мучились от голода. Ну разве что в самые неудачные дни.
А ещё через пару лет кто-то мастерски обчистил пекаря Фредо, украв солидную сумму, которую мастер копил дочери на приданое.
Правда, начальник городской стражи, так и не сменившийся с тех пор, особо рьяно начал прочёсывать трущобы. Не то чтобы Нейт побоялся, что про него вспомнят и узнают, но… В конце концов, небольшое путешествие же ещё никому не вредило, верно? Тем более, когда позволяют средства…
Несколько лет они со стариком бродяжничали. Промышляли в основном на ярмарках и в других людных местах, всегда стараясь подкопить деньжат, и к зиме снять комнатку на каком-нибудь постоялом дворе.
Но на этот раз им не повезло.
Город, в котором они оказались в конце сезона, хоть и мог гордиться своей базарной площадью и количеством продавцов и покупателей, по числу нищих тоже был на первых местах в стране. Что означало жесточайшую конкуренцию.
Уже после первых дней осенней ярмарки Нейта и Проныру приметили местные. Сначала им сделали вежливое предупреждение, потом двое неизвестных выписали шраф в виде фингала на лице бедняги Проныры, а затем попался и сам Нейт.
Но, как ни странно, трое молчаливых парней не стали его бить. Ну, удар в живот почти не считался – это было скорее приглашение не сопротивляться и идти за ними.
Сначала они спустились в городскую канализацию. Немного поплутав вонючими лабиринтами, они оказались в довольно просторном и относительно сухом помещении. Повсюду были нищие – кто-то играл в кости и карты, кто-то спал, несмотря на гул голосов. Нейт немного расслабился – вряд ли его притащили сюда, чтобы убить.
На возвышении, в красивом резном кресле, сидел мужчина средних лет. Он отличался от большинства присутствующих опрятным видом и аккуратно подстриженной бородой. На его пальцах блестели перстни, а взгляд черных глаз не был замутнён алкоголем или наркотиками.
Если бы мог, Нейт бы закатил глаза. В каждом городе обязательно был такой вот местный король нищих. Придурок, который считает, что именно он – реальная власть в городе. Обычно они с Пронырой таким личностям не попадались – воровали они мало, и подолгу в одном месте не задерживались. Но вот сегодня ему выпало счастье лицезреть главу отбросов лично.
Обернувшись на знакомый голос, Нейт увидел Проныру, которого впихнул в зал крепкий молодой мужчина. Он держал старика за шкирку брезгливо, двумя пальцами. Проныра жалко семенил ногами, вереща и возмущаясь. У Нейта сжалось сердце: его компаньон заметно одряхлел, что особенно бросалось в глаза на фоне плечистого бандита.
Их со стариком поставили ровно напротив типа с перстнями. Проныра сгорбился и опустил глаза, всем своим видом выражая раскаяние и беспомощность – впрочем, как всегда в критических ситуациях. Наученный жизнью и стариком Нейт тоже потупил взгляд – ни к чему ему быть битым в пору, когда так важно раздобыть денег к зиме.
– Вот они, босс – угодливо поклонился один из конвоиров.
Король нищих ещё несколько секунд разглядывал новоприбывших и задумчиво потирал перстни на коротких мясистых пальцах, после чего неожиданно приятным голосом сказал:
– Этот город – мой. Я – Брандон Кровавый, и никто не смеет здесь ничего делать без моего разрешения. Вы задолжали мне. Можете выбирать – расплатиться деньгами, или … ну скажем, тремя сломанными ногами. Для двоих это почти что со скидкой. Считайте это моим подарком в честь знакомства.
Свита тут же засмеялась шутке хозяина, причем так быстро, громко и неестественно, что Нейт сразу понял – Кровавый – это не для красного словца.
«Брандон-шмандон, – подумал он, – вас таких в каждой дыре по три штуки». И согласился на цену, которую хозяин трущоб запросил в качестве штрафа.
Вот только Брандон оказался не так уж и глуп. Сначала он долго держал взаперти Проныру, чтобы Нейт не сбежал.
А потом пришла зима, и им некуда было больше деться. Прекрасно это понимая, хозяин быстро расширял список обязанностей своих новообретенных работников. Проныра был отправлен на улицу попрошайкой, а Нейт… помимо карманных и домовых краж его стали привлекать к разборкам с неугодными. Кого-то серьезно напугать всё ещё тщедушный юноша не мог, но для массовки вполне годился. Ещё его заставляли прибираться после развлечений хозяина – наводить порядок в пыточной, вытаскивать из спальни Брандона тех девиц, которые не могли уйти на своих двоих…
И хоть Нейту самому и не приходилось никому причинять боль, раз за разом наблюдать всё это было просто невыносимо. Каждый вечер он тихонечко рассказывал всё Проныре, и они мечтали, как с первым теплом сбегут из этого проклятого места, и снова пустятся в путь…
Вот только от постоянного сидения на холодной земле и пронизывающем ветру Проныра совсем занемог. Ему даже иногда позволяли брать выходной и не идти попрошайничать – чтобы уж совсем не помер, что, впрочем, выздоровлению не помогло.
Поэтому в путь они не пустились ни с первыми тёплыми днями, ни с первой листвой… Весна уже готовилась отдать бразды правления лету, а Нейт и Проныра так и не смогли покинуть трущобы.
Проныра был настолько плох, что ему стали давать лекарства. И поэтому Нейт совсем не удивился, когда однажды его вызвали к хозяину. После привычной драматической паузы Брандон сказал:
– Ты со своим стариком стал дорого мне обходиться. Лекарства, еда, кров. Если ты думаешь, что мелкие кражи это окупают, то ты ошибаешься. Завтра выедешь с дозорными, будешь делать всё, что они скажут. Сбежишь – со стариком церемониться не стану. Всё понял?
Нейт похолодел. Дозорными здесь называли отряды разбойников, которых посылали грабить путников по дороге к городу. Эти грабежи нередко заканчивались убийствами, потому что странники часто были вооружены, и не желали добровольно расставаться со своим имуществом. А ещё там можно было не опасаться городской стражи, поэтому в дозорные частенько просились любители помучить людей, насильники…
Ночью Нейт упорно не сознавался Проныре, почему так мрачен. Но старик мог разговорить и старый башмак, и все-таки вытянул из него правду.
Проныра долго молчал, прерывая тишину только приступами кашля, а потом сказал:
– А ведь ты мне уже давно ничего не должен. Я тебя знаю, парень, не злой ты, а кишка у тебя тонка. Беде быть. Нельзя тебе в дозорные. Понимаешь?
В мутных старческих глазах Нейт видел всё: и усталость от болезни, и страх надвигающейся немощи, и разрешение для себя… Но он только крепко сжал руку Проныры и молча ушёл спать.
Утром Нейт присоединился к развесёлой компании из четверых отморозков, впервые за долгие годы сел верхом на лошадь, и отправился к выезду из города.
Чем дальше за спиной оставались ненавистные стены, тем легче становилось на душе. Прочь, прочь!
Его спутники были в прекрасном расположении духа. Сыпали сальными шутками, гоготали во всё горло, и даже удосужились познакомиться с Нейтом. Впрочем, он уже не раз видел их, только до этого старался избегать общения, надеясь на то, что они с Пронырой скоро уедут.
Молот, Кулак, Глыба и Грабля своим прозвищам соответствовали вполне. И тут же решили, что Нейту тоже обязательно нужно прозвище, но пока, увы, больше чем Соплю он не тянет. О чем и незамедлительно сообщили ему в весьма нелюбезной манере, утешив напоследок:
– Ну ты не ссы, Сопля. Посмотрим, какой ты в деле, тогда и видно будет, – важно сказал Молот
– В прошлом году с нами один парень в дозорах был, Прыщом звали. Рожа у него была – страсть! Хоть кулаками махать умел, но всё равно Прыщом и остался. Покуда мы карету с графской дочкой не встретили… Так вот, после того случая, его окромя как Большой Хер никто не звал, – Грабля развёл свои несуразно огромные руки на совершенно неправдоподобную ширину и заржал.
Нейт молчал. Он думал о Проныре. А ещё о том, как ему жаль, что он не очень-то хорошо ездит верхом…
***
– Госпожа, вы бы сели внутрь, места здесь неспокойные, – с неодобрением косясь на Арду, сказал кучер.
Арда только вздохнула. Она уже сбилась со счёта, сколько дней была в пути, и сколько переменила повозок. Сегодня было уже совсем по-летнему тепло, и болтаться на кочках внутри, в духоте у неё не было ни сил, ни желания. Вместо этого она достала зеркало, обрамлённое мерцающими кристаллами.
Кучер тут же постарался отодвинуться от неё ещё сильнее, едва не свалившись. Не так часто ему доводилось возить магов, и он крайне настороженно относился ко всем этим штучкам. Да и сказать по правде, болтовня Арды его тоже раздражала.
Не обращая внимания на его недовольство, Арда сосредоточилась и послала импульс. Вообще-то, телепатор выпускникам выдавали для экстренной связи с Академией, но Арда уже не первый раз нарушала правило, и общалась со Стеллой, по которой успела ужасно соскучиться.
– Боги, ну у тебя и вид, – вместо приветствия сказала ей подруга. Арда только засмеялась. До того, как телепатор показал ей Стеллу, в зеркальной поверхности она тоже видела себя – растрёпанную от ветра и раскрасневшуюся от жаркого солнца. – Ты могла бы хоть в дороге одеться в форму? Хотя бы ради безопасности!
Сама Стелла смотрелась просто безукоризненно. Красивое лицо, замысловатая высокая причёска, форменное синее платье выпускницы-целителя оттеняет голубые глаза – хоть сейчас на встречу с заказчиком. Хотя приёма Стелле было ждать ещё неделю или две – официальная церемония в Цитадели – дело не быстрое.
– Ты же меня знаешь, – улыбнулась Арда.
– Знаю. У тебя всё в порядке?
– Насколько это может быть. А у тебя?
– Чуть более того. Мне дали допуск в библиотеку. А ещё я узнала, что в Цитадели собираются разбить дополнительный сад, и не только для лекарственных растений. Надеюсь, мне найдётся там работа.
– И я надеюсь. Рада была тебя слышать!
Дождавшись ответа, Арда прервала сеанс. И тихо вздохнула. Она не хотела надевать своё форменное огненно-рыжее платье не только из-за привычек. Стеллу ждали больные и сад, а её… Она не хотела об этом думать. Но и не думать не могла.
Даже погружённая в мрачные мысли, Арда почувствовала зуд между лопаток – как всегда, когда на неё смотрели. Она повернулась к кучеру и замерла – он старательно игнорировал её, уставившись только на дорогу перед собой. А значит…
Что это значит, Арда додумать не успела. Миг – и воздух со свистом прорезала стрела, впившись кучеру в горло. Он захрипел и упал с козел. Оставшиеся без управления лошади испугались и дёрнулись было вперёд, то тут же упёрлись в поваленное дерево, испуганно фыркая и переступая с ноги на ногу.
Из придорожных кустов появились трое мужчин. Но по непрекращающемуся зуду Арда поняла, что нападавших больше, просто она видит не всех.
– Так-так-так… – произнёс самый крупный и плечистый разбойник, – барышня, а не желаете ли составить нам компанию, – притворно-любезно произнёс он, изобразил неловкий поклон и загоготал. – Грабля, смотри, какая штучка!
Арда сделала над собой нечеловеческое усилие, и как могла спокойно ответила:
– Господа, должна вас предупредить, что я спешу. Видите ли, я боевой маг, и меня очень ждёт мой заказчик.
На мгновение мужчины напряглись – но всего лишь на мгновение.
– Да ты себя видела, замухрышка? Ты думаешь мы не знаем, как выглядят магички? Ну, хватит. Поигрались и будет, – сказал плечистый и свистнул.
В кустах позади повозки, реагируя на свист, Кулак сунул в руку Нейта кинжал.
